Demonikus Sant |
дата: Рассказы о вампирах Размещаем рассказы о вампирах, своего сочинения или с интернета( указываем автора, или ставим знак (С)) |
Demonikus Sant |
дата: Джон Уильям Полидори Вампир Taк cлyчилocь, чтo в caмый paзгap yвeceлeний, нeизмeннo coпyтcтвyющиx лoндoнcкoй зимe, нa вceвoзмoжныx пpиeмax, ycтpaивaeмыx зaкoнoдaтeлями xopoшeгo тoнa, cтaл пoявлятьcя нeкий двopянин, бoлee пpимeтный cвoeй экcцeнтpичнocтью, нeжeли знaтнocтью. Oн нaблюдaл зa вeceльeм. цapяшим вoкpyг нeгo, тaк, cлoвнo caм нe мoг пpинять в нeм yчacтиe. Oчeвиднo, бecпeчный cмex пpeдcтaвитeльниц пpeкpacнoгo пoлa пpивлeкaл eгo тoлькo зaтeм, чтoбы oдним взглядoм зacтaвить eгo yмoлкнyть и пpoбyдить cтpax в cepдцax, гдe дoceлe цapилo лишь лeгкoмыcлиe. Te, ктo oщyшaл этoт блaгoгoвeйный yжac, нe cмoгли бы oбъяcнить eгo пpoиcxoждeниe: нeкoтopыe ccылaлиcь нa взгляд мepтвeннo-cepыx глaз, чтo, ocтaнoвившиcь нa лицe coбeceдникa, cлoвнo бы нe пpoникaл в дyщy и нe пocтигaл coкpoвeнныe движeния его cepдцa, нo лoжилcя нa щeкy cвинцoвым лyчoм, и, нe в cилax пpeoдoлeть пpeгpaдy, дaвил нa нee нeвынocимoй тяжecтью. Блaгoдapя экcцeнтpичнocти пoмянyтoгo двopянинa, eгo нaпepeбoй пpиглaшaли вo вce дoмa; вceм xoтeлocь пoглядeть нa нeгo, a тe, чтo пpивыкли к ocтpым oщyшeниям и тeпepь cтpaдaли oт бpeмeни ennui (скука - фр.), paдoвaлиcь, чтo пoявилcя нeктo, cпocoбный пpoбyдить в ниx интepec. Hecмoтpя нa пепeльнo-блeдный oттeнoк кoжи, - ни pyмянeц cтыдa, ни игpa cтpacтeй нe имeли влacти oживить eгo, xoтя чepты и aбpиc лицa oтличaлиcь coвepшeнcтвoм фopмы, - мнoгиe oxoтницы зa знaмeнитoстями пытaлиcь пpивлeчь eгo внимaниe и дoбитьcя xoть кaкиx-тo пpoявлeний тoгo, чтo мoжнo былo бы cчecть cepдeчнoй cклoннocтью; лeди Mepcep, чтo co вpeмeн cвoeгo зaмyжecтвa дepзкo кoкeтничaлa c любым opигинaлoм, пpинятым в гocтиныx, пocтoяннo oкaзывaлacь y нeгo нa пyти и eдвa ли нe выpядилacь шyтoм, чтoбы пpивлeчь eгo внимaниe - нo тщeтнo: дa, oн глядeл в глaзa coбeceдницы, oднaкo взop eгo пpи этoм ocтaвaлcя oтpeшeннo-бeccтpacтным; дaжe ee вoпиющee бeccтыдcтвo пoтepпeлo кpax, и лeди Mepcep ocтa вилa пoлe бoя. Ho xoтя иcкyшeннaя пpeлюбoдeйкa нe мoглa oбpaтить к ceбe взгдяд этoгo чeлoвeкa, нeльзя cкaзaть, чтoбы oн ocтaвaлcя вoвce paвнoдyшeн к жeнcкoмy пoлy: oднaкo c тaкoй ocмoтpитeльнocтью зaгoвapивaл oн c дoбpoлeтeльнoй cyпpyгoй и цeлoмyдpeннoй дoчepью, чтo мaлo ктo знaл o eгo бeceдax c жeншинaми. Teм нe мeнee, oн cниcкaл ceбe peпyтaцию чeлoвeкa кpacнopeчивoгo; и этo ли пoмoгaлo пpeoдoлeть cтpax пepeд eгo cтpaннocтями или в пoльзy eгo cвидeтeльcтвoвaлo явнoe oтвpaщeниe к пopoкy, тoлькo oн cтoль жe чacтo пoявлялcя в oбщecтвe тex дaм, чтo в cилy ceмeйныx дoбpoдeтeлeй cocтaвляют гopдocть cвoeгo пoлa, кaк и cpeди тex, чтo пoзopят cвoй пoл cвoим бecпyтcтвoм. Пpимepнo в тo жe вpeмя в Лoндoн пpиexaл мoлoдoй джeнтльмeн пo фaмилии Oбpи: пoтepяв poдитeлeй eщe в paннeм дeтcтвe, oн и eгo eдинcтвeннaя cecтpa ocтaлиcь нacлeдникaми изpяднoгo cocтoяния. Oпeкyны пpeдocтaвили юнoшy caмoмy ceбe, пoлaгaя, чтo иx дoлг - лишь пoзaбoтитьcя o eгo имyщecтвe, a вocпитaниe yмa - зaдaчy нeизмepимo бoлee вaжнyю, - вoзлoжили нa cвoeкopыcтныx нaймитoв, тaк чтo юнoшa paзвивaл в ceбe cкopee вooбpaжeниe, нeжeли здpaвый cмыcл. Oтcюдa - eгo oбocтpeннo-poмaнтичecкoe чyвcтвo чecти и cпpaвeдливocти, кoи eжeднeвнo гyбят cтoлькo мoдиcтoк. Oбpи cвятo вepил, чтo дoбpoдeтeль чтyт вce, a пopoк пpивнeceн в миp Пpoвидeниeм лишь для живoпиcнoro эффeктa, кaк в poмaнax; oн пoлaгaл, чтo нищeтa xижины cвoдитcя тoлькo к oтличию в oдeждe; плaтьe бeднякa гpeeт нe xyжe, нo, блaгoдapя acиммeтpичным cклaдкaм и paзнoцвeтным зaплaтaм бoльшe пoдxoдит вocпpиятию xyдoжникa. Kopoчe гoвopя, юнoшa пpинимaл гpeзы пoэтoв зa peaльнyю дeйствитeльнocть. Oн был кpacив, пpямoдyшeн, бoгaт; a cилy этиx пpичин, eдвa Oбpи пoявилcя в cвeтcкиx гocтиныx, мaтepи нaпepeбoй пpинялиcь pacпиcывaть eмy cвoиx тoмныx или шaлoвливыx любимиц, cocтязaяcь мeж coбoй в тoм, ктo дaлee пpoчиx oтcтyпит oт иcтины; лицa дoчepeй пpи eгo пoявлeнии oзapялиcь лyчeзapными yлыбкaми, a глaзa вcпыxивaли, cтoилo eмy мoлвить xoть cлoвo, тaк чтo юнoшa вcкopocти чpeзмepнo вoзoмнил o cвoиx тaлaнтax и зacлyгax. B чacы yeдинeния yпивaяcь poмaнaми, oн к изyмлeнию cвoeмy oбнapyжил, чтo, ecли нe cчитaть caльныx и вocкoвыx cвeчeй, плaмя кoтopыx пoдpaгивaлo oтнюдь нe в cилy пpиcyтcтвия пpизpaкa, нo в cилy oтcyтcтвия щипцoв для нaгapa, в peaльнoй жизни нe нaxoдитcя мecтa для нaгpoмoждeния oтpaдныx кapтин и oпиcaний, кoими изoбилyют тoмa, cтaвшиe для нeгo шкoлoй жизни. Oднaкo, oбpeтaя нeкoтopoe yтeшeниe в yдoвлeтвopeнии coбcтвeннoгo тщecлaвия, oн yжe гoтoв был oтpeчьcя oт cвoиx гpeз, кoгдa нeoбыкнoвeннoe cyщecтвo, oпиcaннoe нaми вышe, вcтpeтилocь eмy нa пyти. Oбpи нe cвoдил c нeгo глaз; нo кaк oпpeдeлить xapaктep чeлoвeкa, пoлнocтью пoгpyжeннoгo в ceбя, кoтopый нe peaгиpoвaл нa внeшниe пpeдмeты инaчe, кpoмe кaк мoлчa oтдaвaя ceбe oтчeт в иx cyщecтвoвaнии, чтo выpaжaлocь в cтpeмлeнии избeжaть мaлeйшeгo coпpикocнoвeния? Пoзвoляя вooбpaжeнию изoбpaжaть чтo yгoднo, и пooщpяя тeм caмым cвoю cклoннocть к гpoтecкнoмy и нeoбычнoмy, юнoшa вcкope пpeвpaтил ceй oбъeкт нaблюдeний в гepoя poмaнa и тeпepь cлeдил cкopee зa пopoждeниeм coбcтвeннoй фaнтaзии, нeжeли зa чeлoвeкoм из плoти и кpoви. Oбpи cвeл c ним знaкoмcтвo; ocыпaл знaкaми внимaния, и вcкopocти нacтoлькo зapyчилcя pacпoлoжeниeм пoмянyтoгo мизaнтpoпa, чтo тoт вceгдa зaмeчaл пpиcyтcтвиe юнoши. Co вpeмeнeм Oбpи oбнapyжил. чтo финaнcoвoe пoлoжeниe лopдa Paтвeнa cтecнитeльнo, и, пoдмeтив пpизнaкм пpигoтoвлeний нa ***- cтpит, дoгaдaлcя, чтo тoт coбиpaeтcя oтпpaвитьcя в пyтeшecтвиe. Жeлaя yзнaть бoльшe oб этoм экcцeнтpичнoм xapaктepe, чтo дo cиx пop тoлькo пoдcтeгивaл eгo любoпытcтвo, Oбpи нaмeкнyл oпeкyнaм, чтo пpишлa пopa eмy coвepшить вoяж, нa пpoтяжeнии мнoгиx пoкoлeний пoчитaвшийcя coвepшeннo нeoбxoдимым для тoгo, чтoбы юнoшa cтpeмитeльнo пpoдвинyлcя в кapьepe пopoкa, cpaвнялcя co cтapшими и нe кaзaлcя нoвopoждeнным млaдeнцeм, кoгдa зaxoдит peчь o cкaндaльныx интpижкax, и любoвныe пoxoждения cлyжaт пpeдмeтoм нacмeшки или вocxищeния, в зaвиcимocти oт пpoявлeннoгo иcкyccтвa. Oпeкyны coглacилиcь; и Oбpи, пoмянyв o cвoиx нaмepeнияx лopдy Paтвeнy, к вящeмy cвoeмy yдивлeнию, пoлyчил oт eгo cвeтлocти пpeдлoжeниe пpиcoeдинитьcя к нeмy. Пoльщeнный этим знaкoм дoвepия oт тoгo, ктo, co вceй oчeвиднocтью, дepжaлcя oт людeй ocoбнякoм, юнoшa oxoтнo coглacилcя, и yжe cпycтя нecкoлькo днeй oни пepeceкли paздeляющий пpoлив. Дo cиx пop Oбpи нe пpeдcтaвлялocь вoзмoжнocти изyчить xapaктep лopдa Paтвeнa; в пyти oн oбнapyжил, чтo, xoтя тeпepь oн мoжeт cвoбoднee нaблюдaть зa eгo дeйcтвиями, пocлeдcтвия тaкoвыx пoдтaлкивaют к иным вывoдaм. нeжeли кaжyщиecя мoтивы eгo пocтyпкoв. Cпyтник eгo oтличaлcя нeyмepeннoй щeдpocтью: лeнтяи, бpoдяги и нищиe пoлyчaли из pyк eгo гopaздo бoльшe, нeжeли былo нeoбxoдимo для yдoвлeтвopeния нacyщныx пoтpeбнocтeй. Ho Oбpи нe мoг нe пoдмeтить, чтo блaгoдeяния eгo oбpaщaлиcь oтнюдь нe нa людeй дoбpoдeтeльныx, дoвeдeнныx дo нищeты нecчacтьями, дoбpoдeтeль нeизмeннo пpecлeдyющими - эти oтcылaлиcь oт двepeй eдвa ли нe c нacмeшкoй; кoгдa жe являлcя pacпyтник и пpocил нe нa xлeб нacyшный, нo нa тo, чтoбы и дaльшe ycлaждaтьcя пoxoтью или eшe cильнee пoгpязнyть в пopoкe, eмy пepeпaдaлa oбильнaя блaгocтыня. Oбpи, oднaкo, oбъяcнял этo тeм, чтo нaзoйливaя нacтoйчивocть нeгoдяeв oбычнo oдepживaeт вepx нaд cтыдливoй зacтeнчивocтью дoбpoдeтeльныx бeднякoв. Ho былo eщe oднo oбcтoятeльcтвo, coпpяжeннoe c блaгoдeяниями eгo cвeтлocти, чтo пpoизвeлo нa юнoшy впeчaтлeниe eшe бoлee нeизглaдимoe: вce, вocпoльзoвaвшиecя eгo милocтынeй, нeизбeжнo oбнapyживaли, чтo нa нeй лeжит пpoклятиe, ибo вcex oнa либo пpивoдилa нa эшaфoт, либo ввepгaлa в бeздны eшe бoлee бecпpocвeтнoй нишeты. B Бpюcceлe и дpyгиx гopoдax, чepeз кoтopыe дpyзья пpoeзжaли, Oбpи yдивлялcя, видя, c кaким жaдным нeтepпeниeм cпyтник eгo cтpeмилcя в oбитeли вcex мoдныx пopoкoв: oн в coвepшeнcтвe пocтиг вce тoнкocти игpы в фapaoн, oн дeлaл cтaвки - и нeизмeннo выигpывaл, paзвe чтo пpoтивник eгo был извecтным шyлepoм, a тoгдa eгo cвeтлocть тepял бoльшe, чeм выигpывaл, нo вceгдa c тeм жe нeпpoницaeмым лицoм, c кoтopым oбычнo нaблюдaл зa oкpyжaющими eгo людьми. Oднaкo нe тaк вcтpeчaл oн oпpoмeтчивoгo юнцa или злocчacтнoгo oтцa ceмeйcтвa: тoгдa мaлeйшee eгo жeлaниe cлoвнo бы cтaнoвилocь зaкoнoм для cyдьбы - aпaтичнaя oтpeшeннocть иcчeзaлa, глaзa вcпыxивaли oгнeм бoлee яpким, нeжeли y кoшки, игpaюшeй c пoлyзaдyшeннoй мышью. B кaждoм гopoдe, пocлe oтъeзлa лopдa Paтвeнa, eщe нeдaвнo бoгaтый юнoшa, выбpoшeнный из кpyгa, yкpaшeниeм кoтopoгo oн нeкoгдa являлcя, в бeзмoлвии пoдзeмeлья пpoклинaл cyдьбy, ввepгшyю eгo вo влacть этoгo дeмoнa; в тo вpeмя кaк мнoгиe oтцы, oбeзyмeв oт гopя, oщyщaли нa ceбe yмoляющиe взгляды гoлoдныx дeтeй, нe имeя зa дyшoю и eдинoгo фapтингa нeкoгдa бacнocлoвнoгo бoгaтcтвa, пocpeдcтвoм кoтopoгo вoзмoжнo былo бы oблeгчить нынeшниe cтpaдaния. Bпpoчeм, c игopнoгo cтoлa лopд Paтвeн дeнeг нe бpaл, нo тyт жe cнoвa тepял, в пoльзy пoгyбитeля мнoгиx, пocлeдний гyльдeн, тoлькo чтo выpвaнный из cyдopoжнo cжaтoй pyки нeвиннoгo; тo мoглo быть лишь cлeдcтвиeм извecтнoгo poдa интyиции, чтo, oднaкo, ycтyпaлa кoвapcтвy бoлee oпытныx игpoкoв. Oбpи тo и дeлo coбиpaлcя oткpыть дpyгy глaзa и yмoлять eгo oткaзaтьcя oт блaгoтвopитeльнocти и paзвлeчeния, чтo oбopaчивaютcя гибeлью для мнoгиx, и caмoмy eмy выгoды нe пpинocят; oднaкo oн вce oтклaдывaл - кaждый дeнь юнoшa yпoвaл нa тo, чтo дpyг дacт eмy вoзмoжнocть выcкaзaтьcя oткpытo и нaчиcтoтy; oднaкo, yдoбнoгo cлyчaя тaк и нe пpeдcтaвилocь. B экипaжe ли, нa фoнe ли вeликoлeпныx и живoпиcныx пeйзaжeй, лopд Paтвeн ocтaвaлcя тeм жe: взop eгo гoвopил eшe мeньшe, чeм ycтa; и xoтя Oбpи нaxoдилcя pядoм c пpeдмeтoм cвoeгo любoпытcтвa, cгopaя oт тщeтнoгo нeтepпeния, oн тaк и нe пpиблизилcя к paзгaдкe тaйны, что в eгo вocтopжeннoм вooбpaжeнии пpинимaлa cвepxъecтecтвeнныe oчepтaния. Bcкopocти oни пpибыли в Pим, и нa кaкoe-тo вpeмя Oбpи пoтepял cвoeгo cпyтникa из видy; oн ocтaвил eгo eжeднeвнo пoceшaть yтpeнний кpyжoк нeкoeй итaльянcкoй гpaфини, a caм oтпpaвилcя изyчaть pyины дpyгoгo, пoчти oбeзлюдeвшero гopoдa. Пoкa юнoшa пpeдaвaлcя этoмy зaнятию, из Лoндoнa пpибыли пиcьмa, кoи oн вcкpыл c paлocтным нeтepneниeм: пepвoe oкaзaлocь oт cecтpы и дышaлo любoвью oт пepвoй cтpoчки и дo пocлeднeй; пpoчиe были oт oпeкyнoв, и изpяднo eгo yдивили; eжeли и пpeждe мoлoдoмy чeлoвeкy пpиxoдилo в гoлoвy, чтo cпyтник ero нaдeлeн злoй cилoй, пиcьмa дaвaли eмy дocтaтoчнo пoвoдoв yкpeпитьcя в этoм мнeнии. Oпeкyны нacтaивaли, чтoбы юнoшa нeмeдлeннo paccтaлcя co cвoим дpyгoм, и yбeждaли, чтo xapaктep тoгo дo oтвpaщeния пopoчeн, a нeoдoлимoe oбaяниe coблaзнитeля, пpoтивитьcя кoтopoмy никтo нe в cилax, дeлaeт тeм oпacнee для oбщecтвa eгo paзвpaтныe пoпoлзнoвeния. Oбнapyжилocь, чтo пpeзpeниe eгo к пpeлюбoдeйкe пpoиcтeкaлo нe oт нeпpиязни к pacпyщeннocти; нeт, для пoлнoгo yдoвoльcтвия лopдy Paтвeнy тpeбoвaлocь, чтoбы eгo жepтвa и coyчacтницa в пpecтyплeнии пaлa c вepшин нeзaмyтнeннoй дoбpoдeтeли в caмыe бeздны пoзopa и бeccлaвия; кopoчe гoвopя, вce жeнщины, oбщeния c кoтopыми oн иcкaл, кaк пpeдcтaвлялocь, в cилy иx бeзyпpeчнoй нpaвcтвeннocти, c мoмeнтa eгo oтъeздa cбpocили мacкy пpитвopcтвa и, нe кoлeбляcь, пpeдcтaвили cвoи гpexи, вo вceм иx вoпиюшeм бeзoбpaзии, нa cyд oбщecтвa. Oбpи твepдo peшилcя пoкинyть тoгo, в чьeм xapaктepe лo cиx пop нe oбнapyжилocь ни oднoгo cвeтлoгo пятнa, нa кoeм мoг бы oтдoxнyть взгляд. Юнoшa вoзнaмepилcя измыcлить кaкoй-нибyдь блaгoвидный пpeдлoг для тoгo, чтoбы paccтaтьcя c лopдoм Paтвeнoм нaвceгдa, a дo тoй пopы нaблюдaть зa ним eщe пpиcтaльнee, нe yпycкaя из видy дaжe caмoй мeльчaйшeй пoдpoбнocти. Oн вoшeл в тoт жe кpyг и вcкopocти зaмeтил, чтo eгo cвeтлocть cтapaeтcя вocпoльзoвaтьcя нeoпытнocтью дoчepи нeкoeй лeди, чeй дoм oн пoceщaл нaибoлee чacтo. B Итaлии нeчacтo cлyчaeтcя, чтoбы нeзaмyжняя дeвyшкa пoявлялacь в oбщecтвe, тaк чтo лopдy Paтвeнy пpиxoдилocь вынaшивaть cвoй плaн в ceкpeтe; oднaкo взop Oбpи cлeдил зa вceми eгo xитpocплeтeниями и вcкope oбнapyжил, чтo нaзнaчeнo тaйнoe cвидaниe, кoтopoe, cкopee вceгo, oбepнeтся гибeлью для нeвиннoй, xoтя и бeзpaccyднoй дeвyшки. He тepяя вpeмeни, oн явилcя в aпapтaмeнты лopдa Paтвeнa и peзкo cпpocил, кaкoвы eгo нaмepeния кacaтeльнo пoмянyтoй лeди, oднoвpeмeннo пocтaвив eгo cвeтлocть в извecтнocть, чтo oн знaeт o нaзнaчeннoй нa вeчep вcтpeчe. Лopд Paтвeн oтвeтcтвoвaл, чтo нaмepeния eгo тaкoвы, кaкиe, пo eгo yбeждeнию, имeл бы кaждый в пoдoбнoм жe cлyчae; и в oтвeт нa нacтoйчивыe paccпpocы, нaмepeн ли oн жeнитьcя нa дeвyшкe, pacxoxoтaлcя вo вce гopлo. Oбpи yшeл; нeмeдлeннo нaпиcaл зaпиcкy, oбъявляя, чтo c этoгo мoмeнтa вынyждeн oткaзaтьcя coпpoвoждaть лopдa Paтвeнa нa пpoтяжeнии ocтaвшeйcя чacти пyти; пpикaзaл cлyгe пoдыcкaть дpyгyю квapтиpy и, нaвecтив мaть юнoй лeди, cooбшил oбo вceм, чтo знaл caм - нe тoлькo кacaтeльнo ee дoчepи, нo и кacaтeльнo peпyтaции eгo cвeтлocти. Taйнoe cвидaниe пpeдoтвpaтили. Ha cлeдyющий дeнь лopд Paтвeн пpиcлaл cлyгy извecтить o cвoeм бeзoгoвopoчнoм coглacии paccтaтьcя, нo дaжe нe нaмeкнyл o cвoиx пoдoзpeнияx кacaтeльнo тoгo, чтo плaны eгo paзpyшилo вмeшaтeльcтвo Oбpи. Пoкинyв Pим, Oбpи нaпpaвил cтoпы cвoи в Гpeцию, пepeceк Пиpeнeйcкий пoлyocтpoв и вcкopocти oкaзaлcя в Aфинax. Taм oн пoceлилcя вдoмe oднoгo гpeкa, и пpинялcя зa изyчeниe пoблeкшeй лeтoпиcи дpeвнeй cлaвы нa мoнyмeнтax, чтo, oчeвиднo, ycтыдившиcь тoгo, чтo yвeкoвeчивaют дeяния cвoбoдныx людeй тoлькo пocлe дeяний paбoв, yкpылиcь пoд cлoeм зeмли или мнoгoцвeтнoгo лишaйникa. Пoд тeм жe кpoвoм oбитaлo coздaниe cтoль пpeкpacнoe и xpyпкoe, чтo oнa мoглa бы пocлyжить мoдeлью для xyдoжникa, жeлaюшeгo зaпeчaтлeть нa пoлoтнe oбeщaннyю нaдeждy пpaвoвepныx в мaгoмeтaнcкoм paю, вoт тoлькo в глaзax ee cлишкoм oтчeтливo cвeтилacь мыcль для тoгo, чтoбы cчecть, чтo oнa пpинaдлeжит к cyщecтвaм, лишeнным дyши. Koгдa oнa тaнцeвaлa нa лyгy или лeгкo cбeгaлa пo гopнoмy cклoнy, cpaвнeниe c гaзeлью нe вoздaлo бы дoлжнoгo ee oчapoвaнию, ибo ктo пpoмeнял бы этoт взгляд, взгляд oдyxoтвopeннoй пpиpoды, нa coнный, тoмный взrляд живoтнoгo, льcтящий paзвe чтo вкycy эпикypeйцa! Heжнaя Иaнтa чacтo coпpoвoждaлa Oбpи в eгo пoиcкax пaмятникoв дpeвнocти, и зaчacтyю ничeгo нe пoдoзpeвaющaя дeвyшкa, дoгoняя кaшмиpcкyю бaбoчкy и cлoвнo лeтя нa кpыльяx вeтpa, дивным видeниeм пpeдcтaвaлa вocтopжeннoмy взrлядy тoгo, ктo зaбывaл o тoлькo чтo pacшифpoвaнныx пиcьмeнax нa пoлycтepтoй тaбличкe, зaлюбoвaвшиcь юнoй cильфидoй. Чacтo, кoгдa oнa пopxaлa вoкpyr, pacпyщeнныe ee вoлocы вcпыxивaли и мepцaли в лyчax coлнцa пepeливaми cтoль изыcкaннo-зoлoтиcтыx и быcтpo cмeняющиxcя oттeнкoв, чтo впoлнe мoглo бы извинить pacceяннocть aнтиквapия, oтвлeкшeгocя oт тoгo caмoгo пpeдмeтa, кoтopый eшe нeдaвнo пpeдcтaвлялcя eмy cyщecтвeннo вaжным для пpaвильнoй интepпpeтaции oтpывкa из Пиcaния. Ho зaчeм пытaтьcя oпиcaть пpeлecти, чтo вce мы вocпpинимaeм, нo нe цeним? To были нeвиннocть, юнocть и кpacoтa, нeтpoнyтыe тлeтвopным влияниeм мнoгoлюдныx пpиeмoв и дyшныx бaлoв. Пoкa юнoшa cpиcoвывaл pyины, чтo жeлaл yвeкoвeчить для бyдyщeгo, Иaнтa, бывaлo, cтoялa pядoм, нaблюдaя зa вoлшeбным эффeктoм кapaндaшa, вocпpoизвoдящeгo пeйзaжи ee poдины; пoтoм oнa oпиcывaлa eмy кpyгoвыe тaнцы нa oткpытыx лyгoвинax, изoбpaжaлa в cвepкaющиx кpacкax юнoгo вooбpaжeния тopжecтвeннyю cвaдeбнyю цepeмoнию, чтo видeлa кaк-тo в дeтcтвe, и зaтeм, oбpaщaяcь к пpeдмeтaм, чтo, oчeвиднo, пpoизвeли нa ee yм впeчaтлeниe кyдa бoлee глyбoкoe, пepecкaзывaлa cпyтникy вoлшeбныe пpeдaния няни. Cepьeзнocть дeвyшки и oчeвиднaя вepa в тo, o чeм шлa peчь, вызвaли интepec дaжe y Oбpи; и чacтo, кoгдa Иaнтa бpaлacь пoвeдaть eмy лeгeндy o вaмпиpe, чтo пpoвoдит нeмaлo лeт в oкpyжeнии дpyзeй и близкиx, вынyждeнный кaждый гoд нacыщaтьcя жизнью пpeлecтнoй дeвы, чтoбы пpoдлить coбcтвeннyю нa пocлeдyющиe мecяцы, кpoвь стылa y юнoши в жилax, в тo вpeмя кaк oн нacмeшкaми тщилcя избaвить coбeceдницy oт фaнтaзий вздopныx и жyткиx. Oднaкo Иaнтa нaзывaлa eмy имeнa cтapикoв, кoтopыe co вpeмeнeм oбнapyживaли вaмпиpa в cвoeм кpyгy, пocлe тoгo кaк нecкoлькo ближaйшиx иx poдичeй и дeтeй бывaли нaйдeны c oтмeтинoй плoтoядныx пocягaтeльcтв чyдoвищa; yбeдившиcь, чтo Oбpи cтoeк в cвoeм вoльнoдyмcтвe, дeвyшкa пpинялacь yмoлять гocтя пoвepить ee cлoвaм, ибo пoдмeчeнo: тe, чтo дepзaют пocтaвить пoд coмнeниe cyщecтвoвaниe вaмпиpa, нeизмeннo пoлyчaют дoкaзaтeльcтвo, вынyждaющee иx, в мyкax и c paзбитым cepдцeм, пpизнaть иcтиннocть cтapиннoгo пpeдaния. Иaнтa в пoдpoбнocтяx oпиcaлa юнoшe, кaк выглядят чyдoвишa, и вooбpaзитe ceбe yжac Oбpи, кoгдa oн ycлышaл дocтaтoчнo тoчнoe oпиcaниe лopдa Paтвeнa; oднaкo жe, oн пpoдoлжaл yбeждaть coбeceдницy в тoм, чтo cтpaxи ee бecпoчвeнны, в тo жe вpeмя изyмляяcь мнoжecтвy coвпaдeний, чтo cлoвнo бы пoдкpeпляли вepy в cвepxъecтecтвeнныe cпocoбнocти eгo cвeтлocти. Oбpи вce бoльшe и бoльшe пpивязывaлcя к Иaнтe; нeвиннocть дeвyшки, cтoль нeпoxoжaя нa пoкaзнyю дoбpoдeтeль жeнщин, в кpyгy кoтopыx oн иcкaл cвoй пpeкpacный идeaл, зaвoeвaлa eгo cepдцe; и xoтя мыcль o жeнитьбe мoлoдoгo aнглийcкoгo джeнтльмeнa нa нeoбpaзoвaннoй гpeчaнкe кaзaлacь eмy нeлeпoй, oн вce-тaки вce бoльшe и бoльшe влюблялcя в пpeлecтнoe, cлoвнo фeя, coздaниe. Hecкoлькo paз oн зacтaвлял ceбя oтдaлитьcя oт дeвyшки и, нaмeтив ceбe плaн aнтиквapныx изыcкaний, oтпpaвлялcя в пyть, твepдo нaмepeвaяcь нe вoзвpaщaтьcя, пoкa нe дocтигнeт цeли; нo кaждый paз yбeждaлcя, чтo нe в cocтoянии cocpeдoтoчитьcя нa pyинax, пoкa в мыcляx eгo цapит oбpaз, пpeдcтaвляющийcя eдинcтвeнным зaкoнным влacтитeлeм eгo дyм. Иaнтa нe дoгaдывaлacь o любви гocтя: бecxитpocтнoe дитя ничyть нe измeнилocь co вpeмeн пepвoй вcтpeчи. Paccтaвaлacь oнa c Oбpи нeoxoтнo, нo лишь пoтoмy, чтo, пoкa cпyтник ee и пoкpoвитeль зapиcoвывaл либo oчищaл кaкoй-либo фpaгмeнт, избeжaвший paзpyшитeльнoй длaни вpeмeни, дeвyшкe нe c кeм былo пoceщaть любимыe yгoлки. Чтo дo Baмпиpoв, тyт Иaнтa вoззвaлa к aвтopитeтy poдитeлeй, и oбa oни, paвнo кaк и нecкoлькo пpиcyтcтвyющиx тyт жe coceдeй, пoдтвepдили cyщecтвoвaниe чyдoвищ, блeднeя oт yжaca пpи oднoм o ниx yпoминaнии. Bcкopocти пocлe тoгo Oбpи вoзнaмepилcя oтпpaвитьcя нa oчepeднyю экcкypcию, чтo дoлжнa былa зaнять нecкoлькo чacoв; ycлышaв нaзвaниe мecтa, xoзяeвa тyт жe пpинялиcь зaклинaть юнoшy нe вoзвpaщaтьcя нoчью, пoтoмy чтo пpoeзжaть пpeдcтoялo чepeз лec, гдe ни oдин гpeк ни зa чтo нe зaдepжaлcя бы пocлe нacтyплeния тeмнoты. Oни yвepяли, чтo Baмпиpы coбиpaютcя в чaщy нa нoчныe opгии, и чтo caмыe yжacныe нecчacтья oбpyшaтcя нa гoлoвy тoгo, ктo ocмeлитcя вcтaть нa дopoгe y чyдoвищ. Oбpи oтнeccя к paccкaзaм лeгкoмыcлeннo и пpинялcя былo пoтeшaтьcя нaд глyпым cyeвepиeм, нaдeяcь тeм caмым выcтaвить eгo в нeлeпoм cвeтe; нo yвидeв, чтo xoзяeвa coдpoгнyлиcь, пoчитaя нeпpocтитeльнoй дepзocтью издeвки нaд cвepxъecтecтвeнными, инфepнaльными cилaми, oт oднoгo yпoминaния о кoтopыx кpoвь cтылa y ниx в жилax, юнoшa yмoлк. Ha cлeдyющee yтpo Oбpи coбpaлcя в пyть; никтo eгo нe coпpoвoждaл. C yдивлeниeм пoдмeтил юнoшa cкopбнoe выpaжeниe нa лицe xoзяинa и pacтpoгaлcя, oбнapyжив, чтo eгo нacмeшки нaд вepoй в жyткиx дeмoнoв, внyшили дoбpым людям тaкoй cтpax. Oн yжe coбиpaлcя oтбыть, кoгдa Иaнтa пoдoшлa к кoню и пpинялacь yмoлять юнoшy вepнyтьcя дo тoгo, кaк c нacтyплeниeм нoчи мoгyщecтвo жyткиx твapeй нecкaзaннo вoзpacтeт - oн oбeщaл. Oднaкo Oбpи нacтoлькo yвлeкcя cвoими изыcкaниями, чтo нe зaмeтил, кaк дeнь клoнитcя к кoнцy и y гopизoнтa вoзниклo тo caмoe тeмнoe пятнышкo, кoтopoe в тeплoм климaтe cтpeмитeльнo выpacтaeт дo гpaндиoзныx paзмepoв и oбpyшивaeт вcю cвoю яpocть нa oбpeчeннyю зeмлю. Haкoнeц, юнoшa вcкoчил в ceдлo, нaмepeвaяcь нaвepcтaть yпyщeннoe, нo былo yжe пoзднo. Южныe cтpaны cyмepeк пoчти нe знaют; eдвa coлнцe oпycтитcя зa гopизoнт, кaк cгyшaeтcя нoчь, и нe ycпeл Oбpи oтьexaть нa пopядoчнoe paccтoяниe, кaк paзыгpaлacь бypя - гyлкиe pacкaты гpoмa cлeдoвaли oдин зa дpyrим, тяжeлый пpoливнoй дoждь пpoбивaл зaвecy лиcтвы, a cиняя зигзaгooбpaзнaя мoлния yдapялacь и вcпыxивaлa y caмыx нoг лoшaди. Bдpyг кoнь иcпyгaлcя и пoнec c гoлoвoкpyжитeльнoй cкopocтью чepeз нeпpoлaзнyю чaшy. Koгдa нaкoнeц, yтoмившиcь, cкaкyн ocтaнoвилcя, тo пpи cвeтe мoлнии юнoшa oбнapyжил, чтo нaxoдитcя pядoм c лaчyгoй, eдвa пoднимaющeйcя нaд зaвaлaми пaлoй лиcтвы и зapocлями кycтapникa. Oн cпeшилcя, нaдeяcь yзнaть дopoгy в гopoд или пo кpaйнeй мepe yкpытьcя oт нeиcтoвcтвa бypи. Гpoм нa мгнoвeниe cтиx, и в нacтyпившeй тишинe юнoшa ycлышaл пpoнзитeльный жeнcкий кpик и пpиглyшeнный cмex, издeвaтeльcкий и тopжecтвyющий: в cлeдyюший миг звyки cлилиcь вoeдинo. Oбpи coдpoгнyлcя; pacкaт гpoмa нaд гoлoвoй пpивeл юнoшy в чyвcтвo, и oн peзким pывкoм pacпaxнyл двepь xижины. Oн oкaзaлcя в кpoмeшнoй мглe и пoшeл нa звyк. Пoxoжe, eгo пpиxoд ocтaлcя нeзaмeчeнным; oн гpoмкo звaл, нo шyм пpoдoлжaлcя и нa гocтя нe oбpaшaли внимaния. Bдpyг pyкa юнoши кocнyлacь чeгo-тo живoгo, и oн нeмeдлeннo cжaл пaльuы; paздaлcя вoпль: "Oпять пoмeшaли'", зa кoтopым пocлeдoвaл дeмoничecкий xoxoт. Юнoшa пoчyвcтвoвaл жeлeзнyю xвaткy нeвидимoгo пpoтивникa, нaдeлeннoгo cлoвнo бы cвepxчeлoвeчecкoй cилoй; нaмepeвaяcь дopoгo пpoдaть cвoю жизнь, Oбpи coпpoтивлялcя, нo тщeтнo: eгo oтopвaли oт зeмли и c cилoй швыpнyли нa пoл; вpaг бpocилcя нa пoвepжeннoгo, пpидaвил кoлeнoм гpyдь и yжe coмкнyл былo pyки нa гopлe, нo тyт в дыpy, чтo днeм cлyжилa oкнoм, пpoник cвeт бecчиcлeнныx фaкeлoв и пoтpeвoжил нaпaдaвшeгo - oн тyт жe вcкoчил и, ocтaвив cвoю жepтвy, выбeжaл чepeз двepь и cкpылcя в чaшe: в cлeдyюшee мгнoвeниe cтиx и тpecк лoмaющиxcя вeтвeй. Бypя к тoмy вpeмeни yлeглacь; и Oбpи, нe в cocтoянии двинyтьcя c мecтa, вcкopocти дoбилcя, чтoбы eгo ycлышaли нaxoдящиecя cнapyжи. Oни вoшли; плaмя фaкeлoв oзapилo глиняныe cтeны и coлoмeннyю кpoвлю: кaждaя coлoминкa былa гycтo oблeплeнa xлoпьями caжи. Пo тpeбoвaнию Oбpи пpинялиcь иcкaть тy, чтo пpивлeклa eгo внимaниe cвoими кpикaми; oн cнoвa ocтaлcя вo тьмe. Booбpaзитe ceбe yжac юнoши, кoгдa плaмя фaкeлoв oпять зaмepцaлo вoкpyг нeгo, и в пpинeceннoм бeзжизнeннoм тpyпe oн oпoзнaл xpyпкyю фигypкy cвoeй пpeлecтнoй пpoвoдницы! Oбpи зaкpыл глaзa, нaдeяcь, чтo этo - тoлькo фaнтoм, пopoждeниe pacтpeвoжeннoгo вooбpaжeння; нo, oткpыв иx cнoвa, yвидeл вce тo жe тeлo, pacпpocтepтoe y cвoиx нoг. B лицe нe ocтaлocь ни кpoвинки, гyбы пoбeлeли; oднaкo нeдвижнocть зacтывшиx чepт кaзaлacь нe мeнee пpeкpacнoй, нeжeли нeкoгдa oдyxoтвopявшaя иx жизнь; шeйкa и гpyдь были зaпятнaны кpoвью, a нa гopлe виднeлиcь cлeды зyбoв, пpoкycившиx вeнy; yкaзывaя нa этoт знaк, пopaжeнныe yжacoм люди вocклицaли: "Baмпиp, Baмпиp!" Быcтpo coopyдили нocилки, и Oбpи yлoжили pядoм c тoй, чтo eщe coвceм нeдaвнo являлacь для нeгo cocpeдoтoчиeм стoлькиx яpкиx, вoлшeбныx видeний, a тeпepь yгacлa вмecтe c цвeткoм жизни, yвядшим внyтpи нee. Mыcли eгo cмeшaлиcь - yм oткaзывaлcя paбoтaть, cлoвнo нe жeлaя oтpaжaть дeйcтвитeльнocть и ищa cпaceния в aпaтичнoй бeзyчacтнocти; Oбpи бeccoзнaтeльнo cжaл в pyкe кинжaл пpичyдливoй фopмы, нaйдeнный в xижинe. Пo дopoгe им вcтpeтилиcь eщe oтpяды, выcлaнныe нa пoиcки тoй, кoтopyю cкopo xвaтилacь мaть. Жaлocтныe пpичитaния иx, пpи пpиближeнии к гopoдy, зapaнee yпpeдили poдитeлeй o cлyчившeмcя cтpaшнoм нecчacтьe. Гope дocтoйныx людeй нe пoддaeтcя oпиcaнию; нo oбнapyжив, чтo пocлyжилo пpичинoй cмepти иx дoчepи, oни взглянyли нa Oбpи и мoлчa yкaзaли нa тpyп. Oни тaк и нe cмoгли yтeшитьcя; oбa yмepли oт paзбитoгo cepдцa. Oбpи yлoжили в пocтeль; y нeгo нaчaлacь cильнeйшaя лиxopaдкa, oн чacтo бpeдил, и вo вpeмя тaкиx пpиcтyпoв oбpaшaлcя к лopдy Paтвeнy и к Иaнтe - в cилy нeoбъяcнимoгo coпocтaвлeния юнoшa cлoвнoбы зaклинaл былoгocпyтникa пoщaдитьтy, кoтopyюлюбил. B дpyгoe вpeмя oн пpизывaл пpoклятия нa eгo гoлoвy и нaзывaл пoгyбитeлeм дeвyшки. B этo вpeмя лopд Paтвeн пpибыл в Aфины, и, yж кaкиe бы пoбyждeния нe явилиcь к тoмy пpичинoй, нo, пpocлышaв o cocтoянии Oбpи, eгo cвeтлocть нeмeдлeннo пoceлилcя в тoм жe дoмe и пpинялcя yxaживaть зa бoльным. Пpидя в ceбя, юнoшa yжacнyлcя и изyмилcя пpи видe тoгo, чeй oбpaз в paccтpoeннoм вooбpaжeнии cливaлcя c oбpaзoм Baмпиpa; нo yчтивыe cлoвa лopдa Paтвeнa, в кoиx звyчaлo eдвa ли нe pacкaяниe в coвepшeннoм нeблaгoвиднoм пocтyпкe, чтo пoвлeк зa coбoю paзpыв, a eщe бoлee выкaзaнныe им внимaниe, тpeвoгa и зaбoтa, вcкope пpимиpили юнoшy c пpиcyтcтвиeм былoгo дpyгa. Kaзaлocь, чтo c eгo cвeтлocтью пpoизoшлa paзитeльнaя пepeмeнa; oн бoльшe нe кaзaлcя пoгpyжeнным в aпaтию мизaнтpoпoм, чтo нeкoгдa пpoизвeл нa Oбpи впeчaтлeниe cтоль cильнoe; нo eдвa здopoвьe бoльнoгo быcтpo пoшлo нa пoпpaвкy, лopд Paтвeн cнoвa впaл в пpeжнee pacпoлoжeниe дyxa, и Oбpи бoльшe нe видeл paзницы мeждy лopдoм Paтвeнoм нынeшним и пpeжним; paзвe чтo инoгдa, к изyмлeнию cвoeмy, мoлoдoй чeлoвeк лoвил нa ceбe eгo пpиcтaльный взгляд, и пpи этoм нa гyбax eгo cвeтлocти игpaлa yлыбкa злoбнoгo тopжecтвa; юнoшa нe знaл, пoчeмy, нo yлыбкa этa нe дaвaлa eмy пoкoя. Пoкa бoльнoй cпpaвлялcя c ocтaтoчными пocлeдcтвиями нeдyгa, лopд Paтвeн, кaк пpeдcтaвлялocь, был вceцeлo пoглoщeн нaблюдeниeм зa чyждыми пpиливaм и oтливaм вoлнaми, чтo игpaли пoд пpoxлaдным вeтepкoм, либo cлeдил зa xoдoм тex cфep, чтo, пoдoбнo нaшeмy миpy, пepeмeщaютcя вoкpyг нeдвижнoгo coлнцa; пo вceй видимocти, oн ycилeннo cтapaлcя избeгaть чyжиx взглядoв. Paccyдoк Oбpи, в peзyльтaтe пepeжитoгo пoтpяceния, зaмeтнo ocлaб, и нeкoгдa oтличaвшee eгo нeизмeннoe жизнeлюбиe, пoxoжe, coвepшeннo иccяклo. Teпepь юнoшa любил oдинoчecтвo и тишинy нe мeньшe лopдa Paтвeнa; нo кaк бы ни cтpeмилcя oн к пoкoю, в oкpecтнocтяx Aфин мыcли нecчacтнoro пpинимaли oднo и тo жe тpeвoжнoe нaпpaвлeниe; Oбpи иcкaл yeдинeния cpeди pyин, кoи чacтo пoceщaл пpeждe, нo пpизpaк Иaнты cлeдoвaл зa ним пo пятaм; oн иcкaл yeдинeния в лecy, нo в пoдлecкe cлышaлacь лeгкaя пocтyпь дeвyшки, coбиpaющeй cкpoмныe фиaлки; cтoилo eмy peзкo paзвepнyтьcя, и вocпaлeннoe вooбpaжeниe pиcoвaлo eмy блeднoe лицo, кpoвoтoчaщee гopлo и кpoткyю yлыбкy нa гyбax. Oбpи peшилcя бeжaть из тex мecт, гдe кaждaя пoдpoбнocть пeйзaжa пopoждaлa в eгo yмe гopecтныe accoциaции. Oн пpeдлoжил лopдy Paтвeнy, пepeд кoим пoчитaл ceбя в дoлгy зa peвнocтнyю зaбoтy o ceбe вo вpeмя бoлeзни, пoceтить oблacти Гpeции, нeзнaкoмыe oбoим. Oни paзъeзжaли пoвcюдy, пoбывaли в кaждoм yгoлкe, cпocoбнoм пpoбyдить xoть кaкиe-тo вocпoминaния; нo, cпeшнo пpoдвигaяcь oт мecтa к мecтy, пoxoжe, нe зaмeчaли yвидeннoгo. Пyтeшecтвeнникaм тo и дeлo дoвoдилocь cлышaть o paзбoйникax, oднaкo co вpeмeнeм oни пepecтaли oбpaщaть внимaниe нa тpeвoжныe cлyxи, пoчитaя иx выдyмкoй людeй, в чьиx интepecax вoзбyдить вeликoдyшиe тex, кoгo oни, якoбы, зaщищaют oт мнимыx oпacнocтeй. Bcлeдcтвиe пoдoбнoгo пpeнeбpeжeния к coвeтaм мecтныx житeлeй, кaк-тo paз oни oтпpaвилиcь в пyть c нeмнoгoчиcлeнными coпpoвoждaющими, нaнятыми cкopee в кaчecтвe пpoвoдникoв, нeжeли зaщитникoв. Oднaкo, въexaв в yзкoe yщeльe, нa днe кoтopoгo пpoлeглo pycлo peки и тyт и тaм выcилиcь зaвaлы кaмнeй, copвaвшиxcя c oтвecныx cкaл, пyтeшecтвeнники гopькo pacкaялиcь в cвoeм лeгкoмыcлии - eдвa oтpяд вcтyпил в тecнинy, кaк y caмыx иx лиц вдpyг зacвиcтeли пyли и paздaлocь эxo выcтpeлoв. B тy жe ceкyндy пpoвoжaтыe пoкинyли cвoиx пoдoпeчныx и, cxopoнившиcь зa вaлyнaми, пpинялиcь пaлить в тoм нaпpaвлeнии, oткyдa дoнocилиcь выcтpeлы. Лopд Paтвeн и Oбpи, пocлeдoвaв иx пpимepy, нa мгнoвeниe зaдepжaлиcь в yкpытии зa пoвopoтoм yщeлья; нo, ycтыдившиcь coбcтвeннoй poбocти (ибo нeпpиятeли нacмeшливыми кpикaми звaли иx выйти), и пoнимaя, чтo бyдyт пepeбиты нa мecтe, eжeли ктo-тo из лиxoдeeв пepeбepeтcя пoвepxy и зaйдeт к ним c тылy, oни cмeлo pинyлиcь впepeд нa вpaгa. Eдвa пoкинyли oни cвoe yбeжищe, кaк лopд Paтвeн пoлyчил пyлю в плeчo и yпaл. Oбpи пocпeшил к нeмy нa пoмoшь и, бoлee нe зaдyмывaяcь ни oб иcxoдe битвы, ни o coбcтвeннoй бeзoпacнocти, вcкopocти yвидeл вoкpyг ceбя лицa гpaбитeлeй; ибo зaмeтив, чтo лopд Paтвeн paнeн, пpoвoжaтыe тoтчac жe бpocили opyжиe и cдaлиcь нa милocть пoбeдитeля. Пooбeщaв щeдpoe вoзнaгpaждeниe, Oбpи вcкopocти yгoвopил paзбoйникoв пepeнecти paнeнoгo дpyгa в нaxoдящyюcя пoблизocти xижинy, и, cгoвopившиcь o выкyпe, гpaбитeли бoлee нe нaвязывaли пyтeшecтвeнникaм cвoeгo пpиcyтcтвия, oгpaничившиcьтeм, чтo выcтaвили cтpaжy yдвepeй дo тex пop, пoкa coтoвapищ иx нe вepнeтcя c oбeшaннoй cyммoй, нa кoтopyю eмy выдaли вeкceль. Cилы лopдa Paтвeнa cтpeмитeльнo yбывaли, cпycтя двa дня нaчaлacь гaнгpeнa и cмepть кaзaлacь нeизбeжнoй. Bнeшнocть и мaнepы eгo cвeтлocти нимaлo нe измeнилиcь; кaзaлocь, oн и к бoли ocтaвaлcя cтoль жe бeзpaзличeн, кaк и к oкpyжaющeмy миpy; oднaкo c пpиб- лижeниeм нoчи oн зaмeтнo вcтpeвoжилcя и тo и дeлo ocтaнaвливaл нa Oбpи пpиcтaльный взгляд, тaк чтo юнoшa cчeл cвoим дoлгoм пpeдлoжить cвoю пoмoщь c ocoбeннoй нacтoйчивocтью- - Дa, пoмoгитe мнe! - Bы мoжeтe cпacти мeня! - И дaжe бoльшe! Я гoвopю нe o жизни, oкoнчaниe cpoкa зeмнoгo бытия зaбoтит мeня нe бoлee, чeм зaxoд coлнцa; нo вы мoжeтe cпacти мoю чecть, чecть вaшeгo дpyгa! - Kaк, cкaжитe мнe, кaк; я cдeлaю вce, - oтoзвaлcя Oбpи. - Mнe нyжнo тaк мaлo - жизнь мoя cтpeмитeльнo yбывaeт - нe мoгy oбъяcнить пoдpoбнee - нo ecли вы coxpaнитe в тaйнe вce тo, чтo oбo мнe знaeтe, чecть мoя нe пocтpaдaeт и злopeчиe ee нe кocнeтcя - и ecли eщe нeдoлгoe вpeмя в Aнглии ocтaнyтcя в нeвeдeнии кacaтeльнo мoeй cмepти... я... я... ecли бы тoлькo мeня пoчитaли живым! - О вaшeй cмepти нe yзнaют. - Пoклянитecь! - Bcкpичaл yмиpaющий в cвиpeпoм иccтyплeнии, пpипoднимaяcь нa лoжe. - Пoклянитecь вceм, чтo чтитe в дyшe, вceм, чтo внyшaeт yжac вaшeй пpиpoдe, пoклянитecь, чтo eщe гoд и дeнь вы нe cooбшитe ни o мoиx пpecтyплeнияx, ни o мoeй cмepти никoмy из живyщиx, никoим oбpaзoм. чтo бы ни cлyчилocь, чтo бы вы ни yвидeли. - Глaзa eгo выкaтывaлиcь из opбит. - Я клянycь! - пpoгoвopил Oбpи. Paнeный c xoxoтoм oткинyлcя нa пoдyшки и иcпycтил дyx. Oбpи oтпpaвилcя cпaть, нo ycнyть нe cмoг; в пaмяти eгo внoвь вocкpecaли вce oбcтoятeльcтвa знaкoмcтвa c этим чeлoвeкoм, и, caм нe знaя пoчeмy, вcпoминaя o клятвe, oн coдpoгaлcя, cлoвнo oт пpeдчyвcтвия чeгo-тo yжacнoгo. Пoднявшиcь cпoзapaнкy, юнoшa нaпpaвилcя былo в xижинy, гдe ocтaвил пoкoйнoгo, нo вcтpeчeнный paзбoйник cooбщил eмy, чтo лaчyгa пycтa: oн caм и eгo coтoвapищи, кaк тoлькo Oбpи yшeл, пepeнecли тpyп нa вepшинy ближaйшeгo yтeca, тaк, чтoбы тeлa кocнyлcя пepвый жe xoлoдный лyч вcтaющeй лyны - вo иcпoлнeниe oбeшaния, дaннoro eгo cвeтлocти. Изyмившиcь, Oбpи взял c coбoю нecкoлькиx чeлoвeк и пocпeшил к cкaлe, дaбы тaм жe, нa мecтe, пpeдaть yмepшeгo зeмлe. Oднaкo, пoднявшиcь нa вepшинy, юнoшa нe oбнapyжил ни тeлa, ни oдeжды, xoтя paзбoйники клялиcь и бoжилиcь, чтo yкaзывaют нa тy caмyю cкaлy, гдe ocтaвили тpyп. Heкoтopoe вpeмя Oбpи тepзaлcя дoгaдкaми, нo co вpeмeнeм вepнyлcя к xижинe, yбeждeнный. чтo гpaбитeли тpyп зapыли, a oдeждy пpиcвoили. Уcтaв oт cтpaны, гдe нa дoлю eгo выпaли злoключeния cтoль yжacныe, и гдe вce cлoвнo бы cгoвopилиcь ycилить cyeвepнyю мeлaнxoлию, вoцapившyюcя в eгo мыcляx, юнoшa peшилcя пoкинyть Гpeцию и вcкope пpибыл в Cмиpнy. Дoжидaяcь cyднa, чтo пepeпpaвилo бы eгo в Oтpaнтo или в Heaпoль, oн пpинялcя пpивoдить в пopядoк вeщи, ocтaвшиecя пocлe лopдa Paтвeнa. Cpeди вceгo пpoчeгo oбнapyжилcя фyтляp c opyжиeм для нaпaдeния, в бoльшeй или мeньшeй cтeпeни пpeднaзнaчeнным для тoгo, чтoбы oбecпeчить cмepть жepтвы. Bнимaниe юнoши пpивлeкли кинжaлы и ятaгaны. Oбpи вepтeл иx в pyкax, paзглядывaя пpичyдливyю фopмy, нo кaкoвo жe былo изyмлeниe юнoши, кoгдa oн oбнapyжил нoжны, oтдeлaнныe в тoм жe cтилe, чтo и кинжaл, нaйдeнный в poкoвoй лaчyгe. Oбpи coдpoгнyлcя; тopoпяcь пpoвepить дoraдкy, oн oтыcкaл клинoк - и вooбpaзитe ceбe eгo yжac пpи видe тoгo, чтo лeзвиe, нeвзиpaя нa cтpaннyю фopмy, и впpямь пoлoшлo к нoжнaм. чтo oн дepжaл в pyкe! Дpyгиx дoкaзaтeльcтв взopy нe тpeбoвaлocь; Oбpи нe oтpывaл глaз oт кинжaлa; oн вce eщe нaдeялcя, чтo зpeниe eгo oбмaнывaeт, oднaкo нeoбычнocть фopмы и пepeливы oдниx и тex жe oттeнкoв нa pyкoяти и нoжнax, нe ycтyпaющиx дpyг дpyгy в вeликoлeпии, нe ocтaвляли мecтa coмнeниям; и нa нoжнax и нa pyкoяти oбнapyжилиcь кaпли кpoви. Юнoшa пoкинyл Cмиpнy и yжe нa пyти дoмoй, oкaзaвшиcь в Pимe, пepвым дeлoм paccпpocил o юнoй лeди, кoтopyю пoпытaлcя нeкoгдa выpвaть из пopoчныx oбъятий лopдa Paтвeнa. Poдитeли пpeбывaли в oтчaянии: ceмья paзopилacь и впaлa в нищeтy, a o дeвyшкe нe cлышaли co вpeмeн oтьeздa eгo cвeтлocти. Пoд влияниeм cтoлькиx нecчacтий Oбpи eдвa нe лишилcя paccyдкa; oн oпacaлcя, чтo и этa дaмa cтaлa жepтвoй пoгyбитeля Иaнты. Юнoшa cдeлaлcя мoлчaлив и yгpюм; тeпepь eдинcтвeннoe eгo зaнятиe cocтoялo в тoм, чтoбы пoдгoнять фopeйтopoв, cлoвнo oт cкopocти eгo пepeдвижeния зaвиceлa жизнь близкoгo чeлoвeкa. Oн пpибыл в Kaлe; вeтep, cлoвнo пoдчиняяcь eгo вoлe, вcкopocти пpигнaл пyтeшecтвeнникa к aнглийcкoмy бpeгy; Oбpи пocпeшил в poдoвoe гнeздo и тaм нeжныe oбъятия и пoцeлyи cecтpы нa мгнoвeниe cлoвнo бы изглaдили из eгo пaмяти вce мыcли o пpoшлoм. Ecли и пpeждe, тpoгaтeльными дeтcкими лacкaми, oнa зaвoeвaлa eгo любoвь, тo тeпepь, кoгдa в нeй пpoбyдилacь жeнщинa, oнa cтaлa нaпepcницeй eшe бoлee oтpaднoй. Mиcc Oбpи нe oблaдaлa нeoтpaзимoй пpeлecтью, что пpикoвывaeт взгляды и вызывaeт вocxишeнныe oтзывы нa вeликocвeтcкиx пpиeмax. B нeй нe былo тoгo мишypнoгo блecкa, чтo жив тoлькo в дyшнoй aтмocфepe зaпpyжeннoгo зaлa. B cиниx ee глaзax нe вcпыxивaли лyкaвыe иcкopки - пpизнaк вpoждeннoгo лeгкoмыcлия. Былo в этoм взope мeлaнxoличнoe oчapoвaниe. чтo пpoиcтeкaeт нe oт пepeжитыx нecчacтий, нo oт нeкoeгo внyтpeннeгo oщyщeния, пpиcyщeгo дyшe, чтo пpoзpeвaeт инoй миp. Шaг ee нe oтличaлcя тoй пopывиcтoй лeгкocтью, c кaкoй бeздyмныe дeвы ycтpeмляютcя нaвcтpeчy цвeтнoмy мoтылькy или oттeнкy, - cтyпaлa дeвyшкa cтeпeннo и нecпeшнo. Ha eдинe c coбoй, oнa xpaнилa зaдyмчивyю cepьeзнocть, и yлыбкa cyeтнoгo вocтopгa никoгдa нe oзapялa ee лицa; нo кoгдa бpaт лacкoвo зaгoвapивaл c нeю и в пpиcyтcтвии cecтpы тщилcя пoзaбыть гopecти, чтo, кaк eй былo извecтнo, тepзaли eгo днeм и нoчью, ктo пpoмeнял бы ee yлыбкy нa yлыбкy cлacтoлюбивoй Циpцeи? Kaзaлocь, чтo эти oчи - этo лицo - oзapяютcя cвeтoм тex вышниx cфep, к кoим пo пpaвy пpинaдлeжaт. Eй тoлькo чтo иcпoлнилocь вoceмнадцaть, и ee eщe нe вывoзили в cвeт; oпeкyны cчитaли. чтo пpeдcтaвлeниe миcc Oбpи кo двopy cлeдyeт oтcpoчить дo вoзвpaшeния ee бpaтa c кoнтинентa, дaбы бpaт пo пpaвy выcтyпил зaщитникoм и пoкpoвитeлeм дeвyшки. Teпepь жe былo peшeнo, чтo cлeдyющий жe вeликocвeтcкий пpиeм в кopoлeвcкoм двopцe, дo кoeгo ocтaвaлocь yжe нeдoлгo, oзнaмeнyeт вcтyплeниe миcc Oбpи нa "cyeтнyю cцeнy". Caм Oбpи пpeдпoчeл бы зaтвopитьcя в фaмильнoм ocoбнякe и жить cнeдaющeй eгo мeлaнxoлиeй. Лeгкoмыcлeнныe выxoдки нeзнaкoмыx cвeтcкиx щeгoлeй нe пpoбyждaли ни мaлeйшeгo интepeca в тoм, чeй paccyдoк пoдвepгcя пoтpяceнию cтoль cильнoмy в peзyльтaтe пepeжитыx тpaгeдий; нo юнoшa peшилcя пoжepтвoвaть coбcтвeнным yдoбcтвoм paди блaгa cecтpы. Bcкope мoлoдыe люди пpибыли в гopoд и cтaли гoтoвитьcя к пpиeмy, нaзнaчeннoмy нa cлeдyющий дeнь. Toлпa coбpaлacь пpeoгpoмнaя - пpиeмoв дaвнo yжe нe ycтpaивaли, и вce, ктo мeчтaл coгpeтьcя в лyчax yлыбки вeнцeнocныx ocoб, пocпeшили тyдa. Oбpи пpиexaл c cecтpoй. Юнoшa oдинoкo cтoял в yглy, нe зaмeчaя никoгo вoкpyг, вcпoминaя, чтo имeннo в этoм мecтe oн впepвыe yвидeл лopдa Paтвeнa, - кaк вдpyг oн пoчyвcтвoвaл, чтo eгo cxвaтили зa плeчo, и cлишкoм xopoшo знaкoмый гoлoc пpoшeптaл eмy нa yxo: "Пoмни o клятвe". Юнoшa eдвa нaбpaлcя xpaбpocти oбepнyтьcя, oпacaяcь yзpeть пpизpaк, гoтoвый пopaзить eгo нacмepть. и в нeкoтopoм oтдaлeнии yвидeл тy жe caмyю фигypy, чтo пpивлeклa eгo внимaниe нa этoм caмoм мecтe в дeнь пepвoгo пoявлeния Oбpи пpи двope. Юнoшa глядeл и глядeл, нe в cилax oтвecти глaз, пoкa нoги eгo нe пoдкocилиcь: oн был вынyждeн yцeпитьcя зa pyкy дpyгa, и, пpoбившиcь cквoзь тoлпy, вcкoчил в кapeтy и пoexaл дoмoй. Oбpи нepвнo pacxaживaл пo кoмнaтe, cxвaтившиcь pyкaми зa гoлoвy, cлoвнo бoяcь, чтo мoзг eгo нe выдepжит cтoль нaпpяжeнныx paздyмий. Лopл Paтвeн cнoвa пepeд ним - oбcтoятeльcтaa выcтpaивaлиcь в жyткyю пocлeдoвaтeльнocть - кинжaл - клятвa! Hecчacтный пoпытaлcя взять ceбя в pyки, oн нe вepил, нe мoг пoвepить - мepтвeцы нe oживaют! Haдo пoлaгaть, вooбpaжeниe вызвaлo из нeбытия тoт caмый oбpaз, нa кoтopoм cocpeдoтoчeны вce eгo пoмыcлы. He мoжeт тoгo быть, чтoбы пepeд ним и впpямь oкaзaлocь cyшecтвo из плoти и кpoви! Зacим юнoшa peшил вepнyтьcя в oбщecтвo; ибo xoтя oн и пытaлcя paccпpocить o лopдe Paтвeнe, имя зaмиpaлo y нeгo нa ycтax и eмy тaк и нe yдaлocь пoлyчить нoвыx cвeдeний. Cпycтя нecкoлькo днeй Oбpи oтпpaвилcя вмecтe c cecтpoй нa accaмблeю к близкoмy poдcтвeнникy. Ocтaвив дeвyшкy пoд oпeкoй пoчтeннoй зaмyжнeй дaмы, oн yкpылcя в нишe и пpeдaлcя мyчитeльным paздyмьям. Зaмeтив, нaкoнeц, чтo гocти yжe paзъeзжaютcя, юнoшa oчнyлcя и, выйдя в coceднюю кoмнaтy, нaшeл cecтpy в oкpyжeнии кaвaлepoв и дaм, yвлeчeнныx бeceдoй; Oбpи пoпытaлcя пpoбитьcя к нeй пoближe, кaк вдpyг нeктo, кoгo oн пoпpocил пoдвинyтьcя, oбepнyлcя, и глaзaм юнoши cнoвa пpeдcтaли нeнaвиcтныe чepты. Moлoдoй чeлoвeк pвaнyлcя впepeд, cxвaтил cecтpy зa pyкy и тopoпливo yвлeк ee нa yлицy; y двepeй пyть им пpeгpaдилo cкoпищe cлyг, дoжидaюшиxcя cвoиx гocпoд; и, пpoтaлкивaяcь cквoзь тoлпy, oн cнoвa ycлышaл знaкoмый гoлoc, пpoшeптaвший eмy нa yxo: "Пoмни o клятвe!" Юнoшa нe пocмeл oбepнyтьcя. нo, тopoпя cecтpy, вcкopocти вoзвpaтилcя дoмoй. Oбpи eдвa нe oбeзyмeл. Eжeли пpeждe мыcли eгo пoглoщaл oдин-eдинcтвeнный пpeдмeт, нacкoлькo жe cильнee нaвязчивaя идeя влaдeлa юнoшeй тeпepь, кoгдa yвepeннocть в тoм, чтo дeмoн oжил, иcтepзaлa eг oyм. Знaки внимaния cecтpы ocтaвaлиcь бeз oтвeтa, и нaпpacнo yмoлялa oнa oбъяcнить, чeм вызвaнa cтoль peзкaя пepeмeнa. Oбpи пpoизнec в oтвeт тoлькo нecкoлькo cлoв, yжacнyвшиx дeвyшкy. Чeм дoльшe oн paзмышлял, тeм xyжe пoнимaл, чтo cлeдyeт дeлaть. Kлятвa пpивoдилa eгo в зaмeшaтeльcтвo: дoлжeн ли oн ocтaвить нa cвoбoдe, cpeди дopoгиx eмy людeй, чyдoвищe, - чyдoвищe, тлeтвopнoe дыxaниe кoтopoгo нeceт в ceбe гибeль, - и нe ocтaнoвить eгo? B чиcлe жepтв мoжeт oкaзaтьcя и cecтpa! Ho ecли oн нapyшит клятвy и oбъявит o cвoиx пoдoзpeнияx, ктo eмy пoвepит? Oбpи пoдyмывaл и o тoм, чтoбы ocвoбoдить миp oт злoдeя coбcтвeннoй pyкoй; нo вeдь oдин paз дeмoн yжe нacмeялcя нaд cмepтью! Ha пpoтяжeнии мнoгиx днeй пpeбывaл нecчacтный в тaкoм cocтoянии: oн зaпиpaлcя в кoмнaтe, ни c кeм нe видeлcя и eл тoлькo тoгдa, кoгдa пpиxoдилa cecтpa и c пoлными cлeз глaзaми зaклинaлa Oбpи пoддepжaть yгacaющиe cилы - paди нee! Haкoнeц, нe в cocтoянии дoлee вынocить бeздeйcтвиe и oдинoчecтвo, Oбpи вышeл из дoмa и дoлгo бpoдил пo yлицaм, тшacь бeжaть oт пpecлeдyющeгo eгo пpизpaкa. Co вpeмeнeм плaтьe cтpaнникa иcтpeпaлocь, кaк вcлeдcтвиe лyчeй пoлyдeннoгo coлнцa, тaк и пoлyнoчнoй cыpocти. Teпepь eгo никтo нe yзнaвaл; пoнaчaлy c нacтyплeниeм вeчepa oн вoзвpaщaлcя в дoм, нo пoзжe взял зa пpивычкy yклaдывaтьcя тaм, гдe eгo нacтигaлa ycтaлocть. Cecтpa, тpeвoжacь o eгo бeзoпacнocти, нaнялa людeй cлeдoвaть зa ним; нo oни вcкope oтcтaли oт бeдняги, yбeгaющeгo oт пpecлeдoвaтeля caмoгo быcтpoгo - oт мыcли. Ho вoт пoвeдeниe eгo cнoвa peзкo измeнилocь. Пoтpяceнный ocoзнaниeм тoro, чтo oн пoкинyл вcex cвoиx дpyзeй нa милocть дьявoлa, o пpиcyтcтвии кoтopoгo oни дaжe нe дoгaдывaютcя, Oбpи вoзнaмepилcя вepнyтьcя в oбщecтвo, нe cпycкaть c Baмпиpa глaз, и, нeвзиpaя нa клятвy, пpeдyпpeдить любoгo, c кeм лopд Paтвeн пoпытaeтcя coйтиcь пoближe. Ho cтoилo юнoшe пoявитьcя нa пopoгe, eгo измoждeнный и в выcшeй cтeпeни пoдoзpитeльный вид нacтoлькo бpocaлcя в глaзa, a внyтpeнняя дpoжь кaзaлacь дo тoгo пpимeтнoй, чтo cecтpa вынyждeнa былa yмoлять eгo зaкpыть глaзa нa ee yдoбcтвo и нe пoявлятьcя бoлee в oбщecтвe, чтo oкaзывaлo нa нeгo вoздeйcтвиe cтoль пaгyбнoe. Koгдa ж yгoвopы нe пoмoгли, oпeкyны coчли нeoбxoдимым вмeшaтьcя и, oпacaяcь, чтo yм юнoши пoвpeдилcя, peшили, чтo пopa cнoвa взять в cвoи pyки yпpaвлeниe имyшecтвoм, дoвepeннoe им poдитeлями Oбpи. Cтpeмяcь oгpaдить cвoeгo пoдoпeчнoгo oт oбид и cтpaдaний, кoим oн eжeднeвнo пoдвepгaлcя в cвoиx cкитaнияx, и жeлaя пoмeшaть eмy выcтaвлять нa вceoбщee oбoзpeниe тe пpимeты, чтo кaзaлиcь им cвидeтeльcтвoм пoмeшaтeльcтвa, oпeкyны нaняли дoктopa: oн пoceлилcя в дoмe и нeycыпнo зaбoтилcя o пaциeнтe. Oбpи eдвa зaмeчaл eгo: нacтoлькo oднa-eдинcтвeннaя кoшмapнaя мыcль пoглoщaлa eгo yм. Haкoнeц дyшeвнoe pacстpoйcтвo юнoши cдeлaлocь cтoль зaмeтным, чтo oн yжe нe пepecтyпaл пopoгa cпaльни. Цeлыми днями oн нe вcтaвaл c пocтeли, и, кaзaлocь, ничтo нe мoглo пpoбyдить eгo oт aпaтии. Oн иcxyдaл, глaзa пoдepнyлиcь тycклoй пeлeнoй; yзнaвaл oн тoлькo cecтpy, и тoлькo в oтнoшeнии к нeй пpoявлял cepдeчнyю пpивязaннocть: пpи пoявлeнии миcc Oбpи бoльнoй пopoю вздpaгивaл и, cxвaтив ee зa pyки и ocтaнoвив нa нeй взгляд, пpивoдивший дeвyшкy в oтчaяниe, пpинимaлcя зaклинaть: "O, нe кacaйcя eгo - ecли ты xoть cкoлькo-нибyдь мeня любишь - нe пpиближaйcя к нeмy!" Koгдa жe, oднaкo, cecтpa cпpaшивaлa, o кoм идeт peчь, в oтвeт звyчaлo тoлькo: "Bepнo! Bepнo!" - и нeдyжный oпять пoгpyжaлcя в aпaтию, пpoбyдить oт кoтopoй нe мoглa дaжe миcc Oбpи. Taк пpoдoлжaлocь мнoгo мecяцeв; нaкoнeц, пo мepe тoгo, кaк гoд близилcя к кoнцy, пpиcтyпы бeccвязнoгo бpeдa cлyчaлиcь вce peжe и peжe, yгpюмaя зaдyмчивocть oтчacти pacceялacь, и oпeкyны oтмeтили, чтo нecкoлькo paз нa дню бoльнoй пpинимaлcя пoдcчитывaть чтo-тo нa пaльцax и yлыбaлcя пpи этoм. Cpoк yжe пoчти иcтeк, кoгдa, в пocлeдний дeнь гoдa, oдин из oпeкyнoв, вoйдя в кoмнaтy, зaгoвopил c вpaчoм o тoм, cкoль пpиcкopбнo нынeшнee плaчeвнoe cocтoяниe Oбpи, в тo вpeмя кaк cecтpe eгo нa cлeдyющий дeнь пpeдcтoит coчeтaтьcя бpaкoм. Этo пpивлeклo внимaниe бoльнoгo; oн c тpeвoгoй cпpocил, c кeм. Paдyяcь cтoль явнoмy cвидeтeльcтвy пpocвeтлeния paccyдкa, кoeгo, кaк вce oпacaлиcь, юнoшa лишилcя, oпeкyн и вpaч yпoмянyли имя гpaфa Mapcдeнa. Пoлaгaя, чтo peчь идeт o юнoм гpaфe, кoeгo oн пpeждe вcтpeчaл в oбшecтвe, Oбpи ocтaлcя дoвoлeн и eщe бoльшe yдивил coбeceдникoв, выpaзив нaмepeниe пpиcyтcтвoвaть нa cвaдьбe и изъявив пoжeлaниe yвидeть cecтpy. Бoльнoмy нe oтвeтили, нo cпycтя нecкoлькo минyт дeвyшкa пpиcoeдинилacь к нeмy. Kaзaлocь, чтo к юнoшe cнoвa вepнyлacь cпocoбнocть пoддaвaтьcя влиянию ee oбвopoжитeльнoй yлыбки; oн пpижaл cecтpy к гpyди и pacцeлoвaл ee щeки, влaжныe oт cлeз, зacтpyившиxcя пpи мыcли o тoм, чтo бpaт cнoвa oжил для изъявлeний cepдeчнoй пpивязaннocти. Oбpи oбpaтилcя к нeй c пpeжнeй тeплoтoй, пpинec пoздpaвлeния пo пoвoдy бpaкa c мoлoдым чeлoвeкoм cтоль выcoкoгo пpoиcxoждeния и cтoлькиx дocтoинcтв; кaк вдpyг yвидeл нa гpyди coбeceдницы мeдaльoн; oткpыв кpышкy, к вящeмy cвoeмy изyмлeнию, Oбpи yзнaл чepты чyдoвищa, тaк дoлгo игpaвшeгo eгo жизнью. B пpиcтyпe бeзyдepжнoй яpocти нeдyжный выxвaтил yкpaшeниe и pacтoптaл eгo нoгoй. Koгдa жe дeвa cпpocилa, зaчeм oн cтoль бeзжaлocтнo yничтoжил пopтpeт ee бyдyщeгo cyпpyгa, Oбpи вoззpилcя нa cecтpy тaк, cлoвнo нe пoнял ee cлoв - зaтeм, cжимaя ee pyки и иccтyплeннo глядя нa нee, зacтaвил дeвyшкy пoкляcтьcя, чтo oнa никoгдa нe выйдeт зaмyж зa этoгo дьявoлa, ибo oн... Ho пpoдoлжeния нe пocлeдoвaлo. Kaзaлocь, нeвидимый гoлoc cнoвa нaпoмнил юнoшe o клятвe. Oбpи peзкo oбepнyлcя, oжидaя yвидeть лopдa Paтвeнa, нo в кoмнaтe никoгo нe былo. Teм вpeмeнeм вpaч и oпeкyны, cлышaвшиe вecь paзгoвop и вoзoмнившиe, чтo cтaли cвидeтeлями нoвoгo пpиcтyпa пoмeшaтeльcтвa, вoшли, oтcтpaнили нeдyжнoro oт миcc Oбpи и вeлeли eй yйти. Юнoшa бpocилcя нa кoлeни: oн yмoлял, oн зaклинaл oтcpoчить cвaдьбy вceгo нa oдин дeнь. Oтнecя вce пpoиcxoдящee нa cчeт якoбы влaдeюшeгo им бeзyмия, oпeкyны пo вoзмoжнocти ycпoкoили юнoшy и yдaлилиcь. Лopд Paтвeн нaнec визит нa cлeдyющee жe yтpo пocлe вeликocвeтскoгo пpиeмa, и, кaк и вcex пpoчиx, eгo нe пycтили. Пpocлышaв o нeдyгe Oбpи, oн тyт же пoнял, чтo caм являeтcя eгo пpичинoй, нo yзнaв, чтo мoлoдoгo чeлoвeкa пoчитaют cyмacшeдшим, c тpyдoм cкpыл ликoвaниe и вocтopг пpeд лицoм тex, oт кoгo пoлyчил эти cвeдeния. Oн cнoвa пocпeшил в ocoбняк cвoeгo бывшeгo cnyтникa и, пocтoяннo пoявляяcь в дoмe и пpитвopяяcь, чтo нeжнo пpивязaн к юнoшe и иcкpeннe зaинтepecoвaн в ero cyдьбe, мaлo-пoмaлy cклoнил к ceбe cлyx миcc Oбpи. И ктo бы cyмeл дoлгo пpoтивитьcя eгo чapaм? Oн paзглaгoльcтвoвaл o бeccчeтныx oпacнocтяx и тягoтax, выпaвшиx нa eгo дoлю, - yмeл cкaзaть o ceбe, кaк o нecчacтнoм, ни в кoм нa зeмлe нe вcтpeтившeм coчyвcтвия, кpoмe кaк в тoй, к кoмy oн oбpaшaлcя - yвepял, чтo c тex пop, кaк yзнaл миcc Oбpи, cнoвa cтaл цeнить coбcтвeннyю жизнь, xoтя бы тoлькo зaтeм, чтoбы внимaть ee yтeшитeльным peчaм; cлoвoм, eгo cвeтлocть тaк xopoшo oвлaдeл иcкyccтвoм змия, или, мoжeт cтaтьcя, тaкoвa былa вoля cyдьбы, нo тoлькo oн зaвoeвaл pacпoлoжeниe дeвyшки. Co вpeмeнeм гpaфcкий титyл пo cтapшинcтвy пepeшeл к нeмy, и eгo cвeтлocти пpeдcтoялo вoйти в cocтaв вaжнoгo пocoльcтвa, чтo пocлyжилo пoвoдoм ycкopить бpaк (нeвзиpaя нa плaчeвнoe cocтoяниe бpaтa). Cвaдьбa дoлжнa былa cocтoятьcя нeпocpeдcтвeннo пepeд eгo oтьeздoм нa кoнтинeнт. Eдвa дoктop и oпeкyны yдaлилиcь, Oбpи пoпытaлcя пoдкyпить cлyг, нo бeзycпeшнo. Oн пoпpocил пepo и бyмaгy; eмy дaли тpeбyeмoe; oн нaпиcaл пиcьмo cecтpe, зaклинaя ee, ecли oнa дopoжит coбcтвeнным cчacтьeм, coбcтвeннoй чecтью и чecтью тex, чтo нынe пoкoятcя в мoгилe, a нeкoгдa кaчaли ee нa pyкax и видeли в нeй cвoю нaдeждy и нaдeждy ceмьи, oтлoжить лишь нa нecкoлькo чacoв бpaк, нa кoтopый oн oбpyшивaл cтpaшнeйшиe пpoклятия. Cлyги пooбeщaли дocтaвить пиcьмo, нo вpyчили eгo дoктopy, a тoт cчeл paзyмным нe тpeвoжить бoлee миcc Oбpи тeм, чтo oн пoчитaл мaниaкaльным бpедoм. Для пpилeжныx дoмoчaдцeв нoчь пpoшлa в xлoпoтax; c yжacoм, кoтopый лeгчe пpeдcтaвить, нeжeли onиcaть, Oбpи внимaл шyмy, cвидeтeльcтвyющeмy o вeдyшиxcя пpигoтoвлeнияx. Hacтaлo yтpo; дo cлyxa бoльнoro дoнeccя гpoxoт экипaжeй. Oбpи eдвa нe oбeзyмeл. Ho любoпытcтвo cлyг нaкoнeц oдepжaлo вepx нaд бдитeльнocтью, и oдин зa дpyгим oни выcкoльзнyли из кoмнaты, ocтaвив бoльнoгo пoд пpиcмoтpoм бecпoмoшнoй cтapyxи. Bocпoльзoвaвшиcь вoзмoжнocтью, Oбpи oдним пpыжкoм мeтнyлcя к пopoгy и cпycтя мгнoвeниe oкaзaлcя в зaлe, гдe coбpaлиcь yжe пoчти вce пpиrлaшeнныe. Лopд Paтвeн зaмeтил eгo пepвым: oн тyт жe пpиблизилcя к нeзвaнoмy гocтю, cилoй взял eгo зa pyкy и yвлeк из кoмнaты; oт гнeвa юнoшa yтpaтил дap peчи. Ужe нaлecтницe лopд Paтвeн пpoшeптaл eмy нa yxo: "Пoмни o клятвe, и знaй: ecли ceгoдня твoя cecтpa нe cтaнeт мoeй жeнoй, oнa oбecчeщeнa. Жeнщины cлaбы!" C этими cлoвaми oн тoлкнyл мoлoдoгo чeлoвeкa к cлyгaм, чтo, yпpeждeнныe cтapyxoй, явилиcь eгo иcкaть. Ho Oбpи yжe нe cтoял нa нoгax; oт яpocти, чтo нe нaxoдилa выxoдa, лoпнyл кpoвeнocный cocyд, и бoльнoгo пepeнecли нa кpoвaть. Cecтpe oб этoм нe cкaзaли, бoяcь ee вcтpeвoжить; пoявлeниe бpaтa в зaлe oнa нe зacтaлa. Coюз был зaключeн, и нoвoбpaчныe пoкинyли Лoндoн. Cлaбocть Oбpи ycилилacь, зa кpoвoизлияниeм пocлeдoвaли cимптoмы нaдвигaюшeйcи cмepти. Юнoшa вeлeл пoзвaть oпeкyнoв cвoeй cecтpы, и eдвa пpoбилo пoлнoчь, oн cпoкoйнo и cдepжaннo paccкaзaл вce тo, o чeм читaтeль yжe пpoчeл - в cлeдyющee мгнoвeниe Oбpи нe cтaлo. Oпeкyны пocпeшили нa пoмoщь нoвoбpaчнoй; нo пpибыли oни cлишкoм пoзднo. Лopд Paтвeн иcчeз, a cecтpa Oбpи yтoлилa жaждy вaмпиpa! Пер. С. Лихачевой |
- Vampire - |
дата: Паш, супер темка, как раз есть сборник, где напечатан сей рассказ Полидори. А вот еще один из того же сборника. Брэм Стокер В гостях у Дракулы Когда я решил выехать на прогулку, яркое солнце заливало своими лучами весь Мюнхен. Воздух был чист и свеж, как бывает в начале лета, а между тем на дворе стояла зима. Настроение было отличное. Уже в момент отправления показался герр Дельброк, пожилой лысоватый метрдотель гостиницы "Времена года", где я остановился. Пожелав мне счастливой поездки, он обратился к кучеру, который не успел еще занять свое место на облучке и стоял у дверцы коляски: - Не позабудь, что тебе нужно вернуться до ночи. Пока небо чисто, но северный ветер что-то усиливается - как бы не налетела буря. Впрочем, я знаю, что ты будешь вовремя. - Он улыбнулся и добавил: - Ведь тебе хорошо известно, что такое здешняя ночь. Иоганн со всей серьезностью воспринял эти слова и кратко ответил: - Да, мой господин. Придерживая одной рукой шляпу, чтоб ее не сбросило ветром, он стегнул лошадей, и коляска резко взяла с места. Скоро мы выехали за пределы города, и я дал Иоганну знак притормозить. Там, у гостиницы, они говорили между собой на немецком, и моих скудных познаний в этом языке как раз хватило на то, чтобы уловить суть сказанного. Поэтому я спросил кучера, когда коляска остановилась: - Скажи-ка, Иоганн, сегодня ожидается что-то неприятное? - Walpurgis Nacht* (Вальпургиева ночь (нем.)), - сказал он, торопливо перекрестившись. Потом он достал свои карманные часы - известной немецкой марки, старомодные, размерами и формой напоминающие репу с грядки, посмотрел на циферблат нарочито озабоченно, сдвинув брови и передернув плечами, всем своим видом показывая, что очень бы желал поскорее завершить прогулку. Я и сам понял, что эта остановка в пути была не обязательна, и поэтому опять устроился в коляске, дав кучеру знак трогаться. Он погнал так, как будто мы куда-то опаздывали. То и дело я замечал, что лошади воротят морды в разные стороны и обеспокоенно вдыхают воздух расширенными ноздрями. Наконец, я и сам стал с подозрением и тревогой оглядывать окрестности. Дорога в оба конца была пустынна и пробегала по высокому и открытому всем ветрам плато. Через некоторое время я увидел ответвляющуюся от нашей другую дорогу. Она вся поросла высокой травой и вообще имела сильно заброшенный вид. По ней когда-то люди спускались с плато в небольшую долину, зеленеющую аккуратным пятнышком вдали. Почему-то эта дорога очень притягивала меня и, отдавшись этой манящей силе, я, понимая, что рискую вконец обидеть Иоганна, попросил его остановиться. Когда он выполнил мою просьбу, я выразил желание, чтобы дальше мы ехали по этой дороге. Он на все мои слова только отрицательно качал головой и неистово крестился. Но всеми своими жестами он достиг прямо обратного результата: мое любопытство до крайности возбудилось, и я стал буквально забрасывать его разными вопросами. Он отвечал чрезвычайно путано и поминутно косился на свои часы. Наконец я сказал: - Как знаешь, Иоганн, а я иду по этой дороге. Я не обязываю тебя сопровождать меня, но скажи мне, пожалуйста, внятно: почему ты не хочешь идти? Это все, что мне хочется от тебя узнать. Вместо ответа он спрыгнул со своего сиденья на землю и, умоляюще протянув ко мне руки и что-то отчаянно бормоча, старался, видимо, отвадить меня от задуманного предприятия. Добраться до сути его объяснений сквозь невообразимую мешанину английских и немецких слов было практически невыполнимой для меня задачей. Ясно было, однако, что он пытается довести до моего сведения мысль, которая самого его повергла в крайний ужас. Но, увы, все его аргументы ограничивались крестными знамениями и словами: - Walpurgis Nacht!!! Я попытался, было, помочь ему наводящими вопросами, но не так-то просто выспрашивать что-то у человека, языка которого практически не знаешь. Наконец, он понял, что мы так не найдем общего языка и, напрягшись, перешел на английский. Впрочем, это мало помогло - такого ужасного акцента и таких изувеченных фраз мне не приходилось слышать нигде и никогда. Кроме того, Иоганн очень волновался и постоянно перескакивал на свой родной язык и при этом беспрестанно косился на свои часы. В довершение всего, забеспокоились и забили копытами лошади. Он побледнел, как полотно, подскочил к ним и, сильно натягивая поводья, заставил отойти их с прежнего места футов на двадцать в сторону. Я подошел и спросил, зачем он то сделал. Тот бросил до смерти испуганный згляд на то место, которое мы покинули и, осенив его крестом, белыми губами прошептал что-то на немецком, а потом - для меня - сказал на английском: - Здесь закопан один из них! Один из тех, что покончил жизнь самоубийством!.. Уяснив сказанное, я тут же вспомнил старинный обычай - хоронить самоубийц на перекрестках дорог. - Ага! Понимаю, самоубийцы! - воскликнул я. - Это же по-настоящему интересно! Единственно, что мне было абсолютно непонятно, так это почему так разволновались лошади. Во время нашего разговора издали послышался вдруг странный звук. Что-то между рычанием и воем. Из-за удаленности и поднявшегося ветерка слышно было плохо, но лошади просто обезумели, и Иоганн, как ни старался, все не мог их успокоить. Он повернул ко мне бледное лицо и прошептал: - Похоже на волка... Но в такое время у нас не бывает волков!.. - Не бывает? - переспросил я. - А что, иногда все-таки волки подбираются так близко к городу? - Да, - ответил он. - Весной и летом. Но со снегом они уходят... Обычно уходят,- поправился он, встревоженно прислушиваясь. Пока он успокаивал лошадей, на небо надвинулись огромные темные тучи. Солнце ушло, зато задул сильный пронизывающий ветер. Отдельный слабый лучик света пробился, было, на секунду из-за хмурой завесы, но тут же исчез окончательно. Это выглядело как предупреждение. Иоганн долго вглядывался в сторону северной части горизонта и потом сказал: - Приближается снежная буря. Он снова посмотрел на циферблат часов, все еще не отпуская натянутых поводьев, так как лошади до сих пор не хотели стоять смирно, переступая копытами и потряхивая гривами. Затем он быстро взобрался на облучок, показывая этим, что мы слишком задержались с отправлением. Я решил немного поупрямиться и не спешил занимать свое место в коляске. - Скажи все-таки, куда ведет эта дорога, - попросил я настойчиво, махнув рукой в сторону долины. Прежде чем что-либо ответить, он снова перекрестился и пробубнил молитву. - Это страшное и злое место, - сказал он. - Какое место? -Деревня. - Ага! Значит, там все-таки есть деревня? - Нет, нет. Уже несколько веков там никто не живет. Мое любопытство достигло высшей точки. - Но ты сказал, что это деревня. - Это была деревня. - А что там есть сейчас? И куда подевалась она? Он повел свой рассказ, густо перемешивая немецкие и английские слова, так что я едва-едва мог его понять. Но все-таки мне удалось выудить кое-что. Давным-давно, несколько сотен лет назад, умерших хоронили прямо в деревне. Земля под могильными плитами шевелилась и из ее черных глубин до поверхности доносились стоны. Пришел час, и могилы отворились. Мертвые восстали из гробов, и на устах их была кровь. Некоторые, в поисках спасения своих душ (тут Иоганн несколько раз подряд осенил себя крестом), отправились туда, где жили живые. А другие остались в деревне мертвых и... Он тяжело и прерывисто дышал, и страх петлей сжимал его горло, не давая произнести последние слова. По мере продолжения его рассказа, он становился все более возбужденным. Казалось, он уже полностью утерял контроль над своим взыгравшимся воображением. Закончил он, сотрясаясь в пароксизме ужаса: с бледным, словно полотно, лицом, весь покрытый испариной, дрожа и вглядываясь поминутно к себе за спину и по сторонам, словно ожидая появления около нас чего-то ужасного. Под конец, когда его отчаяние достигло высшей точки, он крикнул: - Walpurgis Nacht!!! Он нервно указал мне на коляску, настаивая на скорейшем отъезде. Когда меня начинают пугать, во мне закипает вся моя английская кровь. Поэтому я спокойно сказал ему: - Ты трусоват, Иоганн, трусоват. Отправляйся домой, а я вернусь позже один. Прогулка мне на пользу, и я не собираюсь ее прерывать. Дверца коляски была распахнута. Я вытащил прогулочную дубовую трость, с которой никогда не расставался во время выходных моционов, махнул ею в сторону Мюнхена и повторил: - Отправляйся домой, Иоганн. Ваша Walpurgis Nacht не принесет вреда истинному англичанину. Лошади не стояли на месте, и Иоганн, прилагая все усилия к тому, чтобы сдержать их, одновременно умолял меня не совершать задуманной глупости. Мне было искренне жаль беднягу, но все же, глядя на то, как страх преобразил его, я не мог удержаться от смеха. От его корявого английского к той минуте уже не осталось и следа. В приступе ужаса и отчаяния он совсем позабыл о том, что рассчитывать на понимание с моей стороны можно только, говоря на моем языке. Но он даже для вида уже не вставлял в свою речь английских слов. Наконец все это начало утомлять меня. Я в последний раз кивнул ему в сторону Мюнхена и велел идти, а сам стал спускаться по сбегавшей в долину запущенной дороге. Видя, что ничего другого ему не остается, Иоганн безнадежно качнул головой и стал разворачивать лошадей в обратный путь. Я посмотрел ему вслед, опираясь на трость. Иоганн устроился на облучке и совсем почти не правил. Лошади, почувствовав, что возвращаются в спокойное тихое стойло, шли сами. Вдруг на гребешке невысокого холма, что был недалеко от дороги, появился человек. Он был очень худощав и высокого роста. Мне было хорошо его видно. Он повернулся в сторону коляски, и в ту же секунду лошади словно взбесились. Стали лягаться и рваться в разные стороны. При этом они страдальчески ржали. Иоганн никак не мог справиться с ними, и наконец они сорвались с места и стрелой понеслись в сторону от дороги. Я провожал их взглядом, а потом попытался снова увидеть незнакомца. Однако мне это не удалось - он исчез. Решил опять пойти в том направлении, против которого так горячо протестовал Иоганн. Я даже не мог понять толком, почему ему не нравилась эта дорога и эта долина. Часа два я шагал, совершенно не чувствуя ни времени, ни расстояния и не встречая на своем пути ни дома, ни человека. Места были действительно заброшенные и пустынные. Наконец дорога сделала изгиб, и я оказался на опушке редкого леса. Мне даже нравилось, что я здесь совершенно один, наедине с природой. Я присел отдохнуть и стал оглядываться окрест. Только сейчас я ощутил, как заметно похолодало. В воздухе над моей головой стоял приглушенный шум, словно бы кто-то тяжело вздыхал. Посмотрев вверх, я отметил быстрые передвижения грозовых облаков в направлении с севера на юг. Вообще не нужно было проявлять острую наблюдательность, чтобы понять, что надвигается буря. Я немного замерз и, решив, что это из-за моей остановки, возобновил движение по заросшей бурьяном дороге. Вскоре окружавший меня ландшафт стал гораздо более живописным. Каких-то особенно ярких деталей, на которых останавливался бы глаз, не было, но общая, погруженная в молчание красота была несомненна. Через некоторое время я заметил, что на долину опускаются сумерки, и уже стал подумывать о том, как бы не заблудиться при возвращении. Дневная яркость и свет постепенно и незаметно растворились в воздухе и облаках. Воздух стал очень холодный, и тучи, казалось, спустились ниже к земле. Приход вечера сопровождался отдаленным, но постоянным осязаемым шумом, сквозь который через определенные паузы прорывался мистический вой, который Иоганн отнес на счет волков. Я немного оробел. Но потом сказал себе, что непременно хотел увидеть заброшенную деревню и пошел дальше. Скоро я оказался в широкой лощине, окруженной со всех сторон высокими холмами. Их склоны были покрыты деревьями, росшими большими группами в ложбинах. Я посмотрел, куда ведет моя дорога, и обнаружил, что она упирается в одну из таких рощиц и теряется в ней. Пока я стоял и вглядывался вдаль, воздух заметно отяжелел, и вот уже повалил снег. Я подумал о том расстоянии, которое я преодолел, прежде чем добраться до этой лощины, и решил искать убежища от пурги где-нибудь поблизости. Размышляя так, я направился к густо растущим деревьям. Небо на глазах чернело, и снегопад усиливался. Скоро вся земля была покрыта плотным белым настилом. Дорога почти совсем исчезла под снегом, и мои ноги, глубоко проваливаясь, едва нащупывали ее. Ветер в течение какой-то минуты превратился в настоящий шквал, и это заставило меня пуститься бегом. Воздух леденил легкие, и, несмотря на то, что я был неплохой спортсмен, вскоре я стал задыхаться. Снег валил такой плотный, что можно было едва разлепить глаза, дабы не потерять направления. Удивительно, но небеса то и дело изрыгали самые настоящие молнии! При их неровном свете мне удавалось разглядеть впереди себя густую тень припорошенных снегом деревьев - в основном это были туи, а также гигантские кустарники. Мне удалось, наконец, забежать под могучие кроны деревьев, и там, в относительной тишине, я мог слышать завывание ветра на открытом пространстве лощины и вверху, где облака едва не касались верхушек деревьев. Мало-помалу чернота пурги сменилась темнотой ночи. Буря утихла, и только злой ветер гулял еще порывами в вышине. В ту минуту я вновь обратил внимание на отдаленный вой, который, казалось, не прекращался ни на минуту во время всех последних часов. То и дело в угрюмых облаках мелькала луна, и при ее свете я получал возможность оглядеться. Укрытый за кронами деревьев и тисовых кустарников, я видел, что снегопад почти иссяк. Скоро я уже мог выйти на открытое пространство и оглядеть преображенные бурей окрестности. Вот, кажется, началась и деревня. Я обходил один за другим разрушенные временем дома и думал найти среди них хоть какое-нибудь более или менее подходящее прибежище на ночь. Через несколько минут я уперся в низкую кирпичную стену, опоясывающую какую-то площадку. Немного побродив вокруг, я нашел вход. Здесь деревья образовывали своими стволами почти правильной формы аллею, которая вела к темной квадратной громаде, бывшей, по-видимому, каким-то зданием. В тот самый момент, когда я уже собирался получше рассмотреть строение, тучи закрыли своей массой луну, и мне пришлось продвигаться вперед в кромешной темноте. Ветер опять усилился и холодными струями обтекал меня со всех сторон. Я осторожно шел вперед, дрожа от холода. Хотелось думать, что это здание надежно укроет меня от всех причуд разгулявшейся природы, а потому я не останавливался, даже, если приходилось прокладывать путь в темноте на ощупь. Вдруг всякие звуки пропали, словно их и не было. Я остановился, прислушиваясь. Буря окончательно утихла. И только тогда я обратил внимание на то, как бешено у меня колотилось сердце. Впрочем, вместе со стихией начал успокаиваться и я. Однако покой мой длился лишь минуту, пока из-за туч не выглянула луна и не осветила пространство передо мной. Я стоял посреди старого заброшенного кладбища, где деревья были вперемежку с могильными плитами и крестами. Впереди возвышалась та самая квадратная громадина, которую я вначале принял за дом. Это был огромный мраморный склеп, белый и сверкающий, как и снег вокруг него. Буря, как оказалось, не стихла, а только притаилась до поры и теперь возобновилась с новой силой. Ветер с ноющим шумом носился меж могил. Опять донеслись звуки отдаленного рычания или воя. От потрясения я едва держался на ногах, холод сковал мои члены и добрался, казалось, до самого сердца. Я стоял перед скорбным памятником из чистого мрамора, а вокруг бушевала буря; завывал ветер и тускло светила луна... Завороженно глядя на склеп, я приблизился к нему, чтобы рассмотреть все вблизи. Найдя массивную дверь, я прочел на ней немецкую надпись: ГРАФИНЯ ДОЛИНГЕН ФОН ГРАТЦ ИЗ СТИРИИ ПОСЛЕ ПОИСКОВ ОБНАРУЖЕНА MEPTBOЙ 1801 г. На крыше склепа - он был сложен из нескольких огромных кусков мрамора - выделялся железный столб или просто острый выступ. На нем я разглядел фразу, начертанную русскими буквами: "Движения мертвых быстры". Все это казалось настолько жутко и сверхъестественно, что я почувствовал необыкновенную слабость в ногах. В ту минуту я впервые пожалел о том, что не послушался малопонятных, но искренних советов Иоганна. Внезапно меня пронзила мысль, подводящая логический итог всей этой мистике и ужасу. Вот она, Вальпургиева ночь! Вальпургиева ночь, это когда, согласно преданиям, дьявол покинул свою преисподнюю и поднялся на землю, когда отворились гробы и могилы и мертвые вышли из них... Когда на пир сошлись и слетелись все злые силы земли, воды и неба. Кучер до смерти боится именно этого места! Этой заброшенной неизвестно сколько лет назад деревни! Именно здесь совершались самоубийства, и теперь тут оказался я - совершенно один. Беззащитный, полузанесенный снегом. Дрожу от нестерпимого холода. С тоской смотрю на вновь собирающиеся тучи. Мне потребовалась вся моя вера, все мужество, чтобы не потерять голову от ужаса. Самый настоящий ураган вновь обрушился с неба. Земля дрожала так, как будто по ней прогоняли табуны лошадей. Однако на этот раз шквальный ледяной ветер сопровождался не снегом, а градом. Увесистые камни бились о землю, словно пущенные из пращи. Деревья уже не могли обеспечить мне безопасность. Я попытался забежать под одну из крон, однако вскоре вынужден был покинуть ее, увешанный сломанными градом ветвями. Камни с шумом ударялись о стены склепа и стволы деревьев и с воем проносились вокруг меня. Убежищем в моем положении мог послужить лишь... склеп. Только за его массивной бронзовой дверью я мог спастись от урагана. Подбежав к мраморной махине, я изо всех сил толкнул дверь. Она тяжело подалась внутрь, и я смог протиснуться в щель. Определенно, даже могила показалась мне уютней ненадежных деревьев! В последний раз я обернулся на бушевавшее небо, и как раз в тот момент его прорезала гигантская молния. Рассчитывая при ее свете рассмотреть внутренность склепа, я обернулся. В открытом гробу лежала красивая женщина с ярко-красными губами и бледным лицом. В следующее мгновение словно рукой гиганта я был выброшен обратно на улицу, где грохотал гром и сыпался град. Это произошло так быстро и так неожиданно, что я еще долго приходил в себя - физически и духовно, - прежде чем ощутил боль от падавших градин. В тот же момент у меня возникло странное чувство, что я на кладбище не один... Я снова обернулся к вскрытому мной склепу. Вновь сверкнула молния ужасающих размеров. Она ударила около меня. Я видел, как искра скользнула по железному столбу на крыше склепа - это был, как теперь стало ясно, громоотвод. Мрамор затрещал и в мгновение весь покрылся крупными трещинами. Вокруг стоял невообразимый грохот. Мертвая женщина рывком поднялась из гроба, ее тело сотрясала ужасная агония. По савану поползли языки пламени, и скоро она вся превратилась в гигантский факел. Я услышал ее дикий вопль, который сразу же потонул в шуме бури. Мое сознание помутилось. Рядом раздалось зловещее рычание. Меня как будто опять подхватил какой-то невидимый гигант и потащил прочь. Град, ни на минуту не прекращаясь, обрушивался на меня, причиняя сильную боль, воздух сотрясался от воя и рыка множества адовых существ. Последнее, что я видел, это колыхавшаяся вокруг моего тела белая пелена, словно бы могилы выпустили на свет покойников в саванах, и они медленно обступали меня со всех сторон сквозь темную завесу урагана. * * * Постепенно сознание возвращалось. Вернее, какие-то проблески сознания. Затем чувство гиперусталости и разбитости во всех членах. Ощущение времени и пространства возвращалось крайне медленно, но оно, несомненно, происходило. Ноги горели адским пламенем от боли, так что нельзя было даже пошевелить ими. Казалось, они окоченели и превратились в ни на что не годные культи. Леденящий холод цепко держал шею, позвоночник, кисти рук. Уши совершенно не чувствовались, словно их и не было. Наверно, они тоже окоченели, как и ноги. Только в области груди ясно ощущалось тепло, необычное, если вспомнить о других частях тела. То был кошмар, кошмар физический, если так можно выразиться. Тяжелая масса давила на грудь, и от этого было трудно дышать. Этот полусонный, полуобморочный ужас продолжался довольно долго, а когда он ушел, появилась тошнота. Совсем как в море. Я ощущал необходимость избавиться от чего-то, но не мог толком сообразить, от чего. На меня навалилась гнетущая тишина. Казалось, мир вымер или уснул навеки. Через некоторое время, однако, слух вернулся ко мне и я явственно различил в общей гамме ночных звуков тяжелое дыхание прямо возле меня, как будто приближалось какое-то животное. Я почувствовал горячее шершавое прикосновение к горлу, и в следующее мгновенье истина открылась мне. Страшная истина! У меня защемило сердце и кровь застыла в жилах. На моей груди разлегся крупный зверь. То и дело он проводил своим языком по моему горлу. Я боялся открыть глаза, что-то подсказывало мне не показывать гида, что я жив и не сплю. Однако чудовище, кажется, поняло, что во мне произошла какая-то перемена, потому что оно подняло голову. Сквозь ресницы я разглядел очертания огромного волка. Два больших горящих глаза, устремленные на меня, крупные клыки с капельками крови на желтой эмали, ощеренная пасть и тяжелое дыхание, которым он обдавал меня с расстояния всего нескольких дюймов. Некоторое время я ничего не помнил и не ощущал: видимо, опять потерял сознание. Вдруг сквозь пелену забытья до меня донеслось свирепое рычание и потом почти не прекращающийся визг. Затем до моего слуха донеслись крики нескольких человек, звучавшие в унисон. - Гоу, гоу! Повинуясь инстинкту, я поднял голову и стал вглядываться в том направлении, откуда раздавались эти голоса. Мой волк по-прежнему выл, высоко задрав пасть. В роще, которая была поблизости, в ответ замелькали десятки красных огоньков. С приближением людей волк завыл громче и отрывистей. Кладбище разносило эти ужасные звуки на большое расстояние. Я боялся пошевелиться. Белый покров, окружавший меня, вдруг расступился, и показалось красное зарево. В следующее мгновенье из-за деревьев рысью выскочили кавалеристы с факелами в руках. Волк резко соскочил с моей груди и устремился к высоким могилам. Я видел, как один из солдат поднимает карабин и прицеливается в меня. Другой быстро ударил его по руке, и пуля просвистела прямо над моей головой. Тот, кто стрелял, очевидно, принял мою распластанную фигуру за тело волка. Наконец, пару пуль выпустили по настоящей цели. Группа всадников разделилась надвое. Одни поскакали в мою сторону, другие - за волком, который только что скрылся в полузанесенной снегом роще. Едва поняв, что меня нашли, я попытался приподняться навстречу, но силы изменили мне и я не мог даже пошевелиться. Однако я хорошо слышал, что происходит вокруг. Двое или трое солдат спешились и склонились надо мной. Один из них приподнял меня за голову и положил свою руку мне на сердце. - Мы вовремя, друзья! - воскликнул он. - Его сердце еще бьется! Я почувствовал прикосновение к своему рту холодного горлышка фляги и в следующее мгновенье проглотил хорошую порцию коньяка. Это придало мне сил, и я открыл глаза. По заснеженным ветвям деревьев гуляли отсветы факелов, что были в руках всадников, и тени могил. Слышалось, как перекликались те, кто бросились в погоню за волком. Постепенно все собрались около меня, обмениваясь тихими фразами. По всему было видно, что их тоже охватил страх. Те, кто были с самого начала возле меня, стали расспрашивать своих товарищей. - Ну что, нашли его? - Нет! - ответили спрашивающему довольно резко. - Уйдем отсюда! Как можно быстрее! Нам нельзя здесь больше оставаться! - Но что это было? Заговорили все сразу, но почти одновременно запнулись. Страх был силен, и он делал их речь малопонятной, сбивчивой... - Это было... Это было нечто... - бормотал один, пытаясь справиться с глубочайшим потрясением. - Как будто волк... Но не волк- это точно! - дрожащим голосом проговорил второй. - Охотиться за ним без заговоренной пули - бессмысленно! - сказал третий спокойнее, чем остальные. - Да поможет нам Господь уберечься в эту ночь от зла! Мы уже заработали нашу тысячу марок! Пора убираться отсюда! - нервно произнес самый молодой из кавалеристов, сдерживая своего беспокойного коня. - Там, на расколотом мраморе, кровь! - сказал еще кто-то. - Молния тут ни при чем! Осмотрите его - с ним все в порядке? Вы видите, что у него с шеей?! Это тот самый волк! Он пил его кровь! Кавалерист с пышными усами внимательно оглядел меня и сказал: - С ним все нормально - на коже ни царапины. Но что все это значит? Ведь если не вой того волка, мы бы его ни за что не нашли! - Куда пропало это чудовище? - спросил парень, который держал мою голову. Он менее остальных поддался панике, так как руки его не дрожали. На рукаве у него я разглядел шеврон младшего офицера. - Он отправился к себе домой, - ответил солдат со смертельно бледным лицом, заикаясь и трясясь от ужаса. - Здесь достаточно могил! Он может сейчас отдыхать в любой из них! Нам нельзя здесь оставаться! Уйдем, прошу вас, уйдем сейчас же! Это проклятое место! Офицер посадил меня на земле, одновременно отдав короткую команду. Меня взгромоздили на коня, рядом сел и офицер. Одной рукой он взялся за уздечку, а другой крепко схватил меня. Он дал знак своим подчиненным, и мы поехали в сторону от мрачных деревьев. Ко мне еще не вернулся дар речи и поэтому я молчал. Должно быть, я заснул, так как, открыв глаза, обнаружил себя уже стоящим на земле. С обеих сторон меня поддерживали сильные руки спешившихся кавалеристов. Время было уже почти рассветное- на севере сверкало красное зарево солнца, словно кровавая тропа на снегу. Как я понял, мы сделали небольшой привал в пути. Офицер, показывая на меня, говорил своим солдатам, чтобы они забыли р том, что видели, и всем потом отвечали только, что нашли в лесу человека, охраняемого большой собакой. - Собакой?! - воскликнул тот, кто на кладбище проявлял себя наиболее малодушно. - Уж я-то верно говорю, что это был волк! По меньшей мере, волк... - Я сказал: собака, - твердо ответил на это офицер. - Собака - это хорошо! - весело произнес другой солдат. С появлением солнца настроение у него заметно поднялось. Но тут он указал на меня: - Посмотрите на его горло! Это, по-вашему, сделала собака? Инстинктивно я поднял руку и приложил ее к шее. Острая боль ударила мне в голову! Солдаты сгрудились вокруг меня, жадно рассматривали, что я делаю, и озабоченно шептались. Их голоса заглушил вновь голос офицера: - Вы помните, мы осматривали его на кладбище? Раны не было! Так что, я еще раз повторяю: собака. Если мы будем говорить что-либо другое, нас засмеют. Меня опять посадили на коня, и мы тронулись в дорогу. Скоро уже можно было разглядеть вдали окрестности Мюнхена. В городе меня усадили в коляску и отправили в гостиницу "Времена года". Офицер сопровождал меня туда, а остальные возвратились в казармы. Когда мы подъезжали, я еще издали заметил, как герр Дельброк со всех ног несется навстречу коляске. Он помог мне выбраться из нее и со всей осторожностью проводил в комнату. Офицер немного постоял в сторонке, потом взял под козырек и уже повернулся было к выходу, но я угадал его намерение и попросил зайти ко мне. Мы посидели за графином хорошего вина, и я выразил сердечную благодарность ему и его солдатам за свое спасение. Он отвечал просто и был, по-видимому, очень рад со мной побеседовать, а попутно и вкусить плоды гостеприимства герра Дельброка. Когда офицер ушел, метрдотель долго и с уважением смотрел ему вслед. - Но, герр Дельброк, - спросил я. - Как получилось, что меня стали искать? Он неопределенно пожал плечами, а потом ответил: - Я служил в этом полку и просто попросил командира набрать добровольцев. - Но как вы узнали, что я пропал? - Иоганн пришел домой с остатками коляски, на которой вы уехали... Лошади все разбежались... - И вы подняли целое отделение солдат, основываясь только на этом факте? - О, нет! - ответил он живо. - Еще до появления кучера я получил телеграмму от господина, в гостях у которого вы были. Вот она, - добавил он, достав из кармана жилета листок бумаги и протянул мне. Я прочитал следующее: МОЛНИЯ. Из Бистрицы. "Позаботьтесь о моем госте - его безопасность для меня дороже всего. Если с ним что-нибудь случится или он пропадет - не теряйте времени и сразу же приступайте к розыскам. Он англичанин и поэтому не может жить без приключений. Ночью все возможно: снежная буря, волки... Еще раз прошу - не теряйте ни секунды и действуйте, как только что-нибудь заподозрите. Ваше рвение будет вознаграждено. ДРАКУЛА" В течение того времени, пока я читал телеграмму, вся комната каруселью кружилась вокруг меня. В один момент, если бы не предупредительный метрдотель, я упал бы на пол. Все это было настолько странно, что я просто не знал, куда деваться. Выходит, я нахожусь под защитой некой ужасной мистической силы?.. Из далекого города мне пришла телеграмма в тот самый момент, когда я спасся от жестокой смерти в ледяной снежной постели и от клыков огромного волка... И именно из этой телеграммы мне стало ясно, кому надо быть обязанным своим спасением... © |
Demonikus Sant |
дата: Ричард Матесон Выпей кровь Когда жители квартала узнали о сочинении Жюля, они окончательно удостоверились в том, что он сумасшедший. Подозревали об этом очень давно. Своим "слепым" взглядом он заставлял людей корчиться от страха. Грубый, нутряной голос не вязался со столь хрупким телом. Белизна кожи отвращала многих ребятишек. Казалось, она отделена от плоти. Он ненавидел солнечный свет. Его идеи не могли прийти в голову нормальному человеку. Жюль хотел стать вампиром. Все верили тому, что в ночь его появления на свет, ураган выворачивал деревья с корнем. Говорили, что он родился с тремя зубами. Что прокусывал матери грудь и пил ее молоко с кровью. Рассказывали, что после наступления темноты, Жюль рычал и гавкал в своей колыбели. Что в два месяца он начал ходить и рассматривать восходящую луну. Так говорили. Родители волновались за своего Жюля. Они прекрасно видели недостатки своего единственного ребенка. Вначале им показалось, что он слепой, но врач объяснил, что это просто ступорозный взгляд. Еще он добавил, что Жюль со своей огромной головой может быть либо гением, либо идиотом. Оказалось, что все-таки идиот. До пяти лет он не разговаривал. А потом как-то раз пришел вечером ужинать и, сев за стол, произнес: "Смерть". Родители не знали радоваться им или ужасаться. Решив про себя, что Жюль не понимает, что обозначает это слово, они привели весы в равновесие. Но Жюль понимал. С того самого вечера он принялся составлять собственный словарь, поражавший всех, кто его знал, огромным объемом. Он не только запоминал каждое обращенное к нему слово и все что было написано на вывесках, в журналах и книгах, но придумывал еще и свои собственные. Типа прикосноночь. Или любубивать. Он смешивал в единое целое несовместимые вещи, потому что не мог объяснить свои мысли другими словами. Пока другие детишки играли в салочки и казаки-разбойники, Жюль сидел на крылечке, смотрел в проулки и придумывал слова. До двенадцати лет он практически не попадался ни на чем дурном. Правда как-то раз его засекли в темном дворе, когда он раздевал Оливию Джоунз. А еще он разрезал на собственной кровати котенка. Но между этими двумя событиями простирались годы. Поэтому скандалы забылись. В школе его просто тихо ненавидели. Он почти не учился. В каждом классе проводил два, а то и три года. Учителя звали его по имени. По некоторым предметам - например, письму и чтению - Жюль добился превосходных результатов. В остальных он ничего не смыслил. Как-то раз, когда ему исполнилось 12 лет, мальчик отправился в кинотеатр на вечерний субботний сеанс. Показывали "Дракулу". Когда фильм закончился, он продрался сквозь толпу нервно переговаривающихся подростков, пришел домой и на два часа заперся в ванной. Родители орали, молотили в дверь, угрожали, но все было бесполезно. В конце концов Жюль открыл защелку и уселся за стол ужинать. У него был перебинтован большой палец правой руки, а на лице сияло удовлетворение. На следующее утро он пошел в библиотеку. Было воскресенье. Жюль целый день просидел на ступеньках, ожидая открытия. Поздно вечером вернулся домой. На следующий день он наплевал на школу и снова пришел в библиотеку. "Дракулу" он обнаружил на пыльной полке в глубине зала. Взять ее почитать Жюль не мог, потому что не был записан, а для записи следовало привести кого-нибудь из родителей. Поэтому он сунул книгу за пояс штанов, вышел из библиотеки, отправился в парк и прочитал книгу от начала до конца. Мальчик добрался до последней страницы уже в сумерках. И тут же принялся снова перечитывать роман, перебегая в поисках света от фонаря к фонарю. Он не услышал ни единого бранного слова из тех, что обрушились на него за пропущенный обед и ужин: поел, прошел к себе и дочитал роман до конца. Его спросили, откуда книга. Он ответил, что нашел. Шло время, а мальчик вновь и вновь перечитывал книгу. В школу он больше не ходил. Вечерами, когда Жюль утомленно засыпал, мать брала затрепанный том в гостиную и вместе с мужем принималась его разглядывать. Как-то раз они заметили, что Жюль начал подчеркивать карандашом определенные предложения. Типа: "Губы краснели свежевыпитой кровью, ручеек ее стекал по подбородку и марал белизну савана". Или: "Когда показались сгустки крови, он прижал мое лицо к ране на груди..." Увидев это, мать выкинула книгу в мусорный бак. Когда утром Жюль не обнаружил книги на обычном месте, он страшно заорал и примялся выкручивать матери руку до тех пор, пока она не показала место, куда ее выкинула. Затем побежал в подвал и рыл мусор до тех пор, пока не обнаружил заветную вещь. Отправившись в парк и так и не отмыв руки от яичного желтка и опивков кофе, он сел на скамью и принялся перечитывать текст. В течении месяца он читал его и в конце концов выучил наизусть. После чего выкинул книгу и только вспоминал о ней. Из школы стали приносить записки об отсутствии Жюля на занятиях. Мать страшно рассердилась. Тогда Жюль решил на время вернуться. Ему хотелось написать сочинение. И однажды он его написал. Прямо на уроке. Когда ученики закончили сочинять, учительница спросила: не хотел бы кто-нибудь прочитать свое произведение перед классом. Жюль поднял руку. Учительница была удивлена: она вывела его к доске. Жюль очень волновался. Лист бумаги дрожал в руках. Учительница улыбнулась. - "Моя мечта. Сочинение Жюля Дракулы". Улыбка увяла. - "Когда я вырасту, то стану вампиром". Губы учительницы скривились. Глаза широко распахнулись и едва не вылезли из орбит. - "Я хочу жить вечно, никому ничего не прощать и всех девчонок сделать вампиршами. Хочу дышать смертью". - Жюль! - "Хочу, чтобы мое вонючее дыхание вобрало в себя запах мертвой земли, склепов и гробов". Учительницу передернуло. Руки мелко затряслись: она не могла поверить собственным ушам. Взглянула на детей: мальчишки хихикали. Девочки не смеялись. - "Хочу быть холодным, с гнилой плотью и чтобы в моих жилах текла украденная кровь". - Пожалуй, ххрррр... - Учительница мощно прочистила горло. - Достаточно. Жюль принялся говорить громче и торопливее. - "Хочу вонзать свои белые зубы в беззащитные шеи жертв. Хочу, чтобы они..." - Жюль, на место - сию секунду! - "Хочу, чтобы они словно бритва вспарывали плоть и вены", - в отчаянии прокричал мальчик. Учительница вскочила: детей трясло. Больше никто не хихикал. - "И чтобы потом теплая кровь потоком устремлялась мне в глотку..." Учительница схватила его за руку и поволокла упирающегося, царапающегося, вопящего Жюля к директору. - Это моя мечта! Моя цель! Мое искреннее стремление! Это было ужасно. Жюля заперли в комнате. Учительница вызвала родителей. Они разговаривали скорбными голосами. Люди в квартале обсуждали школьное происшествие. Многие сначала не поверили. Говорили, что это дети все выдумали. Потом пришлось. Они подумали: каких же тварей мы вырастили, если они способны такое выдумать. После инцидента люди стали избегать Жюля. Они сторонились, давая ему пройти, чтобы он не дай Бог их не задел, или не посмотрел в их сторону. Когда мальчик проходил по улице, матери загоняли детей по домам. О Жюле слагали небылицы. Записки из школы продолжали приходить. Жюль заявил матери, что туда он не вернется. Что это решено окончательно и бесповоротно. Когда к Жюлю пришел надзиратель, мальчик убежал через окно по крышам. Пролетел год. Жюль, что-то разыскивая, бродил по улицам. Он сам точно не знал, что именно ищет: в проулках, мусорных баках, на автостоянках, на востоке, западе,севере и юге. Но не находил. Спал он мало. Ни с кем не разговаривал. Его взгляд всегда был устремлен в землю. Придуманные слова Жюль позабыл. А потом он зашел в зоопарк. Электрический разряд прошил тело мальчика насквозь, когда он увидел летучую мышь-вампира. Глаза широко раскрылись, а бесцветные зубы тускло блеснули. Жюль стал постоянным посетителем зоопарка. Он приходил смотреть на летучую мышь. Разговаривал с ней, называл Графом. Потому что чувствовал: это - человек, оборотень Его настиг новый виток культурного развития. Он украл в библиотеке еще одну книгу. О жизни животных. Нашел описание летучей мыши-вампира. Вырвал страницу, а книгу выбросил. Выучил нужное наизусть. Теперь Жюль точно знал, как именно вампир ранит животных, как лакает кровь, словно котенок сливки. Как ходит на костяных отростках сложенных крыльев и скрюченных ножках, словно черный волосатый паук. Почему вампир ничего не ест, а питается только кровью. Месяц за месяцем Жюль разговаривал с летучей мышью. Это стало смыслом его существования. Одного предела мечтаний он достиг. Как-то раз Жюль заметил, что самый низ проволочной сетки ослаблен. Его черные глаза осматривали по клетке. Никто не смотрел в эту сторону. День был пасмурный. Посетителей почти не было. Жюль подергал за проволоку. Она слегка отошла. Тут он увидел, как из обезьянника вышел служитель. Жюль отдернул руку и отправился восвояси, насвистывая только что придуманнный мотивчик. Поздно по ночам он босым проход спальни родителей, прислушивался к храпу матери и бормотанию отца, надевал ботинки и бежал в зоопарк. Всякий раз, когда сторож уходил к себе, Жюль пробирался к клетке с летучей мышью и все больше и больше ослаблял проволоку сетки. Заканчивая, он незаметно ставил кольцо на место и шел домой. Разрыва никто не замечал. Он приходил к Графу каждый день, говорил, что непременно научится ползать вниз головой и скоро его освободит. И они будут пить девичью кровь. Bместе. Однажды Жюль высвободил кусок и вполз в клетку к Графу. Было совсем темно. На коленях мальчик подобрался к маленькому деревянному домику. Прислушался, надеясь уловить мышиный писк. Сунул руку в проем, нашептывая свои обычные слова. А когда почувствовал иголочный укол, то чуть не подпрыгнул. С неописуемым наслаждением Жюль вытащил из клетки трепыхающегося мохнатого зверька. Затем выбрался из клетки и побежал из зоопарка - вдоль пустынных улиц. Наступало утро. Небеса окрасились серый цвет. Домой идти было нельзя. Следовало найти убежище. Он крепко прижал к груди лижущего палец вампира и перебрался через ограду во внутренний дворик своего квартала. Зашел в полуразвалившуюся хижину. В ней было темно и сыро. Воняло. Жюль запер дверь, сунул палку в металлические обода и проверил, нет ли где-нибудь просвета, чтобы мышь не смогла улететь. Просвета не было. И тогда он выпустил вампира. Мышь пролетела в угол хижины, зацепилась когтями за притолоку и замерла. Жюль лихорадочно сорвал с себя рубашку. Его губы дрожали. Он безумно улыбался. Затем вытащил из кармана украденный у матери перочинный нож. Вытащил лезвие и провел по нему пальцем. Кожа и мясо разошлись. Он задохнулся. По руке потекла кровь. - Граф! Граф! - закричал Жюль захлебываясь, - Пей мою кровь! Выпей ее! Выпей! Он переступил через какие-то канистры и протянул руку к летучей мыши. Она слетела с притолоки и уцепилась за кровлю в противоположном конце хижины. По щекам Жюля потекли слезы. Он сжал зубы. Кровь струилась по его безволосой груди, по плечам. Тело сотрясала лихорадка. Жюль побрел в дальний угол хижины, но оступился, упал, и почувствовал, как острый край какой-то банки вскрыл ему бок. При этом руки взметнулись вверх и схватили зверька. Мальчик прижал его к горлу и привалился спиной к перегородке. Вздохнул. В глотке родился стон, но он задушил его, схватившись за грудь. Желудок свело. Жюля затошнило. Черная мышь на горле молча лакала его кровь. Он почувствовал, как жизнь уходит из тела. Вспомнил все пережитое: ожидание, родителей, школу, Дракулу, мечты, внезапное озарение. Его глаза открылись. Наклонная стена хибары маячила где-то в вышине. Дышать стало трудно. Он раскрыл рот, чтобы вобрать как можно больше воздуха, начал втягивать его в себя, всасывать вонь тухлятины. Закашлялся. Костлявое тело забилось на земле. В мозгу начало проясняться. Жюль увидел себя со стороны, полуголого, на полу грязной хижины, среди мусора, прижимающего к горлу мышь-вампира. Издав сдавленный крик, мальчик поднял руку и оторвал трепыхающегося, дрожащего зверька от вены. Отбросил его в сторону. Мышь отлетела, а затем вернулась, обвевая его лицо кожистыми крыльями. Жюль шатаясь поднялся на ноги, направился к двери, стараясь остановить струящуюся из горла кровь. С трудом, но все же отворил створку. Выйдя в темный двор, он рухнул лицом в высокую острую траву. Попытался было позвать на помощь. Но с губ сорвалось лишь невнятное страшное бульканье. Рядом с головой раздался мягкий шорох крыльев. Который внезапно затих. Сильные руки подняли Жюля с земли. Стекленеющими глазами мальчик увидел высокого мужчину в черном, глаза которого сияли словно рубины. - Сын мой, - проговорил мужчина. Перевод А. Хохрева |
Demonikus Sant |
дата: Керт Басьек Исповедь - Меня зовут Роджер, - соврал я ничтоже сумняшеся. - И я законченный алкоголик. Говорят, исповедь - благо и успокоение для души. Но на меня это не действовало никогда. Мы сидели в подвале, в тесной комнатушке, в каком-то унылом доме в паре кварталов от Юнион-сквер. Там было человек тридцать. Все сидели за шаткими столиками на пластиковых раскладных стульях, курили одну за одной, пили кофе и выслушивали мои откровения. Среди них была пара-тройка новеньких, раньше я их не видел. Остальных я уже знал в лицо - встречал на других подобных сборищах. В комнате было не продохнуть от сигаретного дыма. Можно подумать, что никто из присутствующих никогда не читал многочисленные призывы из серии "Министерство здравоохранения предупреждает...". Вполне типичная картина для собрания Анонимных алкоголиков. Я продолжал вдохновенно гнать. Типа того, что мои папа с мамой оба были законченные алкоголики, и меня просто корчило от отвращения, когда я приходил домой и находил своих дорогих родителей - либо батюшку, либо маменьку, либо обоих на пару - лежащими чуть ли не на полу в гостиной в состоянии полного коматоза. Глядя на них, я себе говорил, что со мной ничего подобного не приключится. Но, разумеется, приключилось. После университета я устроился брокером на фондовой бирже, и на работе мной были довольны, но потом началось... началось вроде бы безобидно. С пары кружечек пива на предмет снять напряжение после тяжелого трудового дня. Потом я перешел на "отвертку" - если кто не знает, это такой коктейль, водка с апельсиновым соком, - потом на виски без содовой, а к тому времени, когда меня выгнали с работы, я уговаривал за вечер бутылку текилы, в гордом одиночестве пялясь в телевизор. После этого, разумеется, мне было просто необходимо периодически надираться в хлам, чтобы как-то забыться. Ведь эти уроды - мое начальство - поступили со мной просто по-свински. Мне и в голову не приходило, что я конкретно завяз, пока в один непрекрасный день я не пришел в себя в Хобокене* ( Город в штате Нью-Джерси, на правом берегу реки Гудзон, против южного Манхэттена, с которым соединен тоннелем. - Прамеч. пер.), поливая собственной кровью чью-то "БМВуху" и не в силах вспомнить, как я сюда попал. Это была впечатляющая история. Из тех, что никогда не оставят тебя равнодушным. Я уже столько раз пересказывал эту бодягу, что почти сам поверил в нее. Там была одна девушка. Сидела как раз за соседним столиком. Я уже видел ее раньше и даже пару раз с ней говорил. Венди как-то там. Или Синди. Она не сводила с меня глаз, а когда я обернулся, она мне улыбнулась. У нее был теплый взгляд, и когда я взглянул на нее, ее сердце забилось чаще - его ровные сильные удары погнали кровь по ее хрупким венам немного быстрее. Я тоже ей улыбнулся. Мне не надо было этого делать - она приняла мою улыбку за поощрение. Но она была так похожа на Кейт... с ее блестящими рыжими волосами, выразительным ртом и остроконечным маленьким подбородком. Да, я вполне заслужил все дерьмо, в котором теперь барахтаюсь. Когда я закончил свое душераздирающее повествование, меня вознаградили бурной овацией. Какой-то парень принялся обходить собравшихся, собирая деньги, чтобы расплатиться за помещение, кофе и все остальные блага общения. Я налил себе кофе из автомата в углу и присоединился к единственной чисто мужской компании в этой тесной прокуренной комнате. Майк рассказывал про какое-то убийство - живописал все в деталях: колотые и резаные раны, отпечатки пальцев, разорванная одежда. Все тот же бесконечный разговор, только с новыми вариациями. То бейсбол, то политика, то плачевное состояние бродвейских театров. Но в итоге все сводится к одному: как плохо стало в Нью-Йорке сейчас и как хорошо было раньше. Они обсуждают новости, пересказывают друг другу последние анекдоты, сетуют на всеобщее падение нравов и жалуются на жизнь, которая сплошь состоит из досадных неудач, всеобщей злобы и непреходящей ярости. Потом Лу скорбно трясет головой, и все повторяют за ним этот жест окончательной безысходности. Да, теперь все не так, как раньше. Совсем не так. В тот вечер они обсуждали "свеженькое" убийство: на крыше одного из многоквартирных домов обнаружили труп молодой женщины. Лу высказывался в том смысле, что сие есть подтверждение простейшей истины: в наше время никому ни до кого нет деда, и жизнь человеческая больше не стоит ни цента. Фред пытался ему возражать. Здесь мы имеем заказное убийство, таково было его авторитетное мнение. Они часто так делают, киллеры: убивают того, кого надо, а заодно и еще дюжину человек, чтобы замести следы и представить все как работу бесноватого маньяка. Майк был не согласен ни с тем, ни с другим. А я просто слушал. Как ни странно, но эти беседы меня успокаивали. Не их содержание, а сам процесс, который давно превратился в некий обязательный ритуал. Она, конечно же, подошла. Можно было и не сомневаться. - Мы тут собираемся кофе попить в "ЛБ". Не хочешь присоединиться? Теперь ее пульс бился совсем уже в бешеном ритме. Кровь прилила к ее лицу, окрасив щеки румянцем и оживив бледные губы, которые стали заметно полнее, и ярче, и соблазнительнее. Что я должен был сделать? Женщины, посещающие собрания Анонимных алкоголиков, как правило, не страдают избытком уверенности в себе, и для того, чтобы вот так вот ко мне подойти, этой Венди (или Синди) наверняка пришлось долго решаться. - Послушай, - сказал я как можно мягче, - я бы с удовольствием, правда. Но мне надо встретиться с одним парнем. Я улыбнулся, мол, ты же знаешь, как это бывает, не всегда что-то зависит от наших желаний Но она оказалась упорнее, чем я думал. Она собралась что-то сказать, и я сразу понял, что это будет. "А этот твой парень не подождет полчаса?" Или: "Мы будем там долго сидеть, ты подходи, когда освободишься". Что-нибудь в этом роде. Я посмотрел ей в глаза и подумал: "Уходи. Просто уйди от меня, и все". - Может быть, в другой раз, - сказал я вслух. Она на секунду закрыла глаза, потом растерянно огляделась по сторонам. Она меня больше не видела. Она развернулась и пошла, прочь. К столику, где ее дожидались друзья. Я проводил ее взглядом. Ее бедра слегка покачивались при ходьбе, так что длинная шерстяная юбка легенько подергивалась. Она и одевалась, как Кейт. Мне захотелось окликнуть ее, сказать, что я передумал... но я знал, что этого делать нельзя. Ладно. Есть и другие собрания и клубы по интересам, куда я мог бы пока походить. Я по быстрому допил кофе и поспешил к выходу, пока она про меня не вспомнила. На улице было свежо и прохладно. Ночное небо сияло отблесками городских огней, но сегодня там были видны и звезды, что обычно в Манхэттене редкость. В такие ночи Нью-Йорк кажется маленьким и заскорузлым, как струпчик корки экземы на коже больной планеты, а все его обитатели - бесполезными и незначительными букашками. Такие унылые мысли мне были сейчас ни к чему. Сейчас мне хотелось почувствовать жизнь, как ее чувствует человек. Мне хотелось включиться в жизнь и ощутить свою человечность. Когда жизнь - это бесценный дар, а смерть - запредельный ужас. Когда возможность выбирать между добром и злом еще имеет значение. Я прошелся до "Шейс", что на 16-й улице, забурился туда и заказал сразу "бурбон". Как говорится: чего тянуть? Первый бокал я опрокинул залпом и сразу же заказал еще. Гул анонимных людских голосов помог мне прийти в себя и успокоиться. Я вдруг заметил, что дышу сбивчиво и тяжело, и задышал ровнее. Облокотившись на стойку бара, я огляделся по сторонам. Обычное сборище полуночных гуляк: влюбленные парочки, компании сослуживцев и просто старых друзей и одинокие странники с голодными глазами - в отчаянном поиске таких же томящихся душ, в погоне за кратковременным утешением, приятельской поддержкой, сексом или забвением. Одна из таких неприкаянных одиночек сверлила меня пристальным взглядом. С расстояния футов в десять. Это была симпатичная девочка в стиле "подружка ковбоя": высокая, стройная, с длинными светлыми волосами, в широкополой кожаной шляпе, с прелестным неправильным прикусом и длиннющими ногами, которые обещали самые заманчивые наслаждения: действенные, сильные и энергичные. Эти великолепные ножки и упакованы были именно так, как надо, - в тугие джинсы в обтяжку. Как только ковбойша заметила, что я на нее смотрю, она как бы невзначай покачала ногой, вроде бы разминая затекшие мышцы, слегка выгнула спину и улыбнулась мне дерзко и вызывающе. Сердце у нее билось, как у скаковой лошади на последнем круге. Густая горячая кровь стремительно неслась по венам - с жаром и смаком, не в пример жидкой водичке, разбавленной пивом, как у большинства из собравшихся в баре. У меня разболелись зубы. Мне хотелось помериться силой с этой красоткой и посмотреть, чья возьмет. Я угрюмо взглянул на нее - мол, да ладно тебе, симпатяга, ты уже старовата для этих игрищ, - и уставился в свой стакан. Рейчел, барменша, устроилась прямо напротив меня и предложила подлить мне "бурбону". "Вот ведь блин, - матюгнулся я про себя. - Что-то сегодня я пользуюсь спросом. То ли я сегодня такой красивый, то ли они все взбесились". С Рейчел мы вроде как даже приятельствовали. Во всяком случае, когда я заходил в "Шейс" в ее смену, мы премило болтали. Она была дамой практичной и волевой, с жестким характером и безо всяких задвигов. Я всегда считал, что у нее на меня иммунитет. Но кровь стучала у нее в висках, дыхание было поверхностно-мелким, как бывает, когда человек возбужден или сильно взволнован, и ее взгляд был слегка затуманен. Она наклонилась вперед, оперевшись роскошной грудью на скрещенные руки, так что все ее прелести откровенно выпирали из выреза блузки. Она слегка подняла подбородок, демонстрируя длинную точеную шейку и уязвимую жилку на горле. Она говорила о том, как опасно сейчас на улицах - и особенно по ночам. Она всегда умирает от страха, когда возвращается поздно одна. Во всяком случае, так она утверждала. Я что-то ответил - что именно, я забыл сразу, как только выговорил слова, - и взглянул в зеркало поверх плеча Рейчел. Когда люди в баре не знают, чем им себя занять, они тупо таращатся на свое отражение в зеркале. Я тоже так делаю. В силу давней привычки. Потому что я не отражаюсь в зеркалах. Я позволил Рейчел долить мне "бурбона". Не поймите меня неправильно. Я не алкоголик. Алкоголь на меня не действует. Просто мне надо чем-то себя занимать, пока я мотаюсь по городу. И потом, выпивка - неплохой способ сосредоточиться на чем-то, помимо крови и жажды. Иногда это сложно. Как, например, сейчас. Мне надо было скорее забыть о Венди, но я зашел не в тот бар. Здесь был еще кто-то из наших. Другой вампир. Я не смог его вычислить, но я знал, что он здесь. Я его чувствовал. Это как у акул: один вампир - это нормально, но если поблизости есть и другие, жажда каждого воздействует на всех нас, гул крови вокруг нарастает до рева, рвущего барабанные перепонки, а вместе с ним нарастает и жажда. Это как тяжелая форма алкоголизма или наркотической зависимости - когда ты не можешь думать ни о чем другом, кроме следующего стакана, кроме следующей дозы. Вампиры стараются избегать друг друга. Поодиночке мы хитрые и осторожные, но вместе становимся невменяемыми: неодолимая жажда делает нас одержимыми и беспечными. С каждой минутой мне становилось все хуже. Алый туман затянул все вокруг. Я больше не слышал гула человеческих голосов - я слышал только рев крови, в котором тонули все остальные звуки. Соблазнительный, влекущий призыв живой свежей крови, которому невозможно сопротивляться. Он пробирал меня до костей. Пересохшее горло горело, а руки и ноги сделались холодны, как лед. - Послушай, - хрипло проговорила Рейчел. Она прикоснулась к моей руке. Ее рука была теплой, почти горячей. - Я давно хотела тебе сказать... - Давай не сегодня, Рейч. - Я тоже погладил ее по руке, но не ладонью, а только костяшками пальцев. - Я сейчас не в настроении выслушивать исповедь. Она отшатнулась, как будто я ее ударил, и кровь прилила к ее лицу. Только теперь это было смущение, а не возбуждение. Она поджала губы и отошла в дальний конец стойки. Я оставил на стойке двадцатку и вышел. Если я снова начну размышлять об откровениях и исповедях, вечер будет уже безнадежно испорчен. Я вышел из бара, затянутого кровавой дымкой, но от настроя, которым я там заразился, избавиться было непросто. Я был весь на взводе - взвинчен и раздражен. Зубы болели и ныли. Горячая боль поселилась в горле. Мне нужно было напиться крови. Но если бы только напиться... у меня в холодильнике всегда есть запас свежей плазмы, так что от голода я не умру. То, что терзало меня сейчас, было гораздо сильнее жажды. Кровь живых - постоянное искушение для вампира. Но я никогда ему не поддавался. Когда пять лет назад я (Кстати, что? Возродился? Проснулся? Очнулся?) на свалке неподалеку от Бликера и буквально физически ощутил, как моя человеческая природа растворяется в небытии, словно далекие воспоминания детства, я поклялся себе, что никогда не забуду, кем я был раньше, что я никогда не поддамся нечеловеческим, извращенным инстинктам своего нового естества. Как будто одной силой воли я мог удержать при себе хотя бы подобие воспоминаний о том, что это такое - быть живым. Я - вампир новой эпохи. Чувствительный. Благопристойный и благонравный. Собрания Анонимных алкоголиков помогают мне держаться. Я знаю, что я не один, что есть и другие, которые могут сопротивляться своим разрушительным устремлениям. Загадывай только на день вперед, довольствуйся малыми достижениями - таково кредо этой организации. Не давай страшных клятв, что никогда больше не будешь пить. Постарайся остаться трезвым хотя бы сегодня. Вот так я и живу. Конечно, бывают такие ночи, когда мне становится невмоготу. Но в эти ночи я просто не выхожу из дома, сижу за запертой дверью со своей плазмой и томиком Остен или Элиота - с любой патетической книжкой, которая утверждает величие человека. Так мне удается держаться. На самом деле жажда - не такое страшное проклятие. Жажда преодолима. Мимо прошли две девчонки то ли из металлистов, то ли из новых готов: черные легинсы, черная кожа, серьги в виде распятия. Распятия отдались во мне обжигающей болью. Но она меня не проняла - когда я в таком состоянии, я заслуживаю эту боль. Меня проняла мысль о тонкой иголке, которая прокалывает мочку уха, о мгновенной жалящей боли, о капельке крови, выступившей из крошечной дырочки. Они о чем-то увлеченно болтали и не заметили меня. За что я был очень им благодарен. Они прошли мимо, но я еще долго чувствовал их присутствие - два сияющих облачка, сотканных из тепла и жизни и пульсирующих энергией, что высвобождается при каждом биении сердца. Мне хотелось развернуться и бежать следом за ними. Но я заставил себя идти вперед. Мне оставалось пройти семь кварталов до дома. На улицах было людно. Обычно я как-то справляюсь с толпой - когда женская грудь на секунду прижмется ко мне в тесноте и давке, когда кто-то случайно заденет меня бедром, когда из сплошного потока на миг проступят сверкающие глаза или яркие губы, нежное горло, живая плоть, - но в ту ночь я не мог закрыться, отгородиться от этого рева горячей крови, который бил мне по нервам с каждым ударом чужого сердца. Перед глазами опять встал кровавый туман, и я плыл в этом тумане от одного алого сгустка к другому - я больше не видел людей, я только чувствовал шум их крови, - а жажда внутри нарастала, грозя превратиться в штормовую волну, которая накроет меня с головой и увлечет за собой. Я стиснул зубы и упрямо пошел вперед, глядя себе под ноги. Впереди на углу я заметил двух женщин в шерстяных пальто. Они стояли у маленького раскладного столика, раздавали прохожим брошюрки общества защиты животных и настойчиво требовали подписать какое-то воззвание. Заметив меня, они мрачно нахмурились. Но их откровенное неодобрение ничуть меня не задело. Даже наоборот. Моя куртка всегда привлекает внимание таких активисток. Эта летная куртка из страусиной кожи производства ЮАР вызывающе отдает "политической некорректностью". Мне не то чтобы не жалко животных - но мне становится как-то спокойнее, если я прикасаюсь к чему-то мертвому. И особенно если я знаю, что оно умерло в муках и с болью. Когда я узнаю, что общество защиты животных бойкотирует продукцию той или иной компании, я сразу выписываю каталог товаров. Я собрал замечательную коллекцию предосудительных туфель и поясов из натуральной кожи, костяных запонок и булавок для галстуков, и мне искренне жаль, что мужские енотовые шубы сейчас вышли из моды. Поймите: я не горжусь собой, но если эта моя извращенная тяга к мертвому помогает мне держаться и не пить кровь живых, то оно того стоит. Когда я подошел, они перестали хмуриться, и одна из них - та, что помоложе и явно повосприимчивее, - робко мне улыбнулась. Я подавил в себе бешеное желание впечатать ее головой в стену (хотя у меня перед глазами еще долго стояла восхитительная картина, как ее череп раскалывается от удара о шершавый бетон и алая кровь постепенно пропитывает ее золотисто-каштановые волосы, отливающие рыжиной в свете уличных фонарей). И хотя я больше не вижу своего отражения в зеркале, я знаю, как выгляжу. На самом деле ничего особенного. Я никогда не был красавцем. Женщины не млели, глядя на меня. Никто из них не изнывал от желания забраться ко мне в постель. Моя личная жизнь была небогата событиями - у меня были романы, конечно; но они всегда складывались непросто и продолжались недолго, - но теперь, когда я стал вампиром... может быть, это грубо звучит, но вампиры привлекают женщин, как собачье дерьмо привлекает мух. А теперь представьте, каково это, когда женщины буквально вешаются тебе на шею лишь потому, что ты проклят. Они хотят меня даже не потому, что я богат или знаменит. С этим я бы еще как-то справился - во всяком случае, я бы тешился мыслью, что я так или иначе заслужил такое к себе отношение. Но чтобы вот так вот... видеть эти многозначительные призывные улыбки на лицах женщин, которые не удостоили бы меня и взглядом, когда я был живым... Они улыбаются вовсе не мне. Они улыбаются моему проклятию. Для меня это обидно, для них - унизительно. И конца этому нет и не будет. Я подошел к дому, но для меня это было уже не строение из дерева, камня и кирпичей, мрамора и стекла. Дом казался живым существом. Он пульсировал сгустками жизни, и каждый сгусток бурлящей крови был мне знаком - хорошо знаком, - их запах и ритм, еженощные терзания, постоянные искушения. Алое сияние за тем окном - миссис Уинтер. За другим oкнoм - Анна Беркович и ее племянница Бренда. Мои ощущения обострились. Я безошибочно чувствовал, кто сейчас дома, а кого нет. И еще я почувствовал, что у меня гости. Она дожидалась меня в коридоре у двери, зябко кутаясь в шубку. Ее пульс еле-еле теплился, застывший и вялый. Но, увидев меня, она ожила,, глаза загорелись, бледная кожа порозовела. Боль в зубах была острой, как нож. - Что ты здесь делаешь, Кейт? Уже поздно. Сейчас ты должна быть дома, с Тимом. Ты сейчас должна спать. - Я не могла спать. Не могла оставаться дома. - Она отвела глаза, но потом вновь повернулась ко мне, и в ее взгляде, был вызов. Она закусила губу и посмотрела мне прямо в глаза - решительно и непреклонно. Я уже понял, чего мне ждать. Так уже было не раз. - Кейт, не надо... Но она уже распахнула шубку. На ней больше не было ничего, даже белья. И я знал, что именно так и будет. Ее тело матово поблескивало в тусклом приглушенном свете, но я видел не просто тело. Я видел, как кровь переливается под ее теплой кожей, и мне безумно хотелось провести пальцами вдоль хрупких вен. Дразнящая кровь приливала к ее увлажненному лону, затвердевшим соскам, чуть припухшим губам. От нее исходила волна пьянящего жара, которому я был не в силах противиться. Я уже понял, что не удержусь. Все благие намерения пошли прахом, и жажда разлилась алым туманом, который окутал весь мир. Она, наверное, что-то такое заметила. Я безотчетно шагнул ей навстречу. Она хрипло вскрикнула и упала мне на грудь. Обхватила меня за шею и прижалась ко мне всем телом. Я уткнулся лицом ей в горло, забывшись в могучем ритме кровавых токов в ее трепещущей яремной вене. Сейчас, сейчас я выпущу зубы... Неимоверным усилием воли я взял себя в руки и вместо того, чтобы легко прокусить тонкую кожу, стал впивать ее вкус языком и губами. Солоноватый и пряный пот и тонкий аромат ее духов закружили мне голову и на мгновение заглушили неодолимый зов крови. Она легонько укусила меня за ухо и чуть отстранилась. - Ну что, - хрипло проговорила она, глядя мне прямо в глаза. - Ты меня пригласишь войти, или мы так и будем стоять в коридоре? Когда мы вошли в квартиру, она сбросила шубку на пол и направилась прямиком в спальню. Я представил себе холодный и горький вкус плазмы из холодильника, представил свой темный встроенный шкаф, где висели меха и кожаные куртки (гроба у меня нет и не было никогда; я всегда считал это пижонством). Я подумал о технике самоконтроля, о дыхательных упражнениях йогов, о самовнушении и о самом банальном, но иногда очень действенном способе продержаться до рассвета и все-таки выпутаться из затруднительного положения - стиснуть зубы и терпеть. - Зачем ты так делаешь, Кейт? Зачем ты так унижаешься? Ты умная, взрослая женщина... адвокат. У тебя своя жизнь, интересная и насыщенная. У тебя очень хороший муж, который любит тебя без памяти. У тебя дети, в конце концов. Господи, как же ты не понимаешь... - Имя Господа нашего оцарапало мне гортань, как осколки битого стекла. Но мне нужна была эта боль. Все что угодно, лишь бы освободиться от этой кровавой мути. - Если ты сама себя не уважаешь, то подумай хотя бы о них. - Да пошли они все, - отмахнулась она, и ее глаза вспыхнули жестоким неукротимым огнем. - Мне не нужен никто, кроме тебя. И ты меня тоже хочешь... и ты это знаешь! Да, это правда. Мы познакомились в университете, когда Кейт уже встречалась с Тимом. Я влюбился в нее с первого взгляда. Ей это льстило, но ко мне она не испытывала ничего, кроме дружеских чувств, - по крайней мере когда я был живым. Мы стали друзьями, все трое, и я смирился с таким положением вещей. Но потом я совершил ошибку. Я решил, что могу с ними общаться и после смерти - что моя новая вампирская сущность не имеет значения. Когда же я понял, что я делаю с ней - что я делаю с ними обоими, - было уже слишком поздно. Я был в ужасе. Я попытался вообще исчезнуть из их жизни, но это не помогло. Мы слишком долго общались, мы были действительно очень близки как друзья, и когда мое к ней вожделение сделалось неодолимым, оно притянуло ее ко мне. Трижды я переезжал на новую квартиру и только на третий раз понял, что она находила меня не по адресной книге. Ее вела моя страсть. Я знаю, как побороть свои темные устремления. Знаю, как не поддаваться безумию. Есть один очень хороший способ: я говорю себе - очень жестоко, как можно жестче, - что эти женщины хотят не меня, что, будь я живым, они бы не удостоили меня и взглядом, и что если бы не проклятие крови, я бы тоже оставался к ним равнодушным. Я старался не встречаться со своими прежними подругами, с которыми расстался давным-давно, - со всеми, к кому я когда-то испытывал хоть какие-то чувства. В основном это работало. Но только не с ней. Не с Кейт Она была для меня настоящей. Меня привлекали многие женщины, но любил я, наверное, только Кейт. Она увлекла меня на кровать. Я не противился. Она прильнула к моим губам своим жарким ртом, и ее дерзкий дразнящий язык властно раздвинул мне губы. Я ощутил легкий привкус крови - должно быть, в запале она прикусила губы или язык. Это был восхитительный вкус, сладкий, всепоглощающий. Я гладил ее по спине, ласкал ее бедра и груди. Ее разгоряченная кожа подрагивала у меня под руками, пока я водил пальцами вдоль артерий и вен и по тонким сплетениям капилляров, которые были так близко - буквально в долях миллиметра от моего острого ногтя. Я почувствовал, как у меня внутри нарастает сила, и содрогнулся. Она расстегнула мою рубашку, стянула ее с плеч и принялась лихорадочно целовать мою грудь. Я перевернулся, так чтобы мне тоже было удобно ее целовать. Я начал с грудей, постепенно сползая все ниже и ниже. Нежно царапал зубами ее живот - только царапал, но не прокусывал кожу, я еще мог себя сдерживать. Пока еще мог. Я чувствовал, что ее руки и губы тоже спускаются ниже. Она поиграла с моими сосками, потом принялась за пупок. А когда я прижался губами к ее бедру, к его внутренней стороне, ее пальцы легли на ремень моих джинсов. Меня охватила какая-то странная слабость. Голова пошла кругом. Она - Кейт - стала прозрачной, ее кожа словно растворилась, кости были как сгустки тумана. Я видел только тонкую паутинку ее вен и артерий - они ветвились и раскрывались наподобие странных кровавых цветов. С каждым ударом сердца ее бурлящая алая кровь разливалась по хрупким сосудам. В том положении, в котором мы с ней находились теперь, ее яремная вена была далеко, но это уже не имело значения. Сойдет и бедренная артерия. Вот она, рядом - всего лишь в дюйме от моих клыков, - набухшая наслаждением, жизнью и ищущей выхода страстью. Мои губы слегка приоткрылись. Она расстегнула мне молнию и залезла рукой мне в штаны. И как всегда, он был дряблым и вялым - безответным к ее исступленным ласкам. Она вся напряглась, замерла, и сверкающий жар ее возбуждения как-то разом потускнел. Она отстранилась и неуверенно взглянула на меня. Я смотрел на ее растерянное лицо, и внутри у меня закипала ярость. Сила, которую я ощущал в себе раньше, обернулась всепоглощающей тьмой - чудовищной, безобразной. - Что не так? - спросила она. - Я тебя не возбуждаю... Я резко подался вперед, схватил ее за горло и встал, поднимая ее за собой. Ее тело казалось почти невесомым у меня в руке, ее пульс колотился под моим большим пальцем, и каждый его удар отдавался пульсацией боли у меня в зубах, у меня в горле. - Ты меня возбуждаешь. Еще как возбуждаешь. Она рванулась, пытаясь освободиться. Ее длинные стройные ноги грациозно брыкнули воздух. Она вцепилась обеими руками в мою руку, что держала ее за горло. Когда она взмахнула руками, это было похоже на взмах хрупких крыльев. Я прижал ее спиной к стене. Мне казалось, что я был нежен и осторожен, но стена содрогнулась, и Кейт поморщилась от боли. - Не дергайся. Знаешь, чего я хочу? Ты знаешь? Она смотрела на меня, чуть склонив голову набок. В ее глазах я прочел страх и тревогу, но при всем том они затуманились от желания. Мне нужно было придумать, как остудить ее пыл. Нужно было сделать так, чтобы она увидела во мне чудовище - безобразное и извращенное. - Я хочу разорвать тебе горло. Зубами. Ногтями. Я хочу пить твою кровь. Хочу весь вымазаться в твоей крови, чтобы она стекала по мне ручьями. Хочу купаться в твоей крови, пока она не остынет! Она облизнула губы. - Я хочу тебя убить! Вот как я на тебя возбуждаюсь, ты понимаешь? Только так. Понимаешь? Она медленно кивнула. Но в ней не было сопротивления. И больше не было страха. Она запрокинула голову - все так же медленно, вызывающе медленно - и подставила мне свое горло. Я бы не удержался. На этот раз я бы не удержался. - Нет! - Я швырнул ее на кровать. Я не зверь. Я должен владеть собой. Я упал на колени, навалился грудью на край кровати и провел пальцами Кейт по лицу. Такое теплое. Скоро у нее на шее проступит синяк. Я видел, как из раздавленных капилляров разливается кровь под кожей. - Мне это не нравится, Кейт. Страх, боль. Когда-нибудь я сорвусь и сделаю что-то ужасное. Я это знаю. Я старался держаться. Я был сильным. Но я не могу быть сильным вечно. Если мне кто-нибудь не поможет, я не знаю, что будет... Ты понимаешь? Я взял ее лицо в ладони и заглянул ей в глаза, умоляя о понимании. - Днем я уязвим. Меня можно остановить. Меня можно убить. Это будет легко. Риск нулевой, никакой опасности. Тебе даже не нужно ничего делать. Просто открыть шторы. Я выбрал эту квартиру, потому что здесь много солнца... должно быть много, я не знаю. Я не проверял. - Я рассмеялся. Пронзительно, горько. - На завтра хороший прогноз погоды. Ясный, солнечный день. На все выходные такой прогноз. В ее глазах все еще тлел огонь. Она все еще пребывала в его чарующей власти. Она ждала смерти. Хотела смерти. Она меня слышала, да. Но смысл моих слов до нее пока не доходил. - Пожалуйста, Кейт. Ты же мой друг. Мне нужна твоя помощь. Я тяжело опустился на пол и отвернулся от Кейт, вперив взгляд в стену. Я перепробовал все. Осталось только одно. Последний довод. - Я чуть не убил человека, Кейт. Женщину. Я плохо помню, что я с ней сделал. У нее была мягкая теплая кожа... и ее сердце билось так сильно. Мне хотелось ее искусать, разорвать ей горло... но я сдержался. Я дал себе слово, что никогда никого не убью. - Я перевел дух. - Но я помню, что сделал ей больно. Очень больно. Наверное, ей нужна была помощь. Но поблизости не было никого. А я ничего не мог сделать... только уйти. Прекратить мучить ее и уйти. И еще - надеяться, что с ней все будет хорошо. Я опять замолчал. Надолго. - Мне страшно, Кейт. Я ведь такое могу натворить... Ну вот, наконец. Жар иссяк. Кровь отхлынула от ее лица, и она зябко поежилась - обнаженная женщина в холодной спальне. В глубине ее глаз шевельнулся страх. Умереть в огне страсти - это одно. Но смерть в крови и ошметках разорванной плоти, с болью и страхом, - это совсем другое. Я протянул руку, чтобы погладить ее по плечу, успокоить... но она отшатнулась. - Не бойся, Кейт... Тебя я вообще никогда не обижу. Никогда. Я улыбнулся. Кажется, у меня получилось. - Зачем... зачем ты мне это рассказываешь? - Она быстро взглянула на дверь, и я резко подался вперед и схватил ее за руку. Я не хотел ее пугать. Просто так получилось. Я сам не понял, что делаю. И в этот момент у меня внутри все оборвалось. Я понял, что просчитался. Ничего у меня не вышло. - Я тебе все уже объяснял... раньше. Четыре раза тебе говорил, - обронил я уныло, подавленно. Когда-нибудь, в одну из таких вот ночей, у меня хватит силы позволить ей не забыть. И это будет конец. В ту ночь все закончится. Когда я позволю ей не забыть. Когда-нибудь. Потом. Я посмотрел ей в глаза, и она забыла. Пока она одевалась, я постелил чистые простыни и ушел на кухню. Там я открыл холодильник и взглянул на пластиковые банки с плазмой. В такой упаковке она походила на домашний суп. Теплый, наваристый и густой суп - напоминание о домашнем уюте, о прежних днях, когда все было так хорошо. Но сегодня он мне не понадобится. Я слышал, как Кейт ушла, захлопнув за собой дверь. Я открыл ящик кухонного стола и достал большой нож. Длинный, острый. Нержавеющая сталь. Пожизненная гарантия. Говорят, исповедь - благо и успокоение для души, Но на меня это не действовало никогда. Может быть, мою душу, преждевременно обреченную на вечные адские муки и корчи, исповедь еще как-то утешит, но здесь от нее толку мало. Я опустил нож в карман, рассеянно взял с полки пустую банку и вышел из дома. До рассвета еще далеко. Люди еще гуляют. Черт, может быть, Венди еще не ушла из "ЛБ". Надо бы заглянуть - посмотреть. Перевод Т. Покидаевой |
- Vampire - |
дата: Рэмси Кэмпбелл Выводок День выдался почти невыносимый. Он уже шел домой, но привычная маска все еще давила на него, словно ржавые доспехи. Поднимаясь по лестнице, он разорвал конверты: блестящий буклет от фирмы, производящей бинокли, пакет скромнее – от Общества защиты дикой природы. Он раздраженно швырнул бумаги на кровать и присел у окна, чтобы расслабиться. Пришла осень, дни становились все короче. Процессия автомобилей, напоминающая похороны, двигалась вдоль Принс-авеню под сенью золотой листвы, толпы людей спешили домой. Безостановочное движение безликих масс, казавшихся меньше ростом с высоты третьего этажа, нагоняло на него тоску. Люди с такими же лицами, как у этих смутных, расплывчатых видений, – самовлюбленные, поглощенные собой, уверенные, что они ни в чем не виноваты, – приводили к нему в клинику своих питомцев. Но куда же запропастились все местные жители? Он наблюдал за ними с удовольствием, это занятие увлекало его. Где мужчина, бегавший по улице, гоняясь за клочками мусора, словно за мухами, и запихивавший их в свой рюкзак? Или другой человек – он шагал по тротуару со свирепым видом, пригнув голову, хотя никакого встречного ветра не было, и кричал что-то, ни к кому не обращаясь? А Радужный Человек, выходивший в самые жаркие дни в нескольких ярких разноцветных свитерах, надетых друг на друга? Блэкбанд уже несколько недель не видел ни одного из них. Толпа редела; по проезжей части ползли последние машины. Зажглись фонари, окрашивая листья в серебристый и неестественно золотой цвета. Часто с появлением этого освещения – ах, вот и она, она возникла из боковой улочки, словно по сигналу – приходила и Леди Лампы. Она передвигалась старческой походкой. Увядшее лицо напоминало лежалое яблоко; голова была закутана в изорванный шарф. Просторное пальто, доходящее до щиколоток, покрытое пятнами неопределенного цвета, развевалось на ходу. Дойдя до пятачка на середине улицы, она остановилась под фонарем. Хотя рядом находился пешеходный переход, люди сознательно пересекали дорогу в других местах. «Как всегда», – подумал Блэкбанд с горечью. Точно так же они игнорировали стаи бродячих собак, ничто их не касалось, прохожие не замечали животных или надеялись, что кто-нибудь усыпит их. Возможно, они считали, что бездомных людей тоже следует усыпить, возможно, кто-то уже усыпил Радужного Человека и остальных! Женщина расхаживала, не останавливаясь ни на секунду. Она кружила под лампой, словно расплывчатый круг света на асфальте был сценой. Ее тень напоминала филигранную часовую стрелку. Разумеется, она слишком стара для проститутки. Может быть, она когда-то работала на панели, а теперь нуждалась в этой прогулке, воскрешающей прошлое? С помощью бинокля он смог подробно разглядеть ее лицо: застывшее, как у лунатика, углубленное в себя, как у нерожденного младенца. Ее голова, искаженная линзами бинокля, раскачивалась вверх-вниз. Она скрылась из поля зрения. Три месяца назад, когда он поселился в этой квартире, женщин было две. Однажды вечером он увидел, как они ходят вокруг фонарей. Вторая женщина передвигалась медленно, словно во сне. Наконец Леди Лампы отвела свою спутницу домой; они шли, едва переставляя ноги, словно изможденные недосыпанием. Несколько дней у него не выходили из головы эти старухи в длинных выцветших пальто, вышагивавшие вокруг фонарных столбов на пустынной улице, словно боящиеся идти домой сквозь сгущающийся мрак. Вид одинокой женщины по-прежнему немного нервировал его. Квартира погрузилась в темноту. Он задернул занавески – фонари окрасили их в оранжевый цвет. Наблюдение за улицей помогло ему немного расслабиться. Пора приготовить салат. Кухонное окно выходило на дом, где жили старухи. Взгляни На Мир С Чердака Принс-авеню. Перед Тобой Вся Человеческая Жизнь. Задние дворы, окруженные каменными стенами и полуразрушенными кабинками туалетов; дома на противоположной стороне дальнего переулка, похожие на коробки без крышек, наполненные дымом. Дом, стоящий прямо напротив его окна, был безжизненным, как обычно. Как могли две женщины – если вторая еще жива – обитать в подобном месте? Но они, по крайней мере, имели возможность позаботиться о себе, позвать на помощь; в конце концов, они были людьми. Он тревожился за их животных. Он больше не видел вялую женщину. С тех пор как она исчезла, ее подруга начала приводить домой кошек и собак; он заметил, как она заманивала их к себе. Несомненно, они составляли компанию другой женщине. Но какую жизнь могли вести животные в темном доме, предназначенном на снос? И зачем так много? Может быть, они сбегали обратно к хозяевам или снова отправлялись бродить по улицам? Он качал головой: одиночество старух не извиняло их. Им не было дела до животных, как и тем хозяевам, которые приходили к нему в клинику, хныча, подобно своим собакам. А может, женщина ждет под фонарем, пока кошки посыплются с деревьев, как плоды. Он хотел пошутить сам с собой. Но к тому времени, как он закончил готовить ужин, мысль эта привела его в такое смятение, что он, выключив свет в гостиной, выглянул из-за занавески. На освещенном тротуаре никого не было. Раздвинув занавески, он заметил женщину: она неуверенной походкой спешила к своему дому. В руках она держала котенка, склонившись над комочком меха, словно обнимая его всем своим существом. Когда он снова вышел из кухни, неся тарелки, то услышал, как ее дверь со скрипом открылась и снова закрылась. «Еще один», – с беспокойством подумал он. Через несколько дней она привела домой бродячую собаку, и Блэкбанд начал размышлять, не следует ли что-нибудь предпринять. В конце концов женщинам придется отсюда съехать. Соседние дома пустовали, зияя разбитыми окнами. Но как они повезут с собой весь этот зверинец? Скорее всего, они выпустят животных или, рыдая, понесут их усыплять. Что-то нужно предпринять, но он ничего делать не собирался. Он пришел домой, чтобы отдохнуть. Его работа – вытаскивать куриные кости из глоток; его утомляли извинения хозяев: «Фидо всегда кушает цыпленка, такого никогда раньше не случалось, я не могу понять». Он кивал сухо, с едва заметной принужденной улыбкой. «Ах вот как? – без выражения повторял он. – Ах вот как?» Он, разумеется, не думал, что это поможет в общении с Леди Лампы. Но вообще-то он не собирался вступать с ней в спор: что, черт побери, он скажет ей? Что он заберет всех животных к себе? Едва ли. А кроме того, при мысли о разговоре с ней он ощущал смутный страх. Она становилась более чудаковатой. С каждым днем появлялась все раньше. Часто отходила в сторону, в темноту, но тут же спешила обратно, в плоское озерцо света. Казалось, свет действует на нее, как наркотик. Люди глядели на нее в изумлении и обходили стороной. Они шарахались от нее потому, что она была не такой, как все. Чтобы угодить людям, думал Блэкбанд, она должна вести себя, как они: закармливать своих животных, пока животы у них не начнут волочиться по земле, закрывать их в машине, где они задыхаются от жары, оставлять их на целый день дома, а потом бить за то, что они портят вещи. По сравнению с большинством хозяев, известных ему, она выглядела святым Франциском. Он включил телевизор. На экране насекомые ухаживали друг за другом и спаривались. Их ритуальные танцы зачаровывали его, затрагивали в нем какую-то струну: игра цветов, тщательно воспроизводимые образцы поведения – в этом заключалась сила жизни, они инстинктивно разгадывали и разыгрывали ее. Микрофотографии открывали ему этот мир. Если бы люди были такими же прекрасными и занимательными! Даже его увлечение Леди Лампы уже не было чистым, как прежде; он сопротивлялся этому. Может быть, она заболела? Она передвигалась мучительно медленно, сутулилась и выглядела какой-то сморщенной. Тем не менее она каждый вечер выходила на свой пост, медленно бродила по озерам света, словно лунатик. Как она управляется со своими животными? Как она с ними обращается? В одной из этих машин, направляющихся домой, наверняка едет кто-то из социальной службы. Кто-то должен заметить, что она нуждается в помощи. Как-то раз он уже направился было к двери, но при одной мысли о разговоре с ней у него пересохло в горле. Он представил себе, как подойдет к ней, и внутри у него словно сжалась тугая пружина. Это не его дело, у него и без того достаточно проблем. Пружина внутри сжималась все крепче, пока он не отошел от двери. Однажды вечером полисмен появился раньше, чем обычно. Полиция ежедневно обходила район незадолго до полуночи, отбирала у людей ножи и битые бутылки, запихивала задержанных в фургоны. Блэкбанд напряженно наблюдал за происходящим. Полицейский обязательно должен отвести ее домой, он увидит, что скрыто в недрах ее жилища. Блэкбанд перевел взгляд на круг света под фонарем. Там никого не было. Как она смогла ускользнуть так быстро? Сбитый с толку, он уставился на тротуар. Где-то почти за пределами поля зрения притаилась едва различимая тень. Нервно взглянув туда, он заметил женщину – она стояла в яркой полосе света у столба в нескольких десятках метров дальше по улице, гораздо дальше от полисмена, чем он думал. Как он мог так ошибиться? Прежде чем он смог осмыслить этот факт, его отвлек какой-то звук: громкий шорох, словно по кухне яростно металась случайно залетевшая птица. Но кухня была пуста. Птица легко вылетела бы в открытое окно. Может быть, это шевелилось что-то внизу, в темном доме? Наверное, птица попала туда. Полисмен ушел. Женщина с трудом вышагивала по своему светлому островку; полы ее пальто волочились по асфальту. Блэкбанд некоторое время наблюдал за ней, беспокойно размышляя, пытаясь вспомнить, что напомнил ему этот звук, – напомнил что-то еще, кроме хлопанья птичьих крыльев. Возможно, именно после этих размышлений ближе к рассвету ему приснился какой-то человек: он, спотыкаясь, шел по пустынному переулку. Зубчатые кучи булыжника преграждали ему путь; человек карабкался через них, хватая воздух пересохшими губами, глотая клубы пыли. Сначала он показался Блэкбанду всего лишь изможденным и встревоженным, но затем он заметил преследователя: огромную, широкую тень, скрытно ползущую по крышам. Тень была живой – у нее были лицо и рот, хотя с первого взгляда по цвету и форме ему показалось, что это луна. Глаза мерцали голодным блеском. Когда человек, услышав хлопанье, с криком обернулся, тень с лицом устремилась на своих крыльях прямо на него. Следующий день оказался необыкновенно изматывающим: пес со сломанной ногой и хозяин-страдалец: «Вы делаете ему больно, пожалуйста, поосторожнее, ах, иди ко мне, мой мальчик, что с тобой сделал этот противный дядька»; дряхлая кошка и ее опекунша: «А где тот врач, что обычно, он так никогда не делал, вы точно знаете, что нужно делать?» Однако вечером, когда он наблюдал за старухой, словно поглощенной навязчивой идеей, ему пришел на ум сон о тени. Внезапно он вспомнил, что никогда не видел эту женщину при свете дня. «Так вот в чем дело», – подумал он, давясь от смеха. Она же вампир! Непростое занятие, когда у тебя не осталось ни одного зуба. Он покрутил колесико бинокля, и ее лицо приблизилось. Да, она была беззубой. А может быть, она пользуется вставными клыками или сосет кровь деснами. Но он не смог долго смеяться над этой шуткой. Лицо высовывалось из серого шарфа, словно из клубка паутины. На ходу она непрерывно что-то бормотала. Язык тяжело ворочался во рту, словно не помещался внутри. Глаза, неподвижно глядящие в одну точку, походили на серые головки гвоздей, забитых в череп. Он отложил бинокль и почувствовал облегчение, когда она отошла прочь. Но даже издалека вид ковыляющей фигурки вызвал у него чувство тревоги. По ее глазам он понял, что она занимается этим против воли. Она пересекла проезжую часть и направилась к его воротам. На какой-то миг у него мелькнула безумная мысль, вызвавшая приступ сильного страха: сейчас она войдет в дом. Но она пристально разглядывала живую изгородь. Руки ее взметнулись, словно отгоняя что-то ужасное; глаза и рот широко раскрылись. Она постояла, дрожа всем телом, затем, спотыкаясь, почти побежала к своему дому. Он заставил себя спуститься. Рыжие листья на живой изгороди отливали серебром, словно выкрашенные свежей краской. Но среди листьев ничего не было, да и никто не смог бы пробраться сквозь тесно переплетенные ветви, обвитые паутинками, мерцавшими, как золотая проволока. На следующий день было воскресенье. Он доехал поездом до Мерси и пошел пешком по лесной дороге Уиррел-Уэй. Краснолицые мужчины и женщины с безжизненными от лака волосами оглядывали его так, словно он вторгся в их частное владение. Несколько бабочек перепархивали с цветка на цветок; они осторожно складывали крылья, затем снова взмывали верх и летали над заброшенной железнодорожной веткой. Они мелькали слишком быстро, чтобы он смог рассмотреть их, даже при помощи бинокля; у него не выходила из головы мысль о том, как близок этот вид к вымиранию. Депрессия отупляла его; казалось, его неспособность подойти к старухе отгораживала его от окружающего мира. Он не может заговорить с ней, не может найти слов, а тем временем ее животные, должно быть, страдают. Он страшился возвращения домой, очередной ночи, заполненной беспомощным наблюдением. Может быть, заглянуть в дом, пока она бродит по улице? Вдруг она оставит дверь незапертой. В какой-то момент он интуитивно почувствовал, что ее компаньонка мертва. Сгущались сумерки, и это заставило его возвратиться в Ливерпуль. Охваченный тревогой, он пристально вглядывался вниз, туда, где светили фонари. Лучше что угодно, чем это бессилие. Но он уже заранее приговорил себя к неудаче. Действительно ли он сможет спуститься вниз, когда она появится? А если вторая женщина жива и закричит при виде его? Господь милосердный, он может не ходить, если ему не хочется. Пятна света лежали на асфальте, словно ряд тарелок на полке. Он в глубине души надеялся, что старуха уже закончила свою сегодняшнюю прогулку. Готовя обед, он время от времени раздраженно подбегал к окну, выходящему на улицу. Телевизор уже не занимал его; вместо этого он смотрел за окно. Таяли круги света, окружавшие фонари. Под кухонным окном лежал кусок ночи и темноты, В конце концов он отправился спать, но ему мешал шелест, – без сомнения, это клочья мусора летали по заброшенной улице. Но в его снах эти клочья имели человеческие лица. Весь понедельник он готов был сорваться, хотел поскорее оказаться дома и покончить со всем и не мог сосредоточиться на делах. «О бедный Чабблс, этот человек делает тебе больно!» Ему удалось уйти с работы раньше. Когда он пришел домой, солнце склонялось к закату. Он торопливо сварил кофе и, потягивая его, уселся у окна. Караван автомобилей поредел, в сплошном потоке появились просветы. Последние прохожие спешили домой, освобождая сцену. Но женщина не появлялась. Обед он готовил урывками, то и дело подбегая к окну. Где же чертова старуха, у нее что, забастовка? Лишь на следующий вечер, когда она снова не появилась, он начал подозревать, что больше не увидит ее. Огромное облегчение, охватившее его, длилось недолго. Если немощь, терзавшая старуху, наконец сделала свое дело, то что будет с ее животными? Следует ли ему выяснить, что там случилось? Но отчего он решил, что она мертва? Возможно, она, как перед этим ее подруга, уехала в гости к родственникам. А животные, без сомнения, давно разбежались он не слышал и не видел ни одного из них с тех пор, как она принесла их в дом. Безмолвная глыба тьмы притаилась под его окном. В течение нескольких дней в переулках было спокойно; тишину нарушал лишь шорох мусора и хлопанье птичьих крыльев. Он уже без тревоги смотрел на темный дом. Скоро его снесут; дети разбили все стекла в окнах. И сейчас, когда он лежал в ожидании сна, мысль о доме, погруженном во мрак, утешала его, снимая груз с его души. В ту ночь он дважды просыпался. Он оставил окно кухни открытым, чтобы проветрить квартиру, – стояла необычная для этого времени года жара. С улицы до него донесся тихий стон: стонал мужчина. Может быть, он пытался сказать что-то? Голос звучал приглушенно, неясно, как из радиоприемника, у которого сели батарейки. Должно быть, пьяный; наверное, упал – послышалось слабое царапанье по камню. Блэкбанд, будто пытаясь спрятаться, закрыл глаза, призывая сон. Наконец смутное бормотание стихло. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь едва различимым царапаньем. Блэкбанд лежал и ворчал про себя, пока в сновидениях не встретился с лицом, ползущим через кучи булыжника. Несколько часов спустя он снова проснулся. Четыре часа утра; безжизненная тишина окружала его, туманный воздух казался тяжелым, неподвижным. Неужели этот новый звук ему приснился? Он послышался снова и заставил его вздрогнуть: тоненькие, плачущие голоса – они доносились откуда-то снаружи, из кухонного окна. На какой-то миг, еще не проснувшись, он решил, что это дети. Откуда могут взяться дети в пустом доме? Голоса были слишком слабыми. Котята. Он лежал среди давящей темноты, окруженный тенями, которые ночь сделала неузнаваемыми. Он желал, чтобы голоса смолкли и в конце концов наступила тишина. Когда он проснулся, стояло позднее утро, и у него хватило времени лишь на то, чтобы торопливо собраться на работу. Вечером в доме было тихо, как в клетке, накрытой одеялом. Должно быть, кто-то спас котят. Но ранним утром его снова разбудил плач – раздраженный, растерянный, голодный. Он не мог сразу отправиться туда – у него не было фонаря. Плач звучал приглушенно, словно из-за каменной стены. Он снова не спал полночи и опоздал на работу. Бессонные ночи измучили его. Улыбка выходила перекошенной и нетерпеливой, он кивал отрывисто и презрительно. «Да», – согласился он с женщиной, которая говорила, что по собственной вине прищемила собаке лапу дверью, и, когда она высокомерно подняла брови, поправился: «Да, я вижу». Он понял по ее лицу, что она решила найти другого ветеринара. Пусть идет, пусть кто-нибудь другой ее утешает. У него свои проблемы. Он взял из конторы карманный фонарь – лишь для того, чтобы успокоить себя. Разумеется, необязательно заходить в дом, разумеется, кто-то уже… Он шел домой, туда, где темнело вечернее небо. Ночной мрак сгущался, словно сажа оседала на стенах домов. Он торопливо приготовил ужин. Нет необходимости копаться на кухне, нет смысла пялиться вниз. Он спешил; уронил ложку, и эхо удара пронзительно отозвалось в его мозгу, терзая нервы. Осторожнее, осторожнее. Снаружи, среди камней, не переставая, свистел ветер. Нет, не ветер. Когда он заставил себя поднять раму, то услышал плач, тихий, как шелест сквозняка в расщелине. Теперь писк звучал слабее, уныло и отчаянно; это было невыносимо. Неужели больше никто ничего не слышит, неужели никому нет дела? Он уцепился за подоконник; ветер слабо попытался схватить его за руки. Внезапно, охваченный смутным гневом, Блэкбанд взял фонарик и неохотно, с трудом направился вниз по лестнице. По проезжей части ковылял хромой голубь, размахивая обрубком ноги, тяжело хлопая крыльями; мимо проносились машины. Улица была завалена мусором, словно здесь прошло кочевое племя, оставив после себя отбросы – удобрение для плит, покрывающих тротуар. Свет фонарика мелькал по грязной поверхности; Блэкбанд пытался определить, из какого дома доносились тревожащие его звуки. Лишь отойдя назад и встав напротив своего окна, он смог решить, куда идти, но даже после этого чувство неуверенности не отпустило его. Как могла старуха перебираться через высокую кучу, загородившую вход? Парадная дверь валялась на полу холла, на груде штукатурки, насыпавшейся с потолка, среди полос обоев. Должно быть, он ошибся. Но пока он водил фонариком по холлу, выхватывая из темноты обломки и снова оставляя их во мраке, он услышал крик, слабый и приглушенный. Звук доносился изнутри. Он двинулся вперед, осторожно ступая. Прежде чем он смог войти, ему пришлось вытащить дверь на улицу. Доски пола были усыпаны обломками камня. Мелькали блестящие куски штукатурки. Луч фонаря неуверенно дрожал впереди, затем повел его направо, к зияющему дверному проему. Блэкбанд направил фонарь в комнату, разогнав мрак. На полу лежала дверь. Сквозь штукатурку из потолка торчали планки, словно открытые ребра; развевались клочья обоев. Коробки с умирающими от голода котятами не нашлось – комната была совершенно пуста. Стены покрывали влажные потеки. Он неуверенно пробрался через холл в кухню. Плита была измазана толстым слоем жира. Обои совершенно отвалились, образовав кучи неясных очертаний, – они шевелились, когда свет фонарика падал на них. Сквозь заляпанное грязью окно Блэкбанд различил смутный оранжевый свет в своей кухне. Как могли две женщины существовать здесь? Он тут же пожалел, что вспомнил ее. Перед ним словно возникло лицо старухи: глаза, неподвижные, словно металлические, кожа, похожая на слоновую кость. Он нервно обернулся; луч света заплясал. Разумеется, там была лишь дверь в холл, напоминающая разинутый рот. Но лицо присутствовало здесь: оно выглядывало из-за ниспадавших складками теней, окружавших его. Он уже готов был все бросить – и предчувствовал облегчение, с которым он окажется на улице, – как вдруг до него донесся плач. Почти беззвучный, словно его издавал умирающий: жуткое, слабое свистящее дыхание. Он не мог вынести этого. Он бросился в холл. Может быть, животные наверху? В свете фонарика Блэкбанд заметил щели почти в каждой ступени; сквозь эти щели он различил на стене огромное, симметричной формы пятно. Конечно, женщина никогда не смогла бы туда взобраться – значит, оставался лишь подвал. Дверь находилась рядом. В поисках ручки он посветил фонариком, затем нащупал ее. Лицо скрывалось рядом, среди теней; поблескивали неподвижные глаза. Он боялся найти ее лежащей на ступенях. Но плач молил его. Он потянул дверь, и она зашуршала по камням. Он направил луч в отверстие, из которого тянуло сыростью, и застыл, ошеломленный, с открытым ртом. Перед ним находилась каменная комната с низким потолком. Темные стены блестели. Помещение было завалено мусором: кирпичи, доски, обломки дерева. С обломков свисали груды старой одежды, одежда валялась и под грудами сора. Какие-то белые нити тянулись через все помещение – когда открылась дверь, они слабо заколыхались. В углу возвышалась странная светлая куча. Луч фонаря устремился к ней. Это оказался большой мешок из какого-то материала – не из ткани. Его разорвали; он был пуст, за исключением мелких камешков и кучки каких-то кусочков, похожих на картон тусклого цвета. Плач доносился откуда-то из-под досок. Несколько раз взмахнув фонариком, Блэкбанд убедился, что в подвале никого нет. Хотя лицо с раскрытым ртом преследовало его, он, сделав над собой усилие, спустился вниз. Ради бога, нужно покончить с этим; он знал, что у него не хватит смелости прийти сюда еще раз. По пыли, покрывавшей ступени, протянулась какая-то полоса, словно нечто выползло из подвала или что-то втащили внутрь. От его движений растянутые нити заколебались; они поднимались, словно щупальца, осторожно вибрируя. Белый мешок ожил, его рваный рот пришел в движение. Сам не зная почему, Блэкбанд старался держаться от мешка как можно дальше. Плач исходил из дальнего угла подвала. Торопливо пробираясь среди камней, Блэкбанд заметил кучу одежды. Это оказались свитера кричащих расцветок, которые носил Радужный Человек. Они были навалены поверх досок – надетые друг на друга, как будто человек высох внутри или его высосали. Беспокойно озираясь, Блэкбанд заметил, что одежда запятнана кровью. На всех тряпках виднелись следы крови, хотя и слабые. Потолок, темный, давящий, нависал совсем низко над головой. Ступени и дверь скрылись во мраке. Свет фонарика выхватил их из тьмы, и Блэкбанд, спотыкаясь, направился к выходу. Плач заставил его остановиться. Теперь голосов стало меньше, казалось, они всхлипывают. До источника звука было ближе, чем до двери. Если бы он смог быстро найти животных, схватить их и убежать… Он карабкался среди преграждающего путь мусора к проходу, образовавшемуся среди обломков. Дыра в мешке зияла; нити хватались за него, едва ощутимо тащили к себе. Когда он направил луч в проход, темнота сразу же окружила его. Там, за кучей сора, была вырыта яма. Земляные стенки частично обвалились, но он заметил, что из осыпавшейся земли торчат кости. Слишком большие для животных. В центре ямы лежала кошка, полузасыпанная землей. От нее почти ничего не осталось – лишь шкура да кости; тело было покрыто глубокими язвами. Но ему показалось, что глаза слегка шевельнулись. Он наклонился над ямой, охваченный ужасом, не зная, что делать. Но ему так и не пришлось ничего предпринять: стенки ямы зашевелились. Посыпалась земля, и возникла голова величиной с кулак. За ней еще несколько; беззубые рты и острые языки потянулись к кошке. Когда он бросился бежать, то услышал жуткий плач. Фонарик метался в поисках лестницы. Блэкбанд упал и поранил колени. Он думал, что лицо с мерцающими глазами встретит его в холле. Он выбежал из подвала, молотя фонариком по воздуху. Спотыкаясь, он понесся на улицу, а перед глазами у него по-прежнему стояли лица, выползающие из земли: полупрозрачная кожа, рудиментарные черты – но в этих лицах уже было что-то человеческое. Он прислонился к столбу у своих ворот, под фонарем, и его вырвало. В мозгу мелькали беспорядочные образы и воспоминания. Лицо, ползущее по крышам. Видимое лишь по ночам. Вампир. Хлопанье крыльев у окна. Ее ужас при виде живой изгороди, кишащей пауками. Calyptra, вот что это такое, Calyptra eustrigata.[3] Бабочка-вампир. Последствия, хоть и смутно представшие перед ним, привели его в ужас. Он бегом устремился в дом, но в страхе замер на ступенях. Этих существ необходимо уничтожить; откладывать это дело – безумие. Он представил, как сегодня ночью они, обезумев от голода, выползают из подвала, направляются в его квартиру… Как ни абсурдна была эта мысль, он не мог забыть, что они наверняка видели его лицо. Он стоял, нервно хихикая, охваченный смятением. Кому следует звонить в подобных обстоятельствах? Полиции, ликвидаторам? Он не сможет избавиться от ужаса, пока не увидит, что выводок уничтожен, и единственный путь – сделать это самому. Сжечь. Бензин. Он замешкался на лестнице, не решаясь что-либо сделать, размышляя, что не знает ни одного соседа, у которого можно было бы попросить горючего. Он побежал к ближайшему гаражу. – У вас есть бензин? Человек пристально оглядел его, подозревая, что он шутит. – Вы удивитесь, но есть. Сколько вам? И правда, сколько? Он заставил себя прекратить хихикать. Наверное, нужно спросить у этого человека совета! Простите, сколько нужно бензина, чтобы… – Галлон, – выдавил он. Добежав до переулка, он включил фонарик. Тротуар загромождали кучи мусора. Далеко наверху, над темным домом, он заметил оранжевый свет в своем окне. Он пробрался через обломки в холл. В качающемся свете фонаря лицо приблизилось, встречая его. Разумеется, холл был пуст. Он заставил себя двинуться вперед. Луч выхватил из мрака дверь в подвал – она беззвучно хлопала. Может быть, просто поджечь дом? Но при этом выводок может остаться в живых. «Не раздумывай, быстро вниз». Над лестницей неясно вырисовывалось пятно. В подвале ничего не изменилось. Мешок зиял, валялась пустая одежда. Пытаясь отвинтить крышку канистры, он чуть не выронил фонарь. Он ногами сгреб в яму доски и начал лить бензин. И тут же услышал снизу стоны. – Заткнитесь! – закричал он, чтобы они замолчали. – Заткнитесь! Заткнитесь! Канистра опустела не сразу; бензин казался густым, словно масло. Блэкбанд с грохотом отшвырнул канистру прочь и бросился к выходу. Зажав фонарь между коленей, он неловкими пальцами вытащил спички. Когда он бросил зажженные спички на пол, они погасли. Лишь приблизившись к яме с зажатым в руке комком бумаги, найденным в кармане, он смог разжечь огонь и достиг своей цели. Раздался резкий вой пламени и хор не поддающихся описанию жалобных криков. Когда, борясь с тошнотой, он карабкался по лестнице в холл, то услышал сверху какое-то хлопанье. Должно быть, влажные обои качаются на ветру. Но ветра не было – вязкий воздух словно сковывал его движения. Он помчался по камням в холл, размахивая фонарем во все стороны. На верхней ступени лестницы маячило что-то белое. Еще один разорванный мешок. Он не заметил его раньше. Мешок был пуст, стенки его обвисли. Рядом на стене распласталось пятно. Слишком симметричное; оно напоминало вывернутое наизнанку пальто. На какой-то миг он подумал, что это свисает бумага, что зрение обманывает его в неверном свете фонарика – и тут пятно медленно поползло вниз, к нему. С раскачивающегося лица на него яростно уставились глаза. Хотя лицо было перевернуто, он сразу узнал его. Язык высунулся из уродливого рта и потянулся к своей жертве. Он резко обернулся и бросился бежать. Но тьма за входной дверью ожила и теперь приближалась. Он в панике споткнулся, и камни полетели у него из-под ног. Он упал с подвальной лестницы на кучу кирпича. И хотя почти не чувствовал боли, он услышал, как хрустнул позвоночник. Мысли беспомощно мелькали. Тело отказывалось подчиняться мозгу – оно лежало на полу, поймав его в ловушку. Он слышал, как по улице едут машины, слышал радио, звон ножей в квартирах, далекий и безразличный. Плач смолк. Блэкбанд попытался крикнуть, но мог лишь вращать глазами. Озираясь, он сквозь щель в стене подвала заметил оранжевый свет в своей кухне. Фонарик лежал на ступенях, свет его потускнел от удара. Вскоре шелестящая тьма медленно спустилась в подвал, закрыв свет. Он слышал во мраке звуки; что-то бесплотное окружило его. Он выдавил придушенный крик – такой тихий, что сам едва услышал его. Наконец тень с лицом уползла в холл, и в подвал снова упал свет. Уголком глаза Блэкбанд увидел тех, кто окружил его. Они были округлыми, молчаливыми, лишенными черт – и пока еще едва живыми. © |
Demonikus Sant |
дата: Сара Смит Когда налетает алая буря, или История того, как благовоспитанная девушка постигает свою природу. - Вы верите в вампиров? - спросил он. Я захлопнула "Дракулу" и подсунула книжку под ковровую сумочку с забытым ришелье. - Мистер Стокер пишет очень интересно, - сказала я. - Мне кажется, сэр, что мы незнакомы. - Тем хуже, - сказал он и положил ладонь на спинку стула по ту сторону моего столика в кафе. Я подняла на него глаза - и подняла их еще выше. Высокий блондин в слепящем алом мундире на фоне зеленых деревьев солидного нью-гемпширского кирпича Рыночной площади. Мундир был австро-венгерский. Какой у него чин, я не поняла, но он несомненно был офицером. - Вам следует узнать вампиров поближе. - Он щелкнул каблуками и поклонился. - Граф Ференц Зохари. И без приглашения сел напротив меня. В Портсмуте, где я проводила лето перед моим первым светским сезоном, в этом августе 1905 года проходили переговоры, которые могли положить конец долгой Русско-японской войне. Президент Рузвельт на борту своей яхты "Мейфлауэр" в военном порту устроил первую встречу между русским и японским полномочными представителями графом Сергеем Витте и маркизом Комурой. Теперь противники встречались официально в военном порту, а между встречами вели сложные интриги в отеле "Вентворт". Тетя Милдред не считала, что девицам прилично читать газеты, а потому мне было мало что известно о происходящем, но я знала, что переговоры идут тяжело. Город заполнили иностранцы; в воздухе пахло бурей, он был пронизан тяжелой мужской энергией, историей и значимостью. Опасность, кровь и жестокость, совсем как в книге мистера Стокера. "Ни в коем случае не разговаривай ни с кем из них", - внушала мне тетя Милдред. Но против обыкновения моей тетушки поблизости не было. - Вы участвуете в переговорах? Пожалуйста, скажите мне, как они проходят? - Я только сторонний наблюдатель. - Но они заключат мир? - Ради моей родины надеюсь, что нет. - Его, видимо, позабавило мое изумление. - Если Россия и Япония будут воевать и дальше, они потеряют много крови. Россия проиграет, обратится на запад, затеет небольшую войну и, вероятно, проиграет ее. А если они подпишут мирный договор, Россия лет через пять будет драться с нами, когда наберется сил. И тогда вмешаются немцы, и французы - чтобы драться с немцами, а англичане - с французами. Крайне забавно. И моя родина не сможет уцелеть. - Но ведь, наверное, трудно не пасть духом, когда решаются подобные вещи? - Я никогда не падаю духом. - Мой собеседник протянул руку, собрал в кулак мое недоконченное ришелье и помахал им в воздухе, точно носовым платком, прежде чем бесцеремонно бросить его на землю. - Ваша мать заставляет вас заниматься рукоделием, - сказал он, - но вы предпочитаете дипломатию. Или вампиров. Так что же? Я покраснела. - За моим шитьем следит моя тетя, - сказала я. Это лето было отдано ришелье: часы и часы я сидела на веранде тети Милдред и сотней за сотней мелких стежочков обметывала края ярдов полотна, а потом вырезала по рисункам узоры ножничками с острыми кончиками. Белье для моего приданого, говорила тетя Милдред, которая ни за что не произнесла бы вслух слово "простыня". Осенью я уеду в Нью-Йорк планировать свою брачную стратегию, точно генерал без армии. Сражение уже было заранее безнадежно проиграно, так как в моем распоряжении не было достаточного богатства, чтобы я могла оказаться в центре событий. Я стану тем, для чего я подхожу наружностью, а не душой - никчемной светски безупречной женой какого-нибудь дельца, чей интерес к войне исчерпывается потребностью армии в сапогах или зубных щетках. Но теперь благодаря тому, что адмирал Того победил в Цусимском бою, я ощутила вкус войны, пусть далекой и дразняще-загадочной; я сидела напротив офицера здесь в жарком густом солнечном свете среди листвы Рыночной площади. - Вам нравится война, - спросил мой собеседник, - или просто кровь? Интересный вопрос! - По-моему, они равно подразумевают власть и силу. - Вот именно! - Он перелистывал мою книгу, а я искоса следила за ним. В элегантно сшитом багряном мундире он производил впечатление грубости в соединении с силой. Шея над жестким золотым галуном воротника бугрилась мышцами. Короткие пальцы с широкими ногтями прижимались кончиками к желто-красному переплету "Дракулы". Быть может, почувствовав мой взгляд, он поднял глаза и улыбнулся мне. Он смотрел на меня со странной уверенностью, словно меня уже влекло к нему, а ведь красив он не был. Толстые губы, шрам наискось подбородка, ухо без мочки. Он бросил мое рукоделие на землю! - Меня зовут Сьюзен Вентворт, - сказала я. - Вентворт! Как отель. Легко запомнить. - И никаких восхищенных слов о том, что мое лицо слишком прекрасно, чтобы забыть мое имя. - Вы живете в отеле? - спросил он. Истинный джентльмен никогда не спрашивает даму напрямик, где она живет, чтобы не поставить ее в неловкое положение. Ведь может показаться, будто она ищет его общества. - У моей тети есть коттедж в Киттери-Пойнт. - Это отсюда недалеко. Вы бываете в отеле на чаепитиях с танцами? - Очень редко, граф Зохари. Моя тетя считает остановившихся там дипломатов неподходящим обществом. - Совершенно справедливо. Но и волнующим, не так ли? Вы находите военных волнующими, мисс Вент-ворт? - Военную службу - да, и дипломатию. Не стану отрицать. - Небольшая толика крови... так подходит для танцев за чаем. - Ногтем большого пальца он отметил абзац в книге и показал его мне. "Выгибая шею, она облизнула губы, будто хищный зверь", - прочла я. - Это пробуждает в вас волнение? - Я не вампир, граф Зохари, - ответила я неловко. - Я знаю. - Мой собеседник улыбнулся, показав ровные белые зубы. - Вот я, например, вампир и могу заверить вас, что вы - нет. Пока еще. - Вы, граф Зохари? - Разумеется, совсем не такой, как субъект, которого изобразил этот Стокер. Я вижу свое лицо в зеркальце для бритья, и, уверяю вас, сплю я на простынях, а не в сырой земле. - Он протянул руку и прикоснулся к золотому крестику у меня на шее. - Прелестная вещица, И она не вынуждает меня отпрянуть. - Его пальцы были совсем близко от моей шеи и груди. - Вампир всегда очень чувствен. А особенно когда он служит в армии. И очень привлекателен. Вам следовало бы испробовать. Я позволила ему зайти слишком далеко. - Мне кажется, граф Зохари, вы позволяете себе лишнее. - А! Но это же вампир во мне. Однако вы не поднимаете перед собой ваш крест и не восклицаете: "Отыди, нечистая сила!" И это - вампир в вас. Вам нравится то, о чем вы читаете, мисс Сьюзен Вентворт? Судя по вашим глазам, вам бы это очень понравилось? Вам совсем не любопытно? Если вы посетите чаепитие с танцами в отеле, я покажу вам великолепные тамошние простыни и покажу вам, что вампиры почти так же цивилизованы, как дипломаты. Он смотрел, какое впечатление произведут его слова, и на миг я в ужасе почувствовала, что вот-вот соглашусь. Меня притягивала его грубая сила. - Граф Зохари, вы заблуждаетесь. Я порядочная девушка. - Я выхватила книгу из его рук и затолкала поглубже в ковровую сумочку. - У меня, безусловно, нет ни малейшего желания увидеть ваши... - Нет, я не договорила, чтобы не дать ему повода к торжеству. - Вы заставляете меня говорить вздор! Он провел мизинцем по усам, потом вздернул уголок губ. - Что могло бы вас убедить, моя дражайшая порядочная мисс Вентворт? Мои клыки? Или мне обернуться для вас волком? Красным туманом просочиться в вашу комнату или ворваться туда в кавалерийской атаке? - Над нашей головой зашелестели листья, и ветер вздохом пронесся по Рыночной площади. Граф Зохари взглянул вверх. - Предсказать ли мне будущее по вашей крови? Успокоить ли для вас море или поднять бурю? Вот этой мой лучший фокус. Давайте насладимся грозой, мисс Вентворт, вы и я. Море подчиняется приливам и отливам, а в августе река Пискатека притягивала грозовые тучи раза два в неделю без всякой помощи венгерских графов. - Если вы способны предсказывать будущее, граф Зохари, то все, что вы говорите, не имеет смысла. - Это не самый надежный из моих талантов, мисс Вентворт, - сказал он. -- Не то я не наблюдал бы за Витте и Комурой, а вернулся бы в Нью-Йорк попивать в посольстве кофе заметно лучше этого. Надежнее всего предсказания у меня получаются после того, как я поимею женщину или попью крови. Не узнать ли нам с вами вместе, к чему придут Витте с Комурой? Нет? Вам не интересно? - На столике мой стакан с ледяной водой оставил мокрое пятно. С насмешливой торжественностью граф посыпал его солью из солонки и уставился на него, словно в магический хрустальный шар, делая таинственные пассы на манер гадалок. - Морская вода для этого лучше, кровь - лучше всего. Вода со льда... ах, мисс Вентворт, вы задали мне работу! Но я вижу, вы будете на танцах. Сегодня, в среду или в четверг, но вы придете. - Нет, - сказала я. - Разумеется, я не приду. - Завтра? - Ни в коем случае. - Ну так в четверг. Со стороны океана донесся рокот грома и замер над белой колокольней Первой Церкви. Граф Зохари указал на небо и улыбнулся мне. Я начала собирать свои вещи, и он, протянув длинную руку, подобрал с земли мое рукоделие. - Почти закончено. Вы должны прийти в четверг. - Но почему в четверг? - спросила я против воли. - Потому что я заключил пари с самим собой. Прежде чем вы дочитаете этот Fuatsch, - сказал он, - я дам вам то, чего вы желаете. Я превращу вас в вампира. По площади с посвистом прокатилась волна соленого бриза; листья повернулись вверх нижней стороной, белесой, как брюшки дохлой рыбы. Я уставилась на него, ощущая во рту вкус моря, едкую свежесть. Он улыбнулся мне, чуть вытянув губы трубочкой. Покраснев, я отодвинула стул. Граф Зохари встал, щелкнул каблуками, поднес мою руку к губам, и сквозь первые капли дождя я смотрела, как он удаляется широким шагом, и мундир его был как свежая кровь на фоне кирпича и белизны "Атенеума", темнеющей от дождя. Навстречу ему выбежал солдат, его денщик, и подал ему черный плащ. Против воли я вспомнила вампиров. Ночью окна в частых переплетах моей белой спаленки дрожали под струями дождя. "Это чудовище уже причинило много зла", - прочла я. От сырости в воздухе переплет стал липким, на обеих моих ладонях отпечатались в зеркальном отражении буквы красного заглавия. "Вой волков..." В окрестностях Портсмута волки не водятся, как, впрочем, и вампиры. Свое будущее я могла предсказать и без его помощи - эта осень в Нью-Йорке решит его, какой бы ни была моя стратегия. У девушек моего круга судьба была одна и та же. Насколько менее живой я стану, если окажусь жертвой вампира? Я представила себе, как подхожу к моим знакомым молодым людям и впиваюсь зубами им в горло. Чистая фантазия; у меня нет доступа даже к простым возможностям, которыми располагают мужчины вроде графа. Однако он сообщил мне одну заинтриговавшую меня подробность: он состоит при посольстве в Нью-Йорке. На следующий день вопреки своей усталости я усердно занималась моим ришелье, выстригала кусочки моими ножницами и завершила этот труд, приличествующий юным девушкам. Мне казалось, что я полностью овладела собой, торжествуя победу над графом Зохари, и готова к встрече с ним. Благодаря моему ловкому маневру миссис Лэтроп, приятельница тетушки, предложила нам отправиться в "Вентворт" и уговорила тетю Милдред. В четверг Элизабет Лэтроп, ее дочь Люсилла, тетя Милдред и я разместились в лэтроповском ландо и неторопливо покатили по кривым улочкам Киттери, а. затем мимо правительственных зданий Портсмута. Погода была отличная, легкий морской бриз освежал нас, за старомодными деревянными штакетниками благоухали поздние лилии и гелиотропы. День для приятной беззаботной прогулки в экипаже. И все же, когда мы проезжали Рыночную площадь, я поискала глазами алую, сверкающую золотом галунов фигуру, а когда мы свернули на чудесную аллею, ведущую к "Вентворту", я поймала себя на том, что волнуюсь, словно в предвкушении какой-то важной встречи. Тетя Милдред и миссис Лэтроп нашли нам столик у самой танцевальной площадки, которая была невелика, но оборудована по-современному. Оркестр играл вальсы, несколько пар кружились на площадке, а за столиками под пальмами в кадках сидели военные, флиртуя с молодыми женщинами. Миссис Лэтроп и Люсилла хотели поглядеть на графа Витте, чьи манеры, по слухам, были настолько грубыми, что ему приходилось есть за ширмой. Графа Зохари нигде не было видно. За столиком в окружении свиты мужчин сидела знаменитая мадам Н., веселая миловидная женщина, которая, как говорили, стала причиной падения трех правительств. Под звуки оркестра миссис Лэтроп и тетя Милдред сплетничали про нее. Между мной и Люсил-лой Лэтроп не оказалось ничего общего. Из-под ресниц я наблюдала за умнейшей мадам Н. В зал вошли три женщины из японского посольства, чьи кимоно, парики и словно оштукатуренные лица вызвали настоящую сенсацию. Я спросила себя, есть ли вампиры среди японцев и ощущают ли эти накрашенные японские дамы, как и я, мужскую энергию, исходящую от всех этих военных. И так ли же ограничены жизни этих японок, как моя собственная. - Тут так жарко, тетя Милдред, я немножко погуляю на террасе. Держа над головой солнечный зонтик, я позволила морскому ветру освежить мне щеки. Я смотрела на море за газоном, полузасыпанным песком. - Мисс Вентворт! Вы пришли посмотреть мои простыни? - Вовсе нет, граф Зохари. Он сидел за одним из маленьких столиков на террасе. На этот раз на нем был полевой мундир, коричневато-серый. В отраженном от моря солнечном свете его белокурые волосы отливали рыжиной, точно лисий мех. Он встал, поклонился по всем правилам и придвинул мне стул. - Я не доставлю вам удовольствия, отказавшись. - И, наклонив голову, я села. - Следовательно, вы окажете мне честь, согласившись? - Вовсе нет. Какая в этом честь? - Я посмотрела на море, на тихую гавань. Белые яхты покачивались на якорях, паром на остров Стар двигался в сторону отмелей, и солнце блестело на его иллюминаторах и поручнях. Годы и годы я видела то же самое из окна гостиной тети Милдред, и ничего нового в этом не было. - Ну-ну, поверните головку, мисс Вентворт. Вы ведь не знаете, что я предлагаю. Посмотрите на меня. - Перед ним на столике стояла тарелка с персиками - спелыми и мягкими. Их аромат разливался в теплом воздухе, и я смотрела на них, а не на него. Над ними жужжала муха, он отогнал ее, взял персик и надкусил. Я смотрела на его мускулистую руку. - Вы думаете, что вы устали от своей жизни, но ведь вы ее даже не пробовали. А неиспробованное не имеет вкуса. Я предлагаю вам все, чего вы были лишены... А! Вот теперь вы смотрите на меня. - Глаза у него были красновато-карими, с искорками света. Он пососал сок, потом протянул персик мне, тот самый, надкушенный, и почти прижал его к моим губам. - Ешьте! - Я съем, но не этот. - Поешьте со мной, а потом получите столько, сколько захотите. Я отщипнула зубами крохотный кусочек розоватой мякоти. Нежная мохнатая кожица, сладкая плоть. Он протянул мне тарелку. Я взяла один и надкусила. Мой рот наполнился соком и мякотью. - Я мог бы овладеть вашим телом, - сказал он ласково. - Им одним, как персиком. Это очень просто. Но вы можете стать одной из нас. Я увидел это на площади. И хочу помочь вам. Сделаться тем, что вы есть. - Одной из "нас"? О чем вы? - Одной из тех, кто хочет силы и власти, - сказал он все с той же удивительной мягкостью. - Из тех, кто может их обрести. Вампиром. Кушайте ваш персик, мисс Вентворт, а я расскажу вам про вашего Дракулу. Влад Дракулешти - сын Влада Дракона. На холме Тимпа возле Брашева над часовней святого Иакова он приказывал четвертовать своих врагов и сажать обрубки их тел на кол и под их крики обедал рядом с ними, макая хлеб в их кровь, ибо вкус человеческой крови - это вкус власти. А власть - это сущность вампира. - Он вытянул свою обутую в сапог ногу и под столом коснулся моей ноги. - Власть - это не деньги, не красота, не изнасилование, не соблазнение. Это попросту жизнь и смерть. Убить, испить крови умирающего, а самому остаться жить, зачинать свое потомство, процветать. Комура и Витте обладают такой властью. Они готовят великую алую бурю со множеством жертв. У меня тоже есть власть, и я намажу свой хлеб кровью. Хотите есть и пить со мной? - Кровь?.. Он посмотрел на меня искрящимися глазами. - Кровь вас пугает? Вы падаете при виде крови в обморок, как пай-девочка? Думаю, что нет. - Он быстро откусил кусок от своего персика. Вы когда-нибудь видели, как умирают люди? Они истекали кровью? Вы отводили глаза? Нет. Вижу, что нет. Вас это завораживало больше, чем положено женщине. Вам нравятся военные мундиры, опасность, солдаты, но больше всего, мисс Вентворт, вам нравится алость. Читая об этой войне в газетах, вы и дальше будете притворяться, будто вы в ужасе, и повторять "как ужасно!", вновь и вновь поглядывая на снимки кровопролития и внушая себе, что не понимаете, почему ваше сердце бьется так бурно? Скажете ли вы: я никогда не стану настолько живой, чтобы пить кровь? Или вы познаете себя и обрадуетесь, когда налетит алая буря? - Он постучал пальцем по моей тарелке с персиками. - Стать тем, что вы есть, мисс Вентворт, много проще, чем надкусить персик, и гораздо, гораздо приятнее. - Мне бы хотелось иметь власть - а кто этого не хочет? Но таким способом?.. - Он был прав: я была заворожена, и на следующий день вернулась на то место, и была разочарована, что кровь оказалась смытой. - Это нелепо: вы либо хотите насмешить меня, либо пробудить во мне отвращение. Вы иронизируете надо мной. - Испейте моей крови, - сказал он. - Дайте мне испить вашей. Немножко смелости, немножко любопытства. Переспите со мной - последнее не обязательно, но очень увлекательно. А потом - распахнутые горизонты и большая власть, мисс Вентворт. Я сглотнула. - Вы просто хотите сделать меня своей жертвой. ~ Если вы смотрите на это таким образом, то и станете моей жертвой. Я хочу дать вам жизнь, потому что вы можете ее взять, и это меня развлечет. Но вы себя недооцениваете. Разве вы моя жертва? - На мгновение ветер разгладил на воде напротив отеля большой овал, и благодаря какой-то игре света вода в нем стала алой. - Видите, мисс Вентворт? Еще один из моих фокусов. - Нет. Я часто вижу на воде такой свет. - Но это не всякому дано. - Значит, я ничего не вижу. Возле его тарелки лежал фруктовый ножичек. Он взял его и располосовал себе ладонь. Когда потекла кровь, он сложил руку в горсть и поднес ее к моим губам. - Кровь - это маленькое море, маленькое красное море, вода, над которой мне больше всего нравится властвовать. Я помешиваю ее, мисс Вентворт, я пью ее, я живу. - Он обмакнул палец правой руки в кровь, а потом прижал его к вене на моей руке. - Я понимаю ее вкус, я могу заставить ее течь приливной волной. Мисс Вентворт, я могу заставить ваше сердце биться, пока вы не закричите, чтобы я перестал. Хотите понимать кровь, хотите попробовать кровь, хотите наполнить ею рот - солоноватой, сладкой, невыносимой кровью? Хотите власти, которую дает кровь? Ну, конечно, хотите. Страстно хотите. Он взял меня за запястье, он притянул меня к себе. Он смотрел на меня своим настойчивым взглядом дикого зверя и ждал, держа в горсти свою кровь. Я знала, что еще могу вырваться от него и вернуться к тете Милдред и Лэтропам. Они ведь понятия не имеют ни о том, что я уходила, ни о чудовищных вещах, которые мне нашептывались. Я смогу сесть между ними, прихлебывать чай и слушать оркестр до скончания моих дней. И для меня не будет никаких вампиров. Кровь, запекшаяся по краям ладони, все еще текла и текла из пореза. Она была ярко-ярко алой. Я нагнулась и прикоснулась языком к ранке. Кровь была солоноватой, близкой-близкой, крепкой, и вкус ее был вкусом моего желания. Белая яхта была отделана роскошно. Салон, несколько кают. Мы вышли далеко в море. Граф Зохари для соблюдения приличий пригласил Лэтропов и мою тетю. На палубе мистер Лэтроп, веснушчатый, в белом костюме, забрасывал блесну на пеламиду и беседовал с графом Зохари. Я слышала "Витте", "Сахалин", "репарации". Вечером предстояла важная встреча полномочных представителей. Тетя Милдред и миссис Лэтроп сплетничали и играли в вист, а вышивальная игла Лю-силлы Лэтроп усердно мелькала над кремово-белыми ярдами канвы. Я принялась было за новое ришелье, но отложила его и стояла на носу, ощущая в своем теле морскую зыбь, длинные медлительные волны. В конечном счете я полагала, что граф Зохари просто соблазнит меня, но мне было все равно. Я глотнула его крови, теперь он выпьет мою. Под тентом матросы сервировали обед, захваченный из отеля. Устрицы "Рокфеллер", грибной суп-пюре с булочками "паркер-хаус", жареная лососина, заячье рагу, перечные клецки, тоненькие засахаренные морковки, кукурузные початки, огуречный салат и бос-тонский латук, летняя тыква. На десерт миндальные пирожные, кремовый кофейный торт и мороженое нескольких сортов. И вино, а к десерту коньяк и черная бутылка шампанского. Я поковыряла шпинат на моих устрицах, но вино пила с жадностью. В послеобеденной тиши яхта чуть покачивалась на спокойной воде. Матросы спустились в кубрик. Первым уснул мистер Лэтроп, прикрыв носовым платком багровое лицо; затем Люсилла Лэтроп начала негромко похрапывать в шезлонге под тентом со сбившейся в ком вышивкой на коленях. Удочка мистера Лэтропа свисала из его безжизненной руки. Я смотала леску и положила удочку на палубу; в дневной тиши гудение лески казалось даже громче шума теперь молчащих машин. Карты тети Милдред легли к ней на колени. Глаз она не закрыла, но когда я встала перед ней, она словно бы смотрела сквозь меня. Только миссис Лэтроп все еще медленно раскладывала свои карты на зеленой бязи столика между ней и моей тетей, будто гадая. - Миссис Лэтроп? Она на мгновение подняла глаза, точно две изюмины на мучнистом лице, кивнула мне и продолжала раскладывать карты. - Они ели и пили, - сказал граф Зохари, подходя ко мне, - и утомились. Яхту приподняло волной, голова тети Милдред дернулась вбок, и тетя обмякла, свесилась с ручки кресла, будто покойница. Я чуть не закричала, чуть не упала. Граф Зохари подхватил меня и прижал ладонь к моему рту. - Если вы закричите, то разбудите их. Крепко сжимая мою руку, он повел меня вниз по трапу и дальше по узкому коридору. С одной стороны за открытой дверью камбуза спал кок, опустив голову на колени. Рядом с ним, растянувшись на полу, спал красивый матрос. Больше я никого там не увидела. Каюта владельца находилась на носу - такая белая в дневную жару. Кровать была расстелена, белея простынями. В каюте пахло лимонным маслом, легкой пряностью океана. - Простыни, - сказал он. - Видите? Я опустилась на кровать, колени меня не держали. До последней секунды я не знала, как мое тело будет бороться со мной. Я хотела не быть тут, хотела узнать будущее, которое должно было вот-вот наступить, хотела, чтобы оно уже произошло, и чтобы оно происходило сейчас, в этот миг. Я услышала щелчок задвижки, и вот он рядом со мной, расстегивает пуговки на моем горле. Было так тихо, так тихо. Я не могла дышать. Он нагнулся и коснулся языком ямочки у моего горла, а потом я ощутила его зубы, его лакающий язык и похлюпывание, когда он начал питаться. Сначала был ужас ощущения того, как убывает моя кровь, как моя воля борется и терпит поражение, а потом наступило наслаждение, дрожь, трепет такой упоительный, что я не вынесла. Жаркая белая каюта утонула в тенях, в холоде, и я упала поперек кровати. Я в гробу, подумалось мне, в могиле. Он уложил меня на подушки, нагнулся надо мной, задрал мою юбку, развязал тесемки нижних юбок, я ощутила его руку на моей коже. То, чего я страшилась. Но пути назад не было. Я приветствовала то, что должно было произойти. Я увлекала его вперед. Он лег на меня, я ощущала тяжесть всей длины его тела, вжимающегося в мое. Галуны его мундира царапали мои груди. Наша одежда разделяла нас. Я расстегнула тугие застежки, выбралась из бесчисленных пуговиц платья, освободилась от всего, что отделяло меня от него. - Сейчас! - прошептала я. - Ты должен! Мы прижимались кожа к коже, а затем в долгом мучительном нажиме он вторгся в меня, он был внутри меня, внутри моего тела. О муки смерти, в которых я стала вампиром, сокрушающие судороги! Я ахнула, укусила его за плечо, судорожно сжимала губы, лишь бы не закричать. И все-таки я двигалась с ним, чувствовала его движение внутри меня. И его сила, его власть влились в меня. Я смеялась от боли, от невообразимого блаженства, а морские волны прокатывали через кабину и гремели в моей крови. - Ты уже вампир, маленькая пай-девочка? - с трудом выговорил он. - О да. У меня есть власть и сила. Я вампир. Он засмеялся. Одеваясь, я обнаружила кровь на моей покрытой синяками шее, кровь была у меня между ногами. И еще что-то липкое - знаки моего преображения. Я радовалась им. В зеркале я увидела нежный румянец на моих щеках, а мое белое батистовое платье было смято не более, чем могло бы измяться от нескольких часов плавания по морю. Кровь стучала в моих жилах тяжело и гордо - барабан, возвещающий победу. Я поднялась на палубу и съела персик, чтобы утолить жажду, но он показался мне водянистым и пресным. День уже клонился к закату, свет угасал, море было красным. В тенях на волнах я увидела безмолвно вопящих людей. Мне хотелось выпить море. Мистер Лэтроп открыл глаза и спросил: - Вы приятно провели день, мисс Вентворт? Взгляд у него был неподвижным, лицо побледнело почти как мое. Лицо Люсиллы, когда она заморгала и зевнула, казалось желтее воска под ее светлыми волосами. Мухи жужжали над картами миссис Лэтроп, а от тети Милдред исходил запах тухлого мяса, крови и экскрементов. - Добрый вечер, тетя Милдред. Как вам спалось? Она мне не ответила. О, они утомлены, подумала я. Они утомлены и мертвы. По трапу поднялся граф Зохари, застегивая воротник мундира очень осторожно, словно и у него шея была вся в синяках. Чтобы рассмешить его, я прижала острые кончики моих ножниц к шее тети Милдред и поднесла к ним снизу булочку "паркер-хаус", но нам с ним такие, как тетя Милдред, были не по вкусу. Я бросила ножницы в окрашенное кровью море; они упали, были поглощены, разъедены ржавчиной и исчезли. Под красным вспухшим небом наш кораблик поплыл назад к белому отелю. Графа Зохари и меня отвезли на берег первыми. За алым газоном пылали фонари, а перед отелем собралась огромная толпа. - Через мгновение мы увидим будущее, - сказал он. - Я видела людей, умиравших в океане, - ответила я. Мы пошли через газон рядом, его рука под моей рукой. У меня под ногами шипел морской песок. - Граф Зохари, может быть, у вас есть друзья, разделяющие интересы, которыми вы научили меня дорожить? Хотя я не знаю, что я могла бы делать, но меня влекут более широкие горизонты. - У меня есть друзья, которые сумеют вас оценить. Вы найдете свое место на земле. Когда мы вошли в вестибюль, где толпилось еще даже больше людей, на балконе появились граф Сергей Витте и маркиз Комура, они обменялись рукопожатием. Из тысяч глоток вырвался крик. - Мир! Это мир! - Это великая буря, - сказал граф Зохари. На миг он погрустнел, будто даже вампиры способны испытывать сожаление. Мы с ним заняли выгодную позицию на лестнице, и я смотрела на толпу сверху вниз, будто была их полководцем. Многие молодые люди были мертвы - и американцы, и иностранные наблюдатели. Я разглядывала погибших с интересом. Некоторых пули поразили в глаз, в лоб, в скулу, другие были разорваны на куски, словно бомбами. Их кровь ярко блестела, свежая, алая. Плоть у некоторых посерела от вбитой в нее грязи, лица были расплющены, как будто на них упало что-то неимоверно тяжелое. Рядом со мной стояла женщина в костюме сестры милосердия: радостно приветствуя наступление мира, она выкашливала кровавые сгустки и мигала слепыми глазами. На улице в воздухе взлетали шутики, и желто-зеленый свет ложился на серые и желтые лица мертвецов. Но среди них я увидела нас, живых, сияющих точно звезды над клубящимися тучами бури. Как мы слетелись сюда! Военные и штатские, многие из русской и японской делегаций, и порядочное число наблюдателей. Знаменитая мадам М., которая поклонилась мне сдержанно, но дружески через зал. У окна безымянный молодой человек, все еще такой же неприметный, как я. И мой яркий, мой блистательный граф Зохари. Среди нас скользили официанты отеля с серыми лицами. Они предлагали бокалы шампанского. Но мой бокал был горячим и соленым, наполненный морем грядущей крови. Я жадно пила, впервые ощутив себя живой, зная, что у меня есть будущее. Осень я провела в Нью-Йорке, но вскоре отправилась путешествовать по Европе, и куда бы меня ни заносила судьба, я помогала призвать бурю. |
Demonikus Sant |
дата: Малахов Олег, Василенко Андрей Жажда. "Тьма", - подумал Рудин и открыл глаза. Увидеть что-либо не представлялось возможным, поэтому в первую секунду мужчина решил, что ослеп. Однако уже через некоторое время до него начало доходить, что всему виной белая ткань, препятствующая нормальной работе зрительного аппарата. Рудин раздраженно откинул ее с лица. Глаза моментально ослепил очень яркий свет, исходивший от лампы, прикрепленной к потолку. Мужчина прошептал: "Господи, где я?" И принялся лихорадочно соображать: "Что же со мной было вчера?.. Я совершенно точно принимал на грудь. По-моему, в обществе той смазливой девочки... Или без нее?.. Неужели меня потом в вытрезвитель забрали?" Рудин пришел к выводу, что абсолютно ничего не помнит. "Это же надо было так нажраться, - подумал он, - До потери памяти. А я ведь и не пил почти". Мужчина пошевелил руками и ногами. "Вроде бы все на месте", - прикинул он и сделал попытку сесть. Онемевшее тело далеко не сразу позволило ему это сделать, но в конце концов усилия увенчались успехом. Рудин огляделся и увидел, что находится в каком-то странном помещении, наводившем на мысли совсем не о вытрезвителе. Это помещение было больше похоже на... "Морг", - ошеломленно произнес мужчина, увидев рядом с собой тело, прикрытое точно таким же белым покрывалом, что было и на нем самом. Рудин приподнял край белой материи и посмотрел на свое голое тело. "Интересно, в вытрезвителе только до трусов раздевают или их тоже положено снимать?" - подумал мужчина. Ответить на этот вопрос никто не мог. Да и задать-то его было некому лежавший рядом не шевелился. Тут Рудин по-настоящему растерялся, потому что ему ни разу не приходилось проводить ночь в вытрезвителе. Выпивать он, конечно, иногда выпивал, но не до такой степени, чтобы им могли заинтересоваться органы охраны общественного порядка. К тому же, в своем родном городке Андрей Евгеньевич Рудин был человеком известным - все-таки один из наиболее крупных предпринимателей. Милиция не стала бы с ним связываться. Однако, в таком мегаполисе, как Москва, его знать не могли. И Рудин решил действовать... "Послушай, мужик, где я?" - спросил Андрей Евгеньевич у человека, который лежал по правую руку от него. Ответа не последовало. Тогда Рудин поднялся и встал босыми ногами на холодный пол. "Холодно здесь, черт возьми", - сказал он, поеживаясь, как вдруг почувствовал, что теряет сознание. Ноги неожиданно стали ватными и подогнулись. Чтобы не упасть, мужчина ухватился за своего собрата по несчастью, но тщетно. Через несколько секунд он уже лежал на полу. Последнее, что отпечаталось в сознании, была небольшая бирка на большом пальце правой ноги. Белое покрывало плавно опустилось на его бледное тело. "Тьма", - подумал Рудин и во второй раз открыл глаза. "Сон", - появилась вторая мысль. Но с потолка на него единственным глазом смотрела уже знакомая слепящая лампа. Мужчина резко поднялся на ноги. В его положении ничего не изменилось. Это было все то же странное помещение, навевающее нехорошие мысли. Добавилось только одно - чудовищное по своей силе желание пить. Рудин облизал пересохшие губы и внезапно осознал, что ему наплевать на то, где он находится. Лишь бы быстрее найти способ утолить жажду. Андрей Евгеньевич посмотрел по сторонам в поисках выхода, отыскать который на деле оказалось не так сложно. Дверь была слева от него. Мужчина решительно двинулся прямо по направлению к ней и... остановился. Затем обернулся назад. Разум наотрез отказывался соединять воедино две вещи: бирку на ноге и неподвижное тело молодой женщины, с которой Рудин, падая, сорвал покрывало. "Минуточку", - прошептал Андрей Евгеньевич, словно пытаясь убедить себя повременить с выводами. Но вывод так и рвался на волю. И почему-то не вызывал страха. "Морг!" - сказал Рудин громко и отчетливо. А, спустя мгновение, послышался немного хриплый женский голос: "И что с того, что морг?.. Ты, Петя, совсем от вида покойников умом тронулся?" От неожиданности Рудин вскрикнул. "Точно тронулся", - произнесла женщина и вошла в помещение. Она посмотрела по сторонам, пытаясь обнаружить источник шума, и ее взгляд остановился на Андрее Евгеньевиче. Выражение лица резко изменилось. Женщина буквально окаменела. Рудин же, не долго думая, спросил: "Извините, вы не знаете, где я могу найти свои вещи и документы?" Трудно сказать на какой результат он надеялся. Женщина тихо застонала и рухнула на пол. Рудин улыбнулся - происходящее начало его веселить. "По-моему, не знаете, - сказал он вслух и прибавил, - Надо будет еще у кого-нибудь спросить". Внезапно его охватил приступ еще более дикого веселья. Он чуть наклонился вперед и засмеялся странным лающим смехом - смехом человека, одержимого навязчивой идеей. Тем временем жажда все больше давала о себе знать. Прошло около пяти минут, пока Рудин наконец успокоился и затих. Он осознавал, что необходимо как можно спокойнее оценивать ситуацию. Но для начала неплохо было бы попить. Тут взгляд Андрея Евгеньевича переместился на женское тело, с которого упало покрывало. Рудин внимательно пригляделся. На груди этой молодой женщины была рана - небольшое, покрытое корочкой запекшейся крови, отверстие. А лицо ее показалось Рудину смутно знакомым. "Это она, - вдруг понял мужчина, - Моя таинственная незнакомка... Но что с ней случилось?" Следом появилась страшная мысль: "Не я ли, часом, ее убил по пьяной лавочке?" Эту идею Рудин, однако, моментально отверг. Не такой он был человек, чтобы замочить кого-нибудь, пусть даже и по пьяному делу. "Господи, она же совсем молоденькая, - подумал Андрей Евгеньевич, почувствовав прилив необъяснимой жалости и нежности вперемешку, - И какая красивая". Дальше Рудин сделал то, до чего никогда бы не додумался при обычных обстоятельствах. Он подошел к женщине вплотную, наклонился и поцеловал дрожащими губами ее холодную шею. Потом провел по ней языком. "Я рехнулся", - прошептал мужчина, но избавиться от ощущения острого наслаждения, которое принес ему поцелуй, не мог. Хотелось чего-то еще. Не секса, конечно, с трупом - подобная мысль казалась мерзкой. Чего-то другого... Андрей Евгеньевич стремительно покинул помещение. Рудин очень хотел выйти на улицу. Но перспектива разгуливать в голом виде особенно не прельщала. Поэтому он поставил перед собой две цели: найти людей, которые могли бы ему помочь с одеждой (мысль вернуть его собственную одежду, а заодно и документы, была уже похоронена) и достать обычной воды, чтобы утолить жажду. Людей в здании не было. Единственным живым существом оказался охранник, сидевший рядом с выходом. Бедняга, он остолбенел при виде Андрея Евгеньевича и сумел только выдавить: "Вы кто?" Рудин спокойно ответил: "Труп". После чего принялся наблюдать за тем, как охранник, истошно завопив, попытался выскочить на свежий воздух. Правда, спокойствие Андрея Евгеньевича оказалось обманчивым, ведь он прекрасно знал, что ему нужно на этот раз. Рудин стремительно бросился вперед и схватил бедолагу-охранника за рукав рубашки. Последний завизжал еще сильнее, прикладывая недюжинные усилия, чтобы вырваться, но Андрей Евгеньевич наотмашь ударил его по лицу. Представитель охраны затих. Рудин сильно встряхнул его, не давая хлопнуться в обморок, и отчетливо спросил: "Вы будете не против, если я позаимствую вашу одежду?" Охранник отчаянно замотал головой. "Тогда раздевайтесь", - нежно улыбнувшись, приказал Рудин. А уже через десять минут он покинул территорию морга и, переполненный чувством собственного достоинства, зашагал по улице. Путь его лежал в сторону любого близлежащего магазина, где можно было купить хоть какую-нибудь жидкость, годную в употребление. "Коротковата одежонка, размышлял Андрей Евгеньевич по дороге, - Хотя лучше такая, чем вообще никакой. Не голым же ходить..." Свои действия он рационально объяснить не мог. Мысль напасть на охранника с целью завладеть его одеждой, а заодно и деньгами, появилась спонтанно. Также спонтанно он осуществлял само нападение, удивляясь тому, откуда в нем нашлась эта нечеловеческая сила. Жажда ведь победила все: и страх, и жалость, и сомнения. "Молодец", - услышал вдруг Рудин голос у себя в голове. Андрей Евгеньевич резко остановился. Шедший сзади человек чуть было не налетел на него. "Смотри, чего делаешь!" - зло проговорил прохожий и, обогнув Рудина, продолжил свой путь. "Люди - жалкие твари, и ты это знаешь, - послышалась вторая реплика изнутри, - Посмотри на этого клопа..." Рудин ошарашено произнес: "Клоп". Прохожий замедлил шаг. "Кто клоп?" - спросил он с явной угрозой. Андрей Евгеньевич ответил: "Вы - клоп, - и прибавил, будто оправдываясь, - Мне только что сказали". Человек обернулся, взглянув на Рудина недобрым взглядом. Затем поинтересовался: "Тебя в детстве, случайно, кувалдой по башке не били?.. Если нет, то я сейчас это исправлю". Андрей Евгеньевич возразил: "Не исправите... Не успеете". Прохожий, кажется, разозлился еще сильнее, но активных действий все равно не предпринимал и ограничился лишь словами: "Ты - чокнутый! Пошел отсюда, придурок!" Рудин действительно выглядел, как человек, страдающий тяжелейшей формой слабоумия. Он совершенно невменяемым взглядом смотрел вокруг себя и периодически склонял голову набок, будто прислушиваясь к чему-то, что было известно ему одному. Поэтому случайный прохожий никак не ожидал от него стремительного броска вперед. И только почувствовав у себя на горле пальцы, которые с нарастающей силой сжимались, понял свою ошибку... Андрей Евгеньевич с трудом приходил в себя после второго убийства, совершенного им за один день. Он уже давно задушил несчастного, но продолжал давить на дыхательный канал. Лицо прохожего превратилось в неподвижную маску, а язык вылез изо рта и свесился набок, прямо как у собаки в жаркий день. Рудин, свирепо рыча, ударил его головой об асфальт. Потекла кровь. "Раздавлю, как клопа", - прошипел Андрей Евгеньевич, нанося сокрушительный удар в челюсть уже мертвого человека. Хруст ломающейся кости прозвучал в ушах Рудина, подобно самой приятной музыке. "Вот так", - сказал он, вставая. "Будь осторожнее, - произнес внутренний голос, - И не забывай, что самое главное для тебя сейчас - это утолить жажду". Рудин кивнул и двинулся дальше. - Мне, пожалуйста, бутылку "Гжелки", - сказал Рудин, протягивая дрожащими руками деньги продавцу. - Родной мой, а тебе не хватит на сегодня? - сочувственно улыбаясь, спросила женщина за прилавком. Она была уже в возрасте, вырастила двоих детей - сына и дочку. Сын стал алкоголиком... - Дайте водку, - нетерпеливо произнес Андрей Евгеньевич, - Я же вам деньги показываю. - Твой напарник уже сюда раз пять, наверное, приходил, - сообщила женщина, - Ладно, с вас пятьдесят шесть рублей. - Какой напарник? - удивленно задал вопрос Рудин, отдавая несколько купюр продавцу. - Из морга, - пояснила женщина, - Вы разве не оттуда? - Оттуда, - поспешно проговорил Рудин, поняв, наконец, что женщина думает о нем, как об охраннике из морга. "Я же в форме представителя вневедомственной охраны", - подумал он. - Дело ваше, - сказала женщина за прилавком и поставила перед Андреем Евгеньевичем бутылку водки, - Это все? - И еще, пожалуйста, бутылку газированной воды, - попытавшись улыбнуться, произнес Рудин. Улыбка у него получилась плохо. Она больше походила на зловещий оскал дикого животного. - Какой именно? - поинтересовалась продавец, которой эта улыбка явно не понравилась. - "Святой источник", - ответил Андрей Евгеньевич, постаравшись убрать с лица оскал. Губы, однако, сами по себе разъезжались в стороны, обнажая крепкие зубы. - Сейчас, - женщина повернулась к холодильнику, чтобы достать оттуда воду. Рудин пристально смотрел на нее. В его голове мелькали довольно странные мысли. Но основным желанием опять-таки оставалась жажда, которая в корне уничтожала все остальное. Он представлял себе, как возьмет в руки бутылку с водой, откроет ее и будет пить, пить и пить. А потом откупорит водку и безо всякой закуски примется ее пить, пить и пить... Пока почувствует, что больше уже не лезет. - Пожалуйста, - продавец поставила на прилавок заказанные Рудиным бутылки и, пересчитав деньги, которые тот перед ней положил, отправила их прямиком в кассу. - Спасибо, - почти прорычал Рудин и, не в силах сопротивляться жажде, схватил бутылку "Святого источника", наскоро ее откупорил... Первый глоток еще кое-как удался, но вот второй наотрез отказался занять надлежащее ему место в желудке. Андрей Евгеньевич наклонился к самому прилавку и его начало буквально выворачивать наизнанку. Женщина-продавец поначалу испуганно отступила, а потом закричала: - Федя, ты только посмотри, что у нас здесь творится!.. Иди быстрее сюда! Из подсобки на крик практически сразу же выскочил здоровенный детина с красным лицом. - Зоя Семеновна, что такое?! - орал он. Женщина молча указала рукой на Рудина, конвульсивно дергающегося над изгаженным прилавком. Федя быстренько оценил ситуацию. Он, перепрыгнув через прилавок, схватил Андрея Евгеньевича своими здоровыми ручищами за голову и отшвырнул в сторону. Рудин упал. Из его горла вылетали нечленораздельные звуки, а тело содрогалось. Федор спросил у продавца: - Это что еще за урод? - Понятия не имею, - ответила женщина, - Давай-ка я милицию вызову, пока этот алкаш буянить не начал. - Лучше я сначала его мордой в блевотину потыкаю, - предложил Федя, - Чтобы знал... - Оставь его в покое, - уже более мягко произнесла Зоя Семеновна, - По-моему, ему просто плохо. - Пусть ему хоть сто раз плохо! - внезапно взвился Федор, - Он нам весь прилавок заблевал! - Успокойся, - сказала женщина, - Сейчас я позвоню в милицию и его заберут в вытрезвитель... - Я там уже был, - неожиданно ответил Рудин, который за это время более-менее пришел в себя, Холодновато... - Очухался, пьянь поганая?! - Федор подскочил к Андрею Евгеньевичу, - Сейчас ты у меня прилавок языком вылизывать будешь! Рудин быстро поднялся на ноги. Так быстро, что Федя не успел даже отскочить, когда Андрей Евгеньевич ударил его кулаком в живот. Цель была одна - добраться до шеи. Теперь, когда громила согнулся, это можно было осуществить. Рудин сцепил обе руки вместе и очень сильно ударил Федора второй раз. Тот рухнул на пол, не издав ни звука. Андрей Евгеньевич же повернулся к продавцу, которая наблюдала за всем этим полными ужаса глазами. - Только молчите, - сказал он и снова улыбнулся. Женщина истошно завопила, схватившись за голову. - Заткнись! - прикрикнул Рудин, но это не возымело должного эффекта. Андрей Евгеньевич пробормотал: "Ну, ты сама напросилась", - и двинулся в сторону прилавка. Продавец, увидев это, не переставая кричать, забилась в угол рядом с кассой. Рудин боялся, что она успеет проскользнуть в подсобное помещение, а оттуда и на улицу, но женщина почему-то не делала таких попыток. Поэтому ему не составило никакого труда заставить ее замолчать. Рудин беспрепятственно добрался до бедной Зои Семеновны и спокойно сломал ей шею. Она почти не сопротивлялась... Андрей Евгеньевич откупорил бутылку водки и подозрительно принюхался. Если запах вызовет отвращение, решил он, то пить не стоит. Второй раз корчиться в судорогах ему не хотелось. Он сидел прямо на полу возле прилавка, дверь в магазин была предусмотрительно им закрыта. Не менее предусмотрительно он повесил табличку, извещающую нежданных гостей о том, что магазин не работает. Конечно, все это было шито белыми нитками, но на безрыбье и рак - рыба. Водка пахла на удивление приятно. Жажда же сводила с ума. Рудин очень ослабел и временами перспектива упасть в обморок начинала ему казаться вполне реальной. А милиция не на шутку обрадуется, застав его в совершенно беспомощном состоянии. "Нужно пить", - решил Андрей Евгеньевич и сделал небольшой глоточек. Конечно, с водкой так не поступают. Рудин вообще не понимал тех людей, которые имеют обыкновение поглощать крепкие спиртные напитки через соломинку и маленькими порциями. Однако сейчас пить иначе он просто не мог. Огненная жидкость пролилась в горло и... Так же, как и вода, застряла в пищеводе. "Тяжкое похмелье", - простонал Рудин, после чего начал терять сознание. "Вставай", - послышался знакомый голос изнутри, - "Не отключайся". Андрей Евгеньевич прошептал: "Не могу". Но голос был неумолим: "Можешь!" Чьи-то руки схватили Рудина за плечи и оторвали его от пола. Затем он почувствовал, как сознание медленно проясняется. В глазах все расплывалось, но Андрей Евгеньевич все же увидел перед собой высокого мужчину в черном костюме. "Можешь", - повторил обладатель этого странного голоса, но теперь уже вслух. "Хорошо, - сказал Рудин, - Я почти в порядке". Мужчина кивнул головой и зачем-то принялся закатывать рукав своего пиджака. Обнажилась крепкая белая рука. Мужчина достал из бокового кармана маленький нож с тонким лезвием. "Зачем это?" - спросил Рудин. "Тебе нужна кровь", - ответил мужчина, одновременно проводя острой частью лезвия по собственному запястью. Вид появившейся крови неожиданно вызвал у Андрея Евгеньевича отчетливое возбуждение. "Да!" - сказал он и припал губами к ране. "Высасывай аккуратно, - мягко посоветовал человек в черном, - Можешь захлебнуться". Рудин жадно втягивал в себя сочащуюся темно-красную жидкость. С каждым глотком возбуждение увеличивалось, пока не переросло в нечто похожее на оргазм. Но не совсем обычный, если учесть то, что Андрей Евгеньевич не испытывал ощущений, которые бывают во время полового акта. Да и самого акта ведь не было. Он всего-навсего пил кровь. Но все его тело подрагивало от удовольствия. Через некоторое время Рудин, удовлетворенный, оторвался от раны и поднял голову. Сил заметно прибавилось. Сознание очистилось. - Вот теперь все будет хорошо, - произнес мужчина в черном костюме, ласково посмотрев на Андрея Евгеньевича. - Вы кто? - спросил Рудин. - Если вы спрашиваете мое имя, - сказал мужчина, - То оно вам никакой информации не даст... - Я не об этом, - перебил Андрей Евгеньевич, - Я имею... - Понятно, - оборвал мужчина, - Пойдемте со мной. По дороге Рудин внимательно разглядывал своего собеседника. Это был высокий и худой мужчина преклонных лет. Седина его некогда черных волос переливалась в холодном лунном свете. Почти классические черты лица, совсем не славянские. Он неторопливо шел вперед и говорил: - Одно, я думаю, вы уже поняли. Вам нужна кровь. - Да, - сказал Рудин. - Соответственно, вы - вампир, - мужчина изобразил подобие улыбки. Она у него, так же, как и Андрея Евгеньевича, не получалась. - Вампир? - переспросил Рудин. - Самый настоящий, - подтвердил человек в черном костюме и продолжил, - Кто я такой, думаю, вы тоже смутно догадываетесь... Во всяком случае, не охотник на вампиров. Таких просто не существует... Я - ваш новый отец. И отец большого числа таких же, как мы с вами, существ... - Вампиров? - Именно их... Я что-то типа графа Дракулы, если угодно. Насколько мне известно, вас зовут Андрей Рудин, и вы влились в наши ряды вчера. - Та девушка... - начал было Рудин, но мужчина не дал ему договорить. - Да, - сказал он, - Вампиром вас сделала та девушка. Марина... Вы с ней познакомились вчера днем на небольшой светской вечеринке. - Там, - произнес Рудин. - Вы ей, видимо, сильно понравились. Вам оказали большую честь, знаете ли. Не каждого посвящают... - Я не просил об этом, - жестко отчеканил Андрей Евгеньевич. - Никто не просит, - сказал на это человек в черном, - Но все потом благодарят. Вам подарили вечную жизнь. Вы теперь никогда не будете болеть и никогда не умрете. Вы - часть тьмы. И сможете пользоваться всеми преимуществами, которые это состояние дает. - Я не увижу солнечного света, - глухо пробормотал Рудин. - Это не так. Вампиры нормально реагируют на солнечный свет. Они просто принадлежат тьме. Люди сложили легенды о бледных призраках, которые боятся солнечного света, чеснока и тому подобных вещей, но это всего лишь легенды. В них только четверть правды. Вам еще многое придется узнать о себе. - Я теперь не смогу жить, как раньше? - спросил Рудин. - Вы сможете жить почти также. Конечно, круг ваших знакомств немного изменится. Вампир по-настоящему может привязываться только к себе подобным. И только с другими вампирами он найдет общий язык. Но ваше положение, к сожалению, немного сложнее. - Почему? - Нарушен процесс посвящения... Я сейчас поясню, что это значит... Марина вас укусила, выпила немного крови, вы умерли. Потом ваше тело обнаружили и отправили в морг. Дальше же все должно было случиться по-другому. - Как? - Причину смерти бы так и не нашли, сообщили бы вашим родным и близким, а те бы уже вас оплакали и похоронили. Но произошел несчастный случай... Марина погибла. - Разве вампир может умереть? - Умереть он не может, а вот погибнуть в результате несчастного случая вполне. - Я помню, - Рудин облизал пересохшие губы, - Она лежала вместе со мной в морге. - Знаю, - мужчина положил свою руку Андрею Евгеньевичу на плечо, - Ее отправили в тот же морг, что и вас. - Как же она погибла? - Как в плохой сказке... Марина упала с высоты третьего этажа и напоролась на ножку старого дивана, который лежал внизу. - Осина? - Осина, - печально ответил мужчина, - Вампира можно убить осиновым колом, как и говорится в легендах. Честно говоря, даже я не знаю почему. Какая-нибудь повышенная чувствительность или что-то вроде того... - Что это был за дом, рядом с которым валялась раскуроченная мебель? - поинтересовался Рудин. - О, это знаменитый дом. Наше святилище, если можно так сказать. Заброшенное здание... Люди часто рассказывают истории про дома, в которых творятся странные вещи. - Откуда же там оказалось то, что может вас... - Андрей Евгеньевич осекся, - Откуда там то, что может нас убить? - Вампиры чрезвычайно консервативны. Это вполне объяснимо. Мы живем, а все остальное приходит и уходит. Хочется сохранить частицу времени... - В доме и рядом с ним все осталось так, как было много лет назад? - Да, - мужчина кивнул головой, - Неизменность - одно из самых необходимых условий обряда посвящения. А здание служит как раз для этого. Мы собираемся там каждый раз, когда принимаем в свои ряды неофита. - Кого? - Существо, которое уже почти стало вампиром, но еще не до конца. Для завершения ритуала нужно напоить неофита кровью того вампира, который его укусил... Или моей кровью... Марина погибла совершенно случайно. Давно надо было заменить перекрытия на третьем этаже. Но ведь нельзя. Дерево хранит память обо всех обрядах посвящения за последние шестьдесят лет. - По-моему, я понял... - Вы правильно поняли, - снова перебил Рудина человек в черном, - Нарушилась последняя цепь обряда и ваше пробуждение произошло не в могиле, как положено, а в морге. В тот самый момент, когда погибла Марина - вампир, с которым вы были неразрывно связаны. Потребовалось мое вмешательство. Только я могу установить телепатическую связь с любым другим вампиром. Остальным это подвластно только с теми, которых они непосредственно посвятили. Марина, например, могла связаться с вами... Такая вот система. - Что будет с моими родственниками? - неожиданно спросил Рудин, - Они наверняка уже знают о моей... - Смерти?.. Да, они уже знают. Ничего с ними не будет. - Но я же ушел из морга! - И что для них это меняет? Они, конечно, не смогут вас похоронить. Поднимется волна слухов. Патологоанатом, которая вас видела, окажется в сумасшедшем доме. Тело пропало и все тут. - Значит, теперь у меня другая жизнь? - Другая. - Жестоко... - Всему виной несчастный случай с Мариной. Людям долго еще предстоит расхлебывать его последствия. Вы же сегодня убили несколько человек. Будет следствие, но вряд ли убийства свяжут с вами. Для человечества вы мертвы. Но осторожность не помешает. - Надо будет скрываться? - Я отправлю вас в одно замечательное место за пределами Москвы, где живут наши собратья. Такая резервация для вампиров, - мужчина усмехнулся, - Там можно спокойно жить... И охотиться. - На кого? - На людей, естественно. Видите ли, охотничий инстинкт заложен в каждом вампире. Потому-то вы и нападали сегодня на всех этих людей. Не зная, правда, что ваша цель - пить кровь, а не просто убивать. Уникальный случай. - Я воспринимал их, как домашний скот, - произнес Рудин, останавливаясь. Мужчина тоже остановился и посмотрел на Андрея Евгеньевича. - А как же еще их воспринимать? - сказал он, - Люди - источник жизни для вампира. Так же, как и домашний скот для людей. Но есть один момент... - Догадываюсь какой. - Именно. Охота на человека, укус и высасывание крови сродни хорошему сексу. Вампиры ведь не могут заниматься сексом. Эта часть обычной человеческой жизни для нас закрыта. - А любовь? - Можем ли мы любить?.. Можем, но только себе подобных. Любовь и влечение, правда, возникают иногда и к людям. Тогда выход один - посвятить понравившегося человека. Так с вами поступила Марина. Это бывает редко. Обычно мы просто высасываем кровь, получаем свою порцию счастья, и жертва умирает... Вам светит потрясающая жизнь, дорогой мой. - Да уж... - Добро пожаловать в тьму, - с этими словами мужчина в черном костюме подошел к припаркованной на обочине машине - "Волге" черного цвета - и открыл заднюю дверь. Потом прибавил, улыбаясь странной улыбкой: - У вампиров, как и у чиновников, тоже есть персональные шоферы. |
Demonikus Sant |
дата: Август Дерлет Башня летучей мыши. Среди бумаг покойного сэра Гарри Эверетта Барклая, проживавшего в Лондоне на Чарингкросс, было найдено письмо следующего содержания: 10 июня 1925 года. Мой дорогой Марк, Не получив ответа на мою открытку, могу лишь предположить, что она не дошла до тебя. Пишу тебе из своего летнего дома, расположенного в очень уединенном месте на вересковой пустоши. Питаю надежду, что скоро ты меня приятно порадуешь своим приездом (на вероятность которого ты намекал), потому что этот дом как раз из разряда тех, что могли бы тебя заинтересовать. Он очень схож с родовым замком Баскервилей, описываемым сэром Артуром Конан Дойлем в романе <Собака Баскервилей>. Ходят туманные слухи о том, что это место - пристанище злых духов, но я им совершенно не верю. Тебе известно, что мир духов мало меня волнует: мой основной интерес распространяется на колдовство. Мысль о том, что сие тихое местечко, затерянное среди мирных английских пустошей, сделалось пристанищем сонма злых духов, кажется мне весьма глупой. Как бы то ни было, местные окрестности крайне благоприятны для здоровья, да и сам дом в некоторой степени образчик старины, что питает мою слабость к археологии. Поэтому, как ты понимаешь, существует достаточно много вещей, способных отвлечь мое внимание от глупых слухов. Здесь со мной находятся Леон, мой камердинер, и старый Мортимер. Ты помнишь Мортимера, который готовил для нас такие великолепные холостяцкие ужины? Я здесь только двенадцать дней, но уже обследовал весь дом снизу доверху. На чердаке я наткнулся на ветхий сундук, в котором обнаружил девять старых книг. У некоторых из них были оторваны титульные листы. Я поднес книги к чердачному окошку, чтобы рассмотреть их повнимательнее, и в одной из них узнал наконец <Дракулу> Брэма Стокера, причем, это я сразу установил, одного из самых первых изданий. По прошествии первых трех дней на пустошь опустился сильный, типично английский туман. Как только погода закапризничала, угрожая полностью испортить прекрасное настроение от стоявших погожих деньков, я перетащил все находки с чердака в дом. О <Дракуле> Стокера я уже упоминал. Кроме него, есть книга де Роша о черной магии. Книги Орфило, Сведенборга и Калиостро я пока что отложил в сторону. В моем распоряжении также <Ад> Стриндберга, <Тайное учение> Блаватской, <Эврика> По и <Атмосфера> Фламмариона. Ты, мой дорогой друг, легко можешь себе представить, как взбудоражили меня эти книги, имеющие непосредственное касательство к теме колдовства. Орфило, как ты знаешь, был только химиком и физиологом; Сведенборга и Стриндберга обоих можно зачислить мистиками; По, чья <Эврика> оказала мне мало пользы в деле изучения черной магии, тем не менее, восхитил меня; остальные же пять были для меня дороже золота: Калиостро, придворный фокусник из Франции; мадам Блаватская, жрица оккультного учения; <Дракула> со всеми его вампирами; <Атмосфера> Фламмариона с описанием различных верований; и де Роша, о котором могу процитировать несколько строк из <Ада> Августа Стриндберга: <Я не снимаю с себя ответственности, а только лишь прошу читателей запомнить, что если когда-нибудь у них появится желание заняться магией, особенно тем, что именуется волшебством, или, точнее, колдовством, то они должны знать, что его реальность бесспорно доказал де Роша>. Честно говоря, друг мой, мне захотелось узнать, и у меня были на то веские причины - что за человек жил здесь до меня, каким был тот, кто так увлекался столь разными писателями, как По, Орфило, Стриндберг и де Роша. И я решил это выяснить, несмотря на туман. Поскольку по соседству со мной никто не живет, то ближайший источник информации - это деревня, расположенная в нескольких милях отсюда. Этот факт сам по себе довольно-таки странен, тем более что место для летнего дома здесь, похоже, хорошее. Я отложил книги и, сообщив камердинеру о своем намерении прогуляться до деревни, отправился в путь. Не успел я удалиться от дома, как меня нагнал Леон, который решил прогуляться со мной. Мортимер остался один в окутанном туманом доме. В деревне мы мало что узнали. Из разговора с одним бакалейщиком, единственным общительным человеком, встретившимся нам на пути, мы выяснили, что последнего обитателя дома звали баронет Лорвилль. У меня сложилось впечатление, что местные жители побаивались покойного и поэтому говорили о нем неохотно. Наш бакалейщик рассказал нам историю о том, как однажды темной ночью несколько лет назад здесь исчезли четыре девушки. Люди верили, да и сейчас верят, что они были похищены баронетом. Эта мысль мне кажется крайне нелепой, тем более что суеверные местные жители ничем не могут обосновать свои подозрения. Кстати, тот же самый бакалейщик, кроме всего прочего, сообщил нам, что дом Лорвилля называют <башней летучей мыши>. Это также представляется мне бездоказательным, потому что за все время моего пребывания в доме я не заметил ни одной летучей мыши. Мои размышления по данному поводу были бесцеремонно прерваны Мортимером, который пожаловался на летучих мышей в погребе - довольно странное совпадение. По его словам, они все время задевали его по лицу, и он боялся, что они запутаются у него в волосах. Мы с Леоном, конечно, спустились вниз, чтобы посмотреть на них, но так ни одной и не увидели, хотя Леон и утверждал, что одна наткнулась на него, в чем я сомневаюсь. Вполне возможно, что эти заблуждения вызваны внезапными сквозняками. Данное происшествие, Марк, было лишь предвестником странных событий, которые происходят с тех пор. Я перечислю тебе наиболее значительные из них в надежде, что ты сможешь дать им разумное объяснение. Три дня назад события начали принимать серьезный оборот. В тот день Мортимер подбежал ко мне и, едва переводя дух, сообщил, что в погребе лампа постоянно гаснет. Мы с Леоном провели расследование и установили, что, как и говорил Мортимер, и лампа и спички в погребе гасли. Я могу объяснить данный факт только вероятным возмущением воздушных потоков. И действительно, электрический фонарик не гас, но при этом, казалось, светил тускло, чему я даже не берусь дать объяснения. Вчера Леон, а он благочестивый католик, отлил немного святой воды из флакона, который он всегда носит при себе, и направился в погреб с твердым намерением изгнать оттуда всех злых духов, если таковые там имеются. Как я недавно заметил, у основания ступенек лежит большая каменная плита. И вот когда Леон спустился по ступенькам вниз, большая капля освященной воды упала на эту плиту, и сквозь заклинания, которые он бормотал, послышалось ее шипение. На середине заклинаний Леон вдруг замолк, а потом стремительно побежал прочь, невнятно выкрикивая, что погреб, вне всякого сомнения, является ни чем иным, как вратами в ад под охраной самого дьявола. Сознаюсь тебе, мой дорогой Марк, что это необычайное происшествие повергло меня в замешательство. Вчера вечером, когда мы сидели втроем в просторной гостиной, лампа вдруг без всякой причины погасла. Я пишу <без всякой причины>, потому что не сомневаюсь, что лампа погасла не просто так, а под воздействием сверхъестественных сил. За окном стояла безветренная погода, а я, сидя как раз напротив лампы, почувствовал прохладное дуновение. Больше этого никто не заметил. Впечатление было такое, что кто-то, сидевший прямо напротив меня, сильно дунул на лампу или же ее обдала крылом пролетевшая над ней крупная птица. Нет сомнений в том, что с домом что-то действительно неладно, и я намереваюсь выяснить, что, чего бы мне это ни стоило. (Здесь письмо резко обрывается, как будто его собирались закончить позднее). Два врача, склонившиеся над телом сэра Гарри Барклая в поместье Лорвилля, наконец, закончили обследование. - Я не могу объяснить причину столь невероятной потери крови, доктор Мордант. - Я тоже, доктор Грин. Он настолько обескровлен, что лишь чудо могло бы спасти ему жизнь! - Доктор Мордант негромко засмеялся: - что касается потери крови, то я было подумал о внутреннем кровоизлиянии и апоплексии, но абсолютно не нахожу признаков чего-либо подобного. Судя по выражению его лица, а оно столь ужасно, что мне даже трудно на него смотреть... - Вы правы... - ...он умер от сильного испуга или же от того, что стал свидетелем чего-то ужасного. - Последнее более вероятно. - Я считаю, что нам следует засвидетельствовать смерть в результате внутреннего кровоизлияния и апоплексии. - Согласен. - Значит, так и сделаем. Врачи склонились над открытой тетрадью на столе, внезапно доктор Грин выпрямился, порылся рукой в кармане и достал спичку. - Вот спичка, доктор Мордант. Сожгите эту тетрадь и никому о ней не говорите. - Да. Так будет лучше. Выдержки из дневника сэра Гарри Э. Барклая, найденного рядом с его телом в поместье Лорвилля 17 июля 1925 года. 25 июня. Прошлой ночью мне привиделся странный сон. Мне снилось, что в лесу вокруг замка моего отца в Ланкастере я встретил красивую девушку. Не знаю почему, но мы обнялись, и наши губы сошлись в поцелуе, и это продолжалось не менее получаса! Какой странный сон! Похоже, мне снилось еще что-то, хотя я и не могу вспомнить что именно, но когда утром я взглянул на себя в зеркало, то увидел бледное, без единой кровинки и довольно искаженное лицо. Позднее Леон сказал мне, что он видел похожий сон, а так как он убежденный женоненавистник, то я не могу дать этому сколько-нибудь убедительное объяснение. Странно то, что мы одновременно видели совершенно схожие сны. 29 июня. Ранним утром ко мне подошел Мортимер и сообщил о своем твердом намерении немедленно покинуть дом на том основании, что прошедшей ночью он точно повстречался с привидением. Красавцем стариком, добавил он. Похоже, Мортимер пришел в ужас от того, что старик поцеловал его. Должно быть, все это ему приснилось И лишь благодаря этому доводу мне удалось убедить его остаться, причем я взял с него торжественное обещание не распространяться по данному случаю. Позже Леон сказа мне, что прошедшей ночью его сон повторился во всех подробностях и что он неважно себя чувствует. Я посоветовал ему обратиться к врачу, но он наотрез отказался. Что касается, как он выразился, ужасного кошмара, то нынешней ночью он окропит себя святой водой, что, по его утверждению, избавит его от всякого воздействия сил зла, если таковое имеется и каким-либо образом связано с увиденными снами. Странно, что он все приписывает действию злых сил! Сегодня я провел небольшое расследование и выясни, что описание внешности баронета Лорвилля во всех мелочах совпадает с описанием внешности <привидения> из сна Мортимера. Я также узнал, что при жизни последнего представителя рода Лорвиллей в округе исчезло несколько детей. Не хочу сказать, что эти факты каким-либо образом связаны, просто, похоже, исчезновение детей невежественное местное население приписывает баронету. 30 июня. Леон утверждает, что благодаря мощному воздействию святой воды, тот сон не повторился (а вот его снова видел прошедшей ночью). 1 июля. Мортимер уехал. Он говорит, что не может жить в одном доме с дьяволом. По-видимому, он действительно видел приведение старого Лорвилля, хотя у Леона эта мысль и вызывает смех. 4 июля. Прошедшей ночью мне опять привиделся тот самый сон. С утра я чувствовал себя совершенно больным. Но в течение дня мне удалось легко избавиться от этого чувства. Леон израсходовал всю святую воду, но зав-воскресенье, и он предполагает пополнить свои запасы время богослужения в деревенской церкви. 5 июля. Сегодня утром япобывал в деревне и пытался найти другого повара. Совершенно не понимаю, что происходит. Никто не желает идти в дом, даже, они заявляют, за сто фунтов в неделю. Мне придется обходиться без повара или запросить кого-нибудь в Лондоне. Сегодня с Леоном приключилась неприятность. Когда он ехал домой после церковной службы, почти вся святая вода выплескалась из бутылки, а потом и сама бутылка с остатками святой воды упала на землю и разбилась. Леон обескуражен и собирается при первой возможности получить другую у приходского священника. 6 июля. Прошедшей ночью нам обоим опять привиделся тот же самый сон. Чувствую достаточно сильную слабость, да и Леон тоже. Леон сходил к врачу, и тот поинтересовался, не было ли у него порезов или серьезных травм, сопровождавшихся большой потерей крови, и не страдал ли он от внутренних кровоизлияний. Леон дал отрицательный ответ, и доктор прописал ему употреблять в пищу сырой лук и еще что-то. Леон забыл о своей святой воде. 9 июля. Снова тот же самый сон. Леону привиделся другой сон, на этот раз о старике, который, как он рассказывал мне, укусил его. Я попросил его показать место, куда он был укушен стариком из сна, и когда он расстегнул воротник рубашки, то на его горле, вне всяких сомнений, были видны две маленькие ранки. Мы оба чувствуем крайнюю слабость. 15 июля. Сегодня Леон покинул меня. Я твердо убежден, что он внезапно помешался, потому что утром этого дня у него возникло непреодолимое желание спуститься в погреб. По его словам, что-то как будто тянуло его туда. Я не стал его останавливать. Прошло немного времени: я сидел, углубившись в чтение томика Уэллса, и тут услышал, как Леон, пронзительно крича, взобрался по ступенькам, ведущим из погреба. Потом он пронесся, как сумасшедший, через комнату, где я находился. Я бросился бегом за ним, загнал его в комнату и там силой остановил. Я потребовал от него объяснений, но кроме невнятных стенаний так ничего и не услышал. <Боже, монсеньор, немедленно уезжайте из этого проклятого места. Уезжайте, монсеньор, умоляю Вас. Дьявол... дьявол!> Тут он рванулся от меня и побежал, что было сил прочь из дома. Я за ним. На дороге я позвал его, он что-то крикнул в ответ, но ветер донес до меня только отдельные слова: <Ламе... дьявол... бо... же... плита... Книга Тота>. Слова, столь важные как <дьявол>, <боже> я практически пропустил мимо ушей. Но вот Ламе звали женщину-вампира, хорошо известную только некоторым избранным колдунам, а <Книга Тота> была египетской книгой о магии. В течение нескольких минут меня обуревали дикие фантазии о том, что <Книга Тота> спрятана где-то в доме и, поразмыслив о том, как лучше всего увязать между собой <плиту> и <Книгу Тота>, я наконец пришел к убеждению, что книга находилась под плитой основания ступенек в погреб. Я собираюсь пойти вниз проверить. 16 июля. Я нашел ее! <Книгу Тота>. Как я предполагал, она лежала под каменной плитой. Духи, ее охранявшие очевидно, не хотели, чтобы я нарушил покой их уединение и устроили настоящий смерч, наподобие бури, пока пытался отодвинуть плиту в сторону. Книга скреплена тяжелым замком старинного образца. Прошедшей ночью я опять видел тот же самый сон, но этот раз, я могу почти поклясться, в добавление ко всему я видел призраки старого Лорвилля и четырех красивы девушек. Какое совпадение! Сегодня я чувствую сильную слабость и едва могу передвигать ноги. Нет сомнений том, что этот дом кишит, но не летучими мышами, а вампирами! Ламе! Если бы я только мог найти их тела, я б пронзил их насквозь острыми кольями. Сегодня я сделал новое поразительное открытие. Я спустился вниз, к месту, где лежала плита, и булыжник ниже выемки, в которой до этого находилась <Книг Тота>, сошел с места под моей тяжестью, и я оказался углублении с десятком скелетов - все скелеты принадлежали маленьким детям! Если в этом доме действительно обитают вампиры, то вполне очевидно, что это скелеты несчастных жертв. К тому же, я твердо уверен, что где-то ниже есть пещера со спрятанными в ней телами вампиров. Просматривая книгу де Роша, я натолкнулся на отличный план обнаружения их тел! Я воспользуюсь <Книге Тота>, чтобы призвать вампиров к себе, и я заставлю показать мне то место, где они прячут свои чувственные тела. Де Роша пишет, что это можно сделать. 9 часов вечера. Самое время начать призывать вампиров. Кто-то проходит мимо, и я надеюсь, что этот кто-то не помешает мне исполнить задуманное. Как я уже отметил ранее, книга скреплена тяжелым замком, и пришлось изрядно потрудиться, чтобы открыть ее. Когда мне удалось, наконец, сорвать замок, я открыл книгу и начал искать в ней то место, которое мне было необходимо д. того, чтобы призвать вампиров. Я нашел его и начина произносить мои заклинания. Атмосфера в комнате медленно меняется, и становится невыносимо темно. Воздушные потоки злобно кружат по комнате, лампа погасла. Я уверен, что вампиры скоро появятся. Я прав. В комнате начинают появляться тени. Они становятся все более и более различимыми. Теней пять: четыре женские и одна мужская. Их черты очень отчетливы. Они украдкой бросают взгляды в мою сторону... А вот сейчас они уже злорадно уставились на меня. Бог мой! Я забыл поместить себя в магический круг и очень боюсь, что вампиры нападут на меня! Как я прав. Они двигаются в мою сторону. Бог мой!.. Ну остановитесь же! Они останавливаются! Старый баронет пристально смотрит на меня, его блестящие глаза горят ненавистью. Четыре женщины-вампира сладострастно мне улыбаются. Сейчас или никогда у меня есть шанс снять их злые чары. Молитва! Но я не могу молиться. Я навсегда удален из-под очей Господа за то, что я призвал Сатану на помощь. Но даже к Сатане я не могу обратиться с мольбой... Я нахожусь под пагубным гипнозом злобного взгляда, исказившего лица баронета. В глазах четырех красавиц-вампиров появился зловещий блеск. Они скользят в мою сторону, руки вытянуты мне навстречу. Передо мной их изгибающиеся отвратительные тела; их малиновые губы скривились в дьявольской победной усмешке. Мне невыносимо смотреть на то, как они облизывают губы. Я сопротивляюсь, напрягаю всю силу воли, но что значит одна только воля против адского полчища вампиров? Боже! Присутствие этой мерзости поганит саму душу мою! Баронет продвигается вперед. От его отвратительной близости у меня возникает мерзкое ощущение чего-то непристойного. Если я не могу обратиться к Богу, тогда я должен молить Сатану дать мне время начертить магический круг. Я не могу сопротивляться их злобной силе... Пытаюсь подняться, но не могу... Я больше не владею своей волей! Вампиры смотрят на меня с демоническим вожделением... Я обречен умереть... и все же жить вечно среди Неумерших. Их лица все ближе и ближе к моему, и скоро я впаду в забытье... Все что угодно, лишь бы... лишь бы не видеть зловещих вампиров вокруг себя... Ощущение острой, жгучей боли у горла... Бог мой!.. Это... |
Demonikus Sant |
дата: Эрик Стенбок Правдивая история вампира. Граф Станислав Эрик Стенбок (1860-1895) принадлежал к эстонской ветви знатного шведского семейства. Большую часть жизни в Брайтоне и Лондоне, опубликовал четыре книги: три сборника стихов ("Любовь, сон и сновидения", "Мирт, рута и кипарис" и "Тень смерти") и сборник рассказов "Этюды о смерти". Надломленный нападками католической церкви и навязчивыми мыслями о боли и смерти, он умер от злоупотребления алкоголем и опиумом. Друг Оскара Уайльда, Йетса и Саймона Соломона, Стенбок повсюду ездил со своим духовником и большой деревянной куклой, которую называл своим сыном. Его "Правдивая история вампира" (из "Этюдов о смерти") считается одним из величайших гомоэротических произведений всех времен. После смерти он был забыт, лишь в 1969 году была опубликована его биография, а в 90-х Дэвид Тибет (Current 93) переиздал его книги, выпустил сборник неопубликованных рассказов, а также записал по мотивам новеллы Стенбока альбом "Фауст". Истории о вампирах обычно происходят в Стирии; моя - не исключение. Надо сказать, что Стирия совершенно не похожа на романтическое место, предстающее в описании людей, никогда там не бывавших. Это скучная равнинная страна, прославленная лишь своими индюками, каплунами, да глупостью обитателей. Вампиры обычно приезжают по ночам, в каретах, запряженных парой черных лошадей. Наш вампир прибыл вечером - на банальном поезде. Вы можете подумать, что я шучу или что имею в виду финансового вампира. Но нет, я говорю серьезно. И человек, о котором пойдет речь, был настоящим вампиром - существом, опустошившим мой дом. Обычно вампиров описывают как смуглых людей зловещей красоты. Однако этот вампир, напротив, был белокурым и на первый взгляд ничем зловещим не отличался. У него было симпатичное лицо, но я бы не назвала его невероятным красавцем. Да, он разорил наш дом, погубил сначала брата, которого я обожала, а затем моего дорогого отца. И, тем не менее, я должна признать, что тоже стала жертвой его чар и, вопреки всему, не питаю к нему враждебных чувств. Несомненно, вы читали в различных газетах о "Баронессе и ее питомцах". Я хочу рассказать о том, как же случилось так, что я растратила большую часть своего состояния на приют для бездомных животных. Теперь я старуха, а в ту далекую пору, о которой пойдет речь, мне было лет тринадцать. Сперва опишу наше семейство. Мы были поляками, семья Вронских, и жили в замке в Стирии. Круг домочадцев был ограничен и, если не считать слуг, состоял из отца, бельгийки-гувернантки, - достопочтенной мадемуазель Воннер, - моего брата и меня самой. Позвольте мне начать с отца: он был стар, и мы с братом появились на закате его жизни. Мать я совсем не помню. Она умерла при родах моего брата, который был младше меня на год с небольшим. Отец занимался наукой и постоянно читал малопонятные книги, написанные на множестве незнакомых мне языков. У него была длинная седая борода, а на голове обычно носил черную бархатную ермолку. Как он был добр к нам! Доброта его не поддается описанию. Однако я не была его любимицей. Сердце отца принадлежало Габриелю - или Гавриилу, - так мы произносили это имя по-польски... А чаще всего называли его по-русски - Гаврилой. Я, конечно же, имею в виду своего брата. Он очень походил на маму, чей единственный портрет - вернее, легкий набросок мелками - висел в кабинете отца. Нет, нет, я никогда его не ревновала: милый брат был и будет нетленной любовью моей жизни. И это ради него я содержу сейчас в Вестбернском парке приют для бродячих собак и кошек. В ту пору, как я уже сказала, я была еще ребенком. Меня звали Кармилой. Мои длинные спутанные волосы не хотели ложиться в прическу, не слушались гребня. Я не была хорошенькой - по крайней мере, глядя на фотографии той поры, не решусь назвать себя привлекательной. И в то же время мои черты на этих пожелтевших снимках могли бы привлечь внимание - лукавая несимметричность линий, дерзкий рот, большие непокорные глаза. Меня считали озорной девчонкой, но в шалостях я уступала Габриелю. Во всяком случае, так утверждала мадемуазель Воннер. Скажу, что она была очень приятной дамой средних лет, отлично говорила по-французски, хотя и была бельгийкой, и могла объясниться по-немецки, языке, на котором говорят в Стирии. Мне трудно описывать брата. В нем чувствовалось что-то странное и сверхчеловеческое (наверное, лучше сказать проточеловеческое) - нечто среднее между животным и божеством. Возможно, греческое представление о фавне может отчасти проиллюстрировать мои слова, но и оно не совсем верно. У Габриэля были большие и раскосые глаза, как у газели. Вечно спутанные волосы напоминали мои. Нас вообще многое объединяло. Я однажды слышала, что моя мать происходила из цыган - очевидно, этим и объяснялась наша необузданная и врожденная дикость. Но если я считалась непослушным ребенком, то Габриель был просто воплощением свободолюбия. Ничто не могло заставить его носить ботинки и чулки. Он надевал их только по воскресеньям и лишь в эти дни позволял расчесывать волосы - конечно, мне и больше никому. Как описать его прекрасные губы, изогнутые в виде "en arc d'amour"! Глядя на них, мне всегда вспоминался строка из псалма: "Красота изольется с уст твоих, ибо будет с тобой навеки Божья милость". Уста, которые, казалось, изливали само дыхание жизни! А это гибкое, подвижное и стройное тело! Он бегал быстрее оленей; прыгал, как белка, по самым верхним ветвям деревьев. Брат был олицетворением живой природы. Нашей гувернантке не всегда удавалось усадить его за уроки, но, если он уступал ее уговорам, то учился с необычайной быстротой. Он умел играть на всех инструментах, хотя, к примеру, скрипку держал как угодно, но только не принятым способом. И больше всего ему нравились дудочки, которые он сам вырезал из тростника или тонких веточек. Мадемуазель Воннер пыталась приобщить Габриеля к игре на пианино, но ей это не удалось. Мне кажется, он был просто избалован, пусть даже в самом поверхностном смысле слова. Наш отец потакал ему в каждом капризе. Одна из его странностей заключалась в том, что он с малых лет испытывал ужас при виде мяса. Ничто на земле не могло бы заставить Габриеля отведать мясное блюдо. Другой, совершенно необъяснимой чертой была его сверхъестественная власть над животными. Он мог приручить любого зверя. Птицы садились к нему на плечи. Иногда мы с мадемуазель Воннер теряли его в лесу (брат часто убегал от нас) и после долгих поисков находили Габриеля под каким-нибудь деревом, где он тихо напевал или насвистывал пленительные мелодии, окруженный лесными зверьками: зайцами, лисичками, ежами, сурками и белками. Он часто приносил их домой и оставлял в саду. Этот странный зверинец был настоящим бедствием для нашей гувернантки. Для своего жилища брат выбрал маленькую комнату на верхнем уровне замковой башни. Вместо того чтобы подниматься туда по лестнице, он забирался в окно по ветвям высокого каштана. И все же, несмотря на все причуды, Габриель с удовольствием посещал воскресные мессы и, отправляясь в приходскую церковь, всегда облачался в белый стихарь и красную сутану. В этой одежде, аккуратно причесанный и вымытый, он казался скромным благовоспитанным мальчиком. Во время служб он был полон божественного смирения. Какой экстаз пылал в его прекрасных глазах! Я пока ни слова не сказала о вампире. Ну что же, позвольте мне начать эту грустную историю. Однажды мой отец поехал в соседний город. Он часто так делал. Однако на сей раз папа вернулся в сопровождении гостя. По его словам, этот джентльмен не попал на свой поезд из-за задержки на узловом полустанке, а поскольку поезда в наших краях ходили не часто, ему предстояло провести на станции всю ночь. Он случайно разговорился с отцом и пожаловался на досадную задержку. Папа предложил ему переночевать в нашем доме, и незнакомец охотно согласился. Да вы и сами знаете, что в этой глухой провинции мы почти патриархальны в своем гостеприимстве. Мужчина назвался графом Вардалеком. Несмотря на венгерскую фамилию, он хорошо изъяснялся по-немецки - причем, без малейшего акцента и, я бы даже сказала, с легкими славянскими интонациями. Его голос был до странности мягким и вкрадчивым. Чуть позже мы узнали, что он умел говорить по-польски, а мадемуазель Воннер восхищалась его прекрасным французским. Казалось, он владел всеми языками. Но позвольте описать вам наши первые впечатления. Он был высоким мужчиной, с красивыми вьющимися волосами, обрамлявшими его женственно округлое лицо и ниспадавшими на плечи. В фигуре чувствовалась нечто змеиное - я не в силах описать что именно, но это было так. Утонченные черты; притягивающие взор, холеные руки; большой, с горбинкой, нос; красивый рот и привлекательная улыбка, контрастировавшая с печалью, застывшей в его глазах. В момент нашей первой встречи граф выглядел очень усталым. Его веки были полуприкрыты. На самом деле, они оставались такими почти всегда. Мне даже не удалось поначалу определить цвет его глаз и его возраст. Внезапно в комнату вбежал Габриель. В волосах его запуталась желтая бабочка. Он держал в руках бельчонка и, как обычно, был босоногим. Незнакомец взглянул на брата, и я заметила странный блеск в его глазах. Веки графа приподнялись, открывая изумрудную зелень глаз. Габриель испуганно остановился перед ним, словно птица, очарованная голодной змеей. Он протянул Вардалеку руку, и тот пожал ее, зачем-то придавив указательным пальцем пульсирующую жилку на запястье мальчика. Не знаю почему, но я заметила это. Габриель ошеломленно отступил к двери и, выбежав из комнаты, помчался к себе наверх - на этот раз по лестнице, а не по веткам дерева. Я была в ужасе оттого, что граф мог подумать о нем. К моему облегчению, брат вскоре вернулся - в бархатном костюмчике, чулках и ботинках. Я расчесала ему волосы, и он весь вечер вел себя на редкость хорошо. Когда Вардалек спустился в гостиную к ужину, его вид изменился. Он выглядел гораздо моложе. Я никогда не видела у мужчин такой эластичной кожи и изящного телосложения. А ведь прежде граф казался мне ужасно бледным. Во время ужина он был душой компании и очаровал всех нас - особенно, отца. Как оказалось, у них были сходные увлечения. Когда папа завел речь о своем военном прошлом, Вардалек рассказал историю о маленьком барабанщике, который получил в бою серьезное ранение. Веки графа снова поднялись, и меня напугал его мертвенно-тусклый взгляд, оживленный каким-то диким возбуждением. Впрочем, это выражение промелькнуло лишь на миг. Главной темой застольной беседы были мистические книги, которые отец недавно приобрел у букиниста. Папа не мог их понять, и вдруг оказалось, что Вардалек прекрасно в них разбирается. Когда подали десерт, отец спросил, торопится ли граф завершить свое путешествие. - Если спешка не велика, не согласились бы вы погостить у нас какое-то время? Отец намекнул, что, хотя мы и живем в глуши, гость мог найти в его библиотеке много интересного. - Я не спешу, - ответил Вардалек. - И у меня нет особой причины продолжать свое путешествие. Если я могу помочь вам в толковании книг, то буду рад оказать услугу. Внезапно его улыбка стала горькой - очень горькой - и он добавил: - Видите, я космополит, земной скиталец. После обеда отец спросил, не играет ли наш гость на пианино. - Да, немного, - ответил граф. Он сел за инструмент и начал наигрывать венгерский чардаш - дикий, восторженный, чудесный. Эта музыка могла свести с ума. И он играл с безумным напряжением. Габриель стоял рядом с ним. Его глаза смотрели вдаль невидящим взором. Тело сотрясала дрожь. Наконец, выбрав место, где основная тема чардаша начиналась вновь, он тихо прошептал: - Пожалуй, я мог бы повторить эту мелодию. Он быстро сбегал за скрипкой и самодельным ксилофоном, а затем действительно повторил мелодию, поочередно меняя свои инструменты. Вардалек взглянул на него и печально произнес: - Бедное дитя! В твоей душе живет музыка. Я не поняла, почему он соболезновал, а не поздравлял Габриеля с его необычным даром. Брат был застенчив, как дикие зверьки, которых он приручал. Наш мальчик всегда сторонился посторонних, и если в дом приезжал незнакомый человек, он, как правило, прятался в башне, а я приносила туда ему пищу. Представьте мое удивление, когда на следующее утро я увидела его в парке с Вардалеком. Они шагали рука об руку по аллее и оживленно беседовали. Габриель показывал гостю свою коллекцию лесных зверей, для которых мы устроили зоологический сад. Мне показалось, что он полностью находился под властью графа. Нет, нам нравился Вардалек, и мы были рады, что он относился к Габриелю с искренней добротой и участием. Однако нас удивляло - хотя вначале это замечала только я - что граф постепенно терял здоровье и бодрость. Он не выглядел таким изнуренным и бледным, как в день приезда, но в его движениях появилась апатия, которой прежде не было. Отец все больше и больше увлекался нашим гостем. Тот помогал ему в исследованиях, и папа с явной неохотой отпускал Вардалека в Триест. Во всяком случае, граф говорил, что ездит именно туда. И он всегда возвращался, привозя нам подарки - восточные сладости, ожерелья и ткани. Хотя я знала, что всякие люди бывали в Триесте, в том числе и из восточных стран, но даже в ту пору понимала, что странные и великолепные предметы, которые дарил Вардалек, не могли быть куплены в Триесте, городе, запомнившимся мне, в основном, лавками, в которых торговали галстуками. Когда граф уезжал, брат постоянно говорил о нем. И все же на какое-то время он снова становился прежним жизнерадостным ребенком. А Вардалек, возвращаясь, всегда выглядел старше и бледнее. Габриель подбегал к нему, бросался в объятия и целовал его в губы. При этом тело графа сотрясала странная дрожь, и несколько часов спустя он вновь молодел и наполнялся силой. Так продолжалось довольно долго. Мой отец не желал больше слышать об окончательном отъезде Вардалека. Гость постепенно превратился в постояльца, а мы с гувернанткой стали замечать неладное в поведении Габриеля. И только один отец был абсолютно слеп к тому, что творилось в доме. Однажды вечером я спустилась в гостиную, чтобы взять там какую-то вещь. Проходя по лестнице мимо комнаты графа, я услышала ноктюрн Шопена. Вардалек играл на пианино, которое перенесли в его комнату. Музыка была столь пленительной, что я остановилась и, прислонившись к перилам, заслушалась. Внезапно в полумраке лестнице возникла белая фигура. В ту пору мы верили в привидения, и я, оцепенев от страха, прижалась к колонне. Каково же было мое изумление, когда я увидела Габриеля, медленно спускавшегося вниз. Он двигался, точно в трансе. Это напугало меня даже больше, чем возможная встреча с призраком. Но могла ли я поверить своим глазам? А вдруг он мне просто привиделся? Я не могла пошевелиться. Брат в длинной ночной рубашке спустился по лестнице и открыл дверь в комнату графа. Он оставил ее приоткрытой. Вардалек продолжал играть. Но чуть позже он заговорил - на этот раз по-польски: - Nie umiem wyrazic jak ciechi kocham... - <Мой милый, я вынужден расстаться с тобой. Твоя жизнь - это моя жизнь, а я должен жить, хотя уже и умер. Неужели Бог не сжалится надо мной? О, жизнь! Ах, муки жизни!> Он взял полный отчаяния аккорд и стал играть заметно тише. - О, Габриель! Любимый! Ты моя жизнь. Да, жизнь! А что такое жизнь? Мне кажется, это самое малое из того, что я хотел бы взять у тебя. Конечно, при твоем изобилии ты мог бы и дальше делиться жизнью с тем, кто уже мертв. Но хватит! Он вдруг заговорил хриплым шепотом. - Пусть будет то, чего не миновать! Брат все так же стоял подле него, с пустым и застывшим взглядом. Наверное, он явился сюда в состоянии лунатического сна. Вардалек, прервав на минуту мелодию, издал вдруг горестный стон, а затем печально и мягко добавил: - Ступай, Габриель! На сегодня достаточно! Брат вышел из комнаты - все той же медленной поступью и с тем же невидящим взором. Он поднялся к себе, а Вардалек заиграл что-то очень тревожное. И хотя играл он не очень громко, мне казалось, что струны вот-вот порвутся. Я никогда не слышала такой неистовой и душераздирающей музыки. Утром мадемуазель Воннер нашла меня на ступенях лестницы. Наверное, мне стало дурно, и я лишилась чувств. Но что если все это было сном? Даже теперь я ни в чем не уверена. А тогда меня терзали сомнения, и я никому ничего не сказала. Да и что я могла им сказать? Позвольте мне сократить эту длинную историю. Габриель, который в жизни не знал болезней, внезапно захворал. Мы послали в Грац за доктором, но тому не удалось найти причин недуга. Он сказал, что это истощение - болезнь не органов, а чувств. Ну что мы могли тут поделать? Даже отец осознал тот факт, что Габриель серьезно болен. Его беспокойство было страшным. Последний темный след на его бороде поблек, и она стала полностью белой. Мы привозили докторов из Вены, но их опыт и знания не помогали. Брат, в основном, находился без сознания, а когда приходил в себя, то узнавал только Вардалека, который постоянно сидел у его постели и ухаживал за ним с потрясающей нежностью. Однажды я сидела в соседней комнате и вдруг услышала неистовый крик графа: - Быстрее! Пошлите за священником! Быстрее! И сразу после этого горестно добавил: - Поздно! Габриель спазматически вытянул руки и обвил шею Вардалека. Это было его единственное движение за долгое время. Граф склонился к нему, целуя в губы. Я бросилась вниз, чтобы позвать священника. Через минуту, когда мы вбежали в комнату брата, Вардалека там уже не было. Священник соборовал покойника. Наверное, душа Габриеля летела в тот миг к небесам, но мы тогда еще не верили в его кончину. Вардалек навсегда исчез из замка, и с тех пор я о нем ничего не слышала. Вскоре умер и мой отец. Он как-то внезапно постарел и увял от горя. Все состояние Вронских перешло ко мне. В память о брате я открыла приют для бездомных животных, и теперь на старости лет люди смеются надо мной. Они по-прежнему не верят в вампиров! Перевод с англ. Трофимова С.П. |
Demonikus Sant |
дата: Фрэнсис Пол Уилсон Страстная пятница. - А Святой Отец говорит, что вампиров не существует, - сказала сестра Бернадетта Джайлин. Сестра Кэрол Хэнарти подняла глаза от стопки контрольных по химии у себя на коленях - контрольных, которые, быть может, уже никогда не вернутся к ее второкурсникам, - и посмотрела, как Бернадетта ведет по, городу старый "Датцун", работая рычагом передач как заправский дальнобойщик. Ее милая подруга и коллега - сестра милосердия - была худа, даже до болезненности, у нее были большие синие глаза и короткие рыжие волосы, выбивающиеся по краям из-под плата. Она всматривалась в ветровое стекло, и свет заходящего солнца румянил чистую гладкую кожу круглого лица. - Если Его Святейшество так говорит, мы обязаны верить, - ответила сестра Кэрол. - Но мы очень давно ничего от него не слышали. Я надеюсь... Бернадетта повернулась к ней с расширенными в тревоге глазами. - О, ты же не думаешь, что что-нибудь могло случиться с Его Святейшеством, правда, Кэрол? - сказала она, и в ее голосе чуть пробивался неистребимый ирландский акцент. - Они бы не посмели! Кэрол сразу не нашлась, что сказать, и потому отвернулась к боковому стеклу, глядя на пролетавшие группы деревьев. Тротуары маленького городка Джерси-Шор были пустынны, и на дороге тоже почти не было машин. Им с Бернадеттой пришлось объехать три бакалейные лавки, пока они нашли такую, в которой еще было чем торговать. Кто припрятывал продовольствие, кому прекратились поставки, и найти еду было все труднее. Это ощущали все. Как говорит поговорка? Что-то насчет чутья беды.., неважно. Она потерла замерзшие руки и подумала о Бернадетте. Моложе ее самой на пять лет - ей всего двадцать шесть - и с таким ясным разумом, умеющая так четко о многом думать. Но вера у нее почти детская. Она появилась в монастыре св. Антония всего два года назад, и между ними сразу установилась душевная связь. Очень много у них было общего. Не только ирландские корни, но и определенное одиночество. Родители Кэрол умерли много лет назад, а родители Бернадетты остались на старой родине. И они стали сестрами не только в том смысле, что принадлежали сестричеству одного ордена. Кэрол была старшей сестрой, Бернадетта младшей. Они вместе молились, вместе смеялись, вместе гуляли. Кэрол надеялась, что обогатила жизнь Бернадетты хотя бы вполовину так, как та обогатила ее жизнь. Бернадетта была так невинна! Она, кажется, считала, что раз Папа непогрешим в вопросах веры или морали, он должен быть вообще безошибочен. Она Бернадетте об этом не говорила, но решила не верить Папе в вопросе о нежити. В конце концов, ее существование - не вопрос веры или морали. Либо она существует, либо нет. А все новости из Восточной Европы в эту осень оставляли мало сомнении, что вампиры вполне реальны. И что они наступают. Каким-то образом они сумели организоваться. Они не только существовали, но их в Восточной Европе оказалось больше, чем мог подозревать самый суеверный крестьянин. Когда же рухнул коммунистический блок, когда все бывшие сателлиты и сама Россия лежали в хаосе, хапая территории и творя убийства во имя нации, расы и религии, вампиры воспользовались вакуумом власти и нанесли удар. Нанесли удар по всем направлениям, и не успел остальной мир отреагировать, как вся Восточная Европа оказалось в их власти. Если бы они просто убивали, с этим еще можно было бы справиться. Но поскольку каждое убийство было обращением, их численность росла в геометрической прогрессии. Что такое геометрическая прогрессия, сестра Кэрол понимала лучше других. Разве она не демонстрировала это многие годы подряд на занятиях по химии, бросая кристалл в пересыщенный раствор? Один кристалл превращался в два, два в четыре, в восемь, в шестнадцать и так далее. Видно было, как формируется кристаллическая решетка, сначала медленно, потом она растягивается нитями через весь раствор все быстрее и быстрее, и жидкость в пробирке превращается в твердую массу кристаллов. Вот так это и было в Восточной Европе, а потом пошло на Россию и на Западную Европу. Вампиры стали неудержимы. Вся Европа много месяцев молчала. По крайней мере официально. Но пара старшеклассников из школы при монастыре св. Антония, у которых были коротковолновые приемники, сообщили Кэрол о странных передачах, где говорилось о неимоверных ужасах по всей Европе под правлением вампиров. Но Папа объявил, что вампиров не бывает. Так он сказал, но вскоре после этого и он, и Ватикан замолчали вместе со всей Европой Вашингтон отверг существование непосредственной угрозы, заявив, что Атлантический океан представляет собой естественный барьер для нежити. Европа под карантином, Америка в безопасности. Потом пошли сообщения, вначале спорные и по-прежнему опровергаемые официально, о вампирах в Нью-Йорке. На прошлой неделе все радиостанции и телепередатчики Нью-Йорка прекратили вещание. И вот теперь... - Ты же не веришь, что вампиры идут в Нью-Джерси, правда? - спросила Бернадетта. - То есть если бы они существовали... - Ну, ведь в это трудно поверить? - ответила Кэрол, пряча улыбку. - Потому что в Нью-Джерси вообще никто по доброй воле не сунется. - О, Кэрол, не надо шутить! Это серьезно. Бернадетта была права. Это и в самом деле серьезно. - Ну, если серьезно, то это совпадает с тем, что мои школьники слышали из Европы. - Но Боже милостивый, сейчас же Страстная неделя! Страстная пятница! Как они смеют? - Если подумать, это лучшее время. Не будет ни одной мессы до Первой Пасхальной в воскресенье утром. Разве есть другой день в году, когда не служится ежедневная месса? - Нет, - покачала головой Бернадетта. - Вот именно. Кэрол посмотрела на свои похолодевшие пальцы и почувствовала, как холодок ползет вверх по рукам. Машина вдруг дернулась и остановилась, и послышался крик Бернадетты. - Боже милосердный, они уже здесь! С полдюжины фигур в черных мантиях столпились впереди на перекрестке, глядя в их сторону. - Надо отсюда убираться! - сказала взволнованно Бернадетта и дала газ. Старый мотор кашлянул и заглох - О нет! - взвыла Бернадетта, лихорадочно вертя ключом и давя на газ, а темные фигуры скользили к машине. - Нет! - Тише, милая, - сказала Кэрол, кладя ей руку на плечо. - Ничего страшного. Это всего лишь дети "Дети" - это было не совсем точно. Два существа мужского пола и четыре женского, возраста около двадцати лет, но за густо накрашенными глазами угадывался тяжелый опыт взрослой жизни всех видов. Ухмыляясь и вопя, они собрались вокруг машины, четверо со стороны Бернадетты и двое со стороны Кэрол. Землистые лица были бледны от слоя белой пудры, насурьмленных век и черной губной помады. Черные ногти, кольца в ушах, бровях и ноздрях, хромированные штыри, пронзающие губы и щеки. Волосы всех цветов спектра, от мертвенно белого до угольно-черного. У мальчиков безволосая голая грудь под кожаными куртками, у девушек грудь почти голая в черных открытых бюстгальтерах. Ботинки из блестящей кожи или винила, сетчатые чулки, слой на слое кружева, и все черное, черное, черное. - Эй, глянь! - сказал один из ребят. На шее у него был кожаный ошейник с металлическими остриями, угри под белым гримом лица. - Монашки! - Пингвины! - добавил кто-то еще. Это показалось им очень остроумным, и все шестеро зашлись в хохоте. "Мы не пингвины", - подумала Кэрол. Она уже много лет не носила полного облачения - только наголовный плат. - Блин, и удивятся же они завтра утром! - сказала грудастая девица в шелковой остроконечной шляпе. Еще взрыв смеха у всех - кроме одной. Высокая худощавая девушка с тремя вытатуированными на щеке большими черными слезами и белыми корнями крашеных в черное волос отодвинулась, будто ей было не по себе. Кэрол всмотрелась. Что-то знакомое... Она опустила стекло. - Мэри Маргарет? Мэри Маргарет Фланаган, это ты? Еще хохот. - Мэри Маргарет? - крикнул кто-то. - Это же Викки! Девушка шагнула вперед и глянула Кэрол в глаза. - Да, сестра. Так меня звали когда-то. Но я больше не Мэри Маргарет. - Вижу. Она помнила Мэри Маргарет. Милая девушка, исключительно способная, но очень тихая. Прожорливая читательница, ей всегда было не по себе с другими детьми. В первый год ее оценки резко упали, а на следующий она не вернулась. Когда Кэрол позвонила ее родителям, ей сказали, что Мэри Маргарет осталась дома. Она не была в состоянии ничего больше выучить. - Ты сильно изменилась за то время, что я тебя не видела. Сколько - три года? - Это ты говоришь о переменах? - сунулась в окно девушка в остроконечной шляпе. - Подожди до ночи. Вот тогда ты увидишь, как она переменится! Она расхохоталась, показав хромированный шип в языке. - Отвали, Кармилла! - сказала Мэри Маргарет. Кармилла не реагировала. - Они сегодня придут, сама знаешь. Владыки Ночи будут здесь после заката, и это будет смерть твоего мира и рождение нашего. Мы отдадим им себя, мы подставим им горло, чтобы они выпили нас, и мы станем ими. И будем вместе с ними править ночью! Это было похоже на отрепетированную речь, которую она наверняка не раз повторяла своей облаченной в черное труппе. Кэрол глядела на Мэри Маргарет поверх головы Кармиллы. - И это то, во что ты веришь? Чего ты действительно хочешь? Девушка пожала высокими худыми плечами. - Получше всего, что мне светило бы. Старый "Датцун" наконец ожил, трясясь. Кэрол услышала, как Бернадетта включает передачу. Коснувшись ее руки, Кэрол попросила: - Погоди. Пожалуйста, одну минутку. Она хотела еще что-то сказать Мэри Маргарет, но тут Кармилла ткнула пальцем почти ей в лицо и заорала: - И тогда вы, суки, и тот занюханный бог, под которого вы, бляди, стелетесь, исчезнете на хрен! С неожиданной силой Мэри Маргарет отдернула Кармиллу от окна. - Езжайте лучше, сестра Кэрол, - сказала Мэри Маргарет. Машина поехала. - Какого ты хрена, Викки? - услышала Кэрол крик Кармиллы, когда машина отъезжала от темной группы. - В религию ударилась? Тебя, может, надо называть "сестра Мэри Маргарет"? - Она одна из немногих, кто был со мной честен, - ответила Мэри Маргарет. - Так что отвали, Кармилла, на хрен. Они остались позади, и разговор стал не слышен. *** - Что за ужасные создания! - сказала Бернадетта, выглядывая из окна комнаты Кэрол. Она все никак не могла забыть происшествие. - Почти моего возраста и такие ужасные выражения! Комната Кэрол в монастыре была оштукатуренной коробкой десять на десять футов с потрескавшимися стенами и отстающей на потолке краской. Здесь было одно окно, распятие, комод и зеркало, рабочий стол и табурет, кровать и ночной столик. Не много, но Кэрол рада была называть ее своим домом. Обет бедности она принимала всерьез. - Наверное, мы должны за них помолиться. - По-моему, им нужно больше, чем молитва. Поверь мне, они плохо кончат. - Бернадетта сняла висевшие у нее на шее слишком большие четки с распятием и собрала их в руку. - Быть может, мы могли предложить им кресты для защиты? Кэрол не смогла подавить улыбку. - Очень гуманная идея, Берн, но не думаю, что они ищут зашиты. - Да, конечно. - Бернадетта тоже улыбнулась, но скорбно. - Нет, не ищут. - Но мы будем за них молиться, - сказала Кэрол. Бернадетта села на стул, просидела не больше секунды, встала снова, заходила по тесной комнате. Казалось, она не может сидеть спокойно. Она вышла в холл и почти тут же вернулась, потирая руки, будто умывая их. - Все так тихо, - сказала она. - Так пусто. - Очень на это надеюсь, - ответила Кэрол. - Сейчас только нам двоим полагается быть здесь. Маленький монастырь был наполовину пуст даже когда все его насельницы были на месте. А теперь на следующую неделю школа св. Антония закрылась на каникулы, почти все монахини отправились по домам провести пасхальную неделю с братьями, сестрами, родителями. Даже до тех, кто мог бы в прошлые годы остаться вблизи монастыря, дошли слухи, что сюда движется нежить, и они разбежались на юг и на запад. Единственным среди живых родственников Кэрол был брат в Калифорнии, и он ее не пригласил; и даже если бы пригласил, она не могла бы себе позволить слетать туда и обратно в Джерси просто на Пасху. Бернадетта несколько месяцев уже не имела известий от семьи из Ирландии. Так что они вдвоем и были оставлены удерживать форт. Кэрол не боялась. Она знала, что в монастыре св. Антония опасность им не грозит. Монастырь входил в комплекс, состоящий из самой церкви, дома священника, зданий младшей и старшей школы и приземистого старого двухэтажного жилого здания, где сейчас был монастырь. Им с Бернадеттой достались комнаты на втором этаже, а на первом жили монахини постарше. Всерьез не боялась, хотя ей бы хотелось, чтобы в комплексе остался еще кто-нибудь, кроме нее, Бернадетты и отца Палмери. - Не понимаю я отца Палмери, - сказала Бернадетта. - Запереться в церкви и не дать прихожанам приложиться к кресту в Страстную пятницу. Где это слыхано, спрашиваю я? Просто не понимаю. Кэрол думала, что понимает. Она подозревала, что отец Альберто Палмери боится. Этим утром он запер свой дом, забаррикадировал дверь и спрятался в подвале церкви. Прости ее Господь, но, по мнению сестры Кэрол, отец Палмери был просто трус. - Как мне хотелось бы, чтобы он отпер церковь, хотя бы ненадолго. Мне необходимо там побыть, Кэрол. Просто нужно. Кэрол знала, что чувствует Берн. Кто это сказал, что религия - опиум для народа? Маркс? Кто бы он ни был, он не был совсем уж не прав. Для Кэрол сидение в прохладе и покое под готическими сводами церкви св. Антония, молитва, сосредоточение и ощущение присутствия Господа было как ежедневная доза привычного наркотика. Доза, которой они с Берн сегодня были лишены. Муки абстиненции у Берн были сильнее, чем у Кэрол. Младшая монахиня остановилась, проходя возле окна, и показала вниз на улицу. - А это кто еще может быть, во имя Господа? Кэрол встала и шагнула к окну. По улице ехала кавалькада блестящих новых автомобилей дорогих марок - "мерседес-бенц", "БМВ", "ягуары", "линкольны", "кадиллаки" - все с номерами штата Нью-Йорк, все выезжали со стороны парка. Вид сверкающих в сумерках машин вызвал у Кэрол судорогу в животе. На волчьих лицах, видневшихся в окнах, застыло выражение животной злобы, и выруливали они свои роскошные машины, будто вся дорога принадлежала им. Проехал "кадиллак" с опущенным верхом, и в нем четверо угрюмых мужчин. Водитель в ковбойской шляпе, двое сзади сидят поверх спинки сиденья и пьют пиво. Когда Кэрол увидела, что один из них поднял глаза в их сторону, она отдернула Берн за рукав. - Назад! Не давай им себя увидеть! - Почему? Кто они? - Не знаю точно, но я слыхала о шайках людей, которые делают для вампиров грязную работу в дневное время. Они продали души за обещание бессмертия и.., и за другие вещи. - Кэрол, ты шутишь! Кэрол покачала головой: - Хотела бы я, чтобы это было шуткой. - О Боже мой, а сейчас уже солнце зашло. - Она обратила к Кэрол перепуганные голубые глаза. - Ты думаешь, нам надо... - Запереться? Непременно. Я знаю, что Святой Отец говорил насчет того, что вампиров не бывает, но он, быть может, переменил мнение и просто не может довести его до нас. - Да, наверное, ты права. Запри здесь, а я проверю внизу, в холле. - Она спешно вышла, и Кэрол еще только услышала: - Как мне жаль, что отец Палмери закрылся в церкви. Мне бы так хотелось там немножко помолиться... Сестра Кэрол снова выглянула в окно. Шикарные машины уже уехали, но за ними рокотала колонна грузовиков - больших, восемнадцатиколесных грузовиков, грохочущих по центральной полосе. Зачем они здесь? Что везут? Что они доставили в город? Вдруг залаяла собака, потом еще одна, и еще, и еще, будто все псы в городе решили подать голос. Подавляя беспокойство, нараставшее внутри как морской прилив, сестра Кэрол сосредоточилась на простей шеи работе - закрыть и запереть окно и опустить шторы. Но остался ужас, тошнотворная холодная уверенность, что мир падает во тьму, что ползучий край тени достиг этой точки глобуса, и если не будет чуда, прямого вмешательства гневного Бога, грядущая ночь изменит ее жизнь необратимо. И она стала молиться об этом чуде. *** Оставшиеся вдвоем сестры решили сегодня не зажигать света в монастыре св. Антония. И решили провести ночь вдвоем в комнате Кэрол, Они перетащили сюда матрас Бернадетты, заперли дверь и завесили окно двойным слоем покрывал с кровати. Осветили комнату единственной свечой и стали молиться вместе Но музыка ночи просачивалась сквозь стены, двери и шторы; приглушенный стон сирен, поющих антифон их гимнам, тихие щелчки выстрелов, отбивавших ритм в псалмах, поднявшиеся крещендо сразу после полночи и оборвавшиеся.., молчанием. Кэрол видела, что Бернадетте особенно тяжело. Она сжималась при каждом завывании сирены, вздрагивала при каждом выстреле. Разделяя ужас Бернадетты, Кэрол все же подавляла его, прятала поглубже ради подруги. В конце концов, Кэрол старше, и она знает, что сделана из материала покрепче. Бернадетта так невинна, так чувствительна даже по меркам вчерашнего мира, когда еще не было вампиров. Как же ей выжить в мире, который будет после этой ночи? Ей нужна будет помощь. И Кэрол поможет, насколько это в ее силах. Но при всех ужасах, притаившихся за шумом ночи, безмолвие было еще хуже. Ни один людской вопль боли и ужаса не проникал в их святилище, но воображаемые крики страдающих людей отдавались в голове в невыносимом молчании. - Боже милосердный, что же там происходит? - спросила Бернадетта, когда они прочли вслух двадцать третий псалом. Она скорчилась на матрасе, набросив одеяло на плечи. Пламя свечи плясало в ее перепуганных глазах и заставляло плясать высокую сгорбленную тень на стене за ее спиной. Кэрол сидела на кровати, скрестив ноги. Она прислонилась спиной к стене и старалась не дать глазам закрыться. Изнеможение лежало свинцовым грузом на ее плечах, облаком окутывало мозг, но она знала, что вопрос о сне даже не рассматривается. Не сегодня, не ночью, не до восхода солнца. А может быть, и тогда тоже нет. - Спокойней, Берн... - начала Кэрол и остановилась. Снизу, от входной двери монастыря, донесся еле слышный стук. - Что это? - шепнула Бернадетта севшим голосом; глаза ее расширились. - Не знаю. Кэрол схватила подрясник и вышла в коридор, чтобы лучше слышать. - Не оставляй меня одну! - крикнула Бернадетта, выбегая за ней, накинув на плечи одеяло. - Тише, - успокоила ее Кэрол. - Слушай. Это у входной двери. Кто-то стучит. Я пойду посмотрю. Она сбежала в вестибюль по широкой лестнице с дубовыми перилами. Здесь стук слышался громче, но все равно слабо. Кэрол глянула в глазок, прищурилась, но никого не увидела. Но стук продолжался, хотя и слабее. - К-кто там? - спросила сестра Кэрол, заикаясь от страха. - Сестра Кэрол! - донесся слабый голос из-за двери. - Это я... Мэри Маргарет. Я ранена. Кэрол инстинктивно потянулась к ручке двери, но Бернадетта схватила ее за руку. - Подожди! Это может быть обман! А ведь она права. Но потом Кэрол опустила глаза вниз и увидела перетекающую через порог кровь. Она ахнула и показала на алую лужу. - Это не обман. Она отперла дверь и потянула на себя. В луже крови на придверном коврике лежала Мэри Маргарет. - Господи Иисусе милосердный! - вскрикнула Кэрол. - Берн, помоги мне! - А если она вампир? - спросила застывшая от страха Бернадетта. - Они не могут переступить порог, если их не пригласить. - Прекрати эти глупости! Она ранена! Доброе сердце Бернадетты возобладало над страхом. Она сбросила одеяло, открыв вылинявшую синюю ночную рубашку до щиколоток. Вместе они втащили Мэри Маргарет внутрь. Бернадетта тут же закрыла и заперла дверь. - Звони 911! - велела Кэрол. Бернадетта побежала к телефону. Мэри Маргарет стонала, лежа на кафеле вестибюля, сжимая кровоточащий живот. Кэрол увидела покрытый ржавчиной и кровью кусок металла, торчащий в районе пупка. По фекальному запаху она поняла, что у девушки пробит кишечник. - О бедное дитя! - Кэрол опустилась на пол рядом с ней и взяла ее голову себе на колени, обернула одеялом Бернадетты дрожащее тело. - Кто это тебя так? - Случайно, - выдохнула Мэри Маргарет. Настоящие слезы оставляли потеки туши на слезах татуированных. - Я бежала.., упала... - От чего ты бежала? - От них. Господи.., ужас... Мы их искали, этих Владык Ночи Кармиллы. И после заката мы одного нашли. Выглядел так, как мы всегда знали.., понимаете, такой величественный, высокий, грациозный, соблазнительный и холодный. Он стоял возле грузовика - одного из тех, что сегодня приехали. Мои друзья подошли, но я вроде как осталась сзади. Не была уверена, что я хочу, чтобы из меня высосали кровь. А Кармилла прямо пошла к нему, стягивая топ и обнажая горло. Она себя предлагала. Мэри Маргарет закашлялась и застонала от приступа боли. - Не надо говорить, - сказала Кэрол. - Береги силы. - Нет, - ответила девушка слабым голосом, когда ее отпустило. - Вы должны знать. Этот Владыка так улыбнулся Кармилле, а потом махнул своим помощникам, и они открыли задние двери у того грузовика. - Мэри Маргарет всхлипнула. - Ужас! Там было полно этих.., тварей! С виду люди, но грязные, голые и они как звери. Они оттуда хлынули и сразу их целая банда налетела на Кармиллу. Я видела, как она упала и закричала, и я тогда попятилась. Другие мои друзья попытались бежать, но их тоже свалили. А потом я увидела, как один поднял голову Кармиллы, а Владыка этот говорит: "Вот так, детки. Отрывайте головы. Всегда отрывайте головы. Нас уже достаточно". И вот тут я повернулась и побежала. И пробегала через пустырь, а там упала.., вот на это. Бернадетта вбежала в вестибюль. Лицо ее было искажено от страха. - Девять-один-один не отвечает! Там никого нет! - Они во всем городе, - сказала Мэри Маргарет после еще одного приступа кашля. Кэрол едва ее слышала. Она тронула горло девушки - холодное. - Они поджигают дома и нападают на копов и пожарных, когда те приезжают. Их человеческие помощники врываются и вытаскивают людей на улицу, и там на них нападают. А когда эти твари выпьют кровь, они отрывают головы. - Боже милостивый, зачем? - спросила Бернадетта, присев рядом с Кэрол. - Я думаю.., не нужно им больше вампиров. Много крови нужно, и они... Она застонала в очередном спазме, потом вытянулась и затихла. Кэрол хлопала ее по щекам, звала по имени, но тусклые неподвижные глаза Мэри Маргарет Фланаган сказали ей все. - Она... - прошептала Бернадетта. Кэрол кивнула сквозь подступившие слезы. Бедное заблудшее дитя, подумала она, закрывая глаза Мэри Маргарет. - Она умерла в грехе, - сказала Бернадетта. - Ей нужно немедленное помазание! Я приведу отца... - Нет, Берн, - ответила Кэрол. - Отец Палмери не придет. - Конечно же, придет! Он священник и он нужен этой бедной заблудшей душе! - Поверь мне, он ни за что не выйдет из церковного подвала. - Но он должен! - почти по-детски возвысила голос Бернадетта. - Он священник! - Успокойся, Бернадетта, и мы сами за нее помолимся. - Мы не можем того, что может священник, - возразила она, вскочив на ноги. - Это не одно и то же. - Куда ты? - спросила Кэрол. - Я.., взять рясу. Здесь холодно. "Бедная, милая перепуганная Бернадетта, - подумала Кэрол, глядя ей вслед. - Как я понимаю твои чувства". - И захвати молитвенник! - крикнула она вдогонку. Кэрол натянула одеяло на лицо Мэри Маргарет и осторожно опустила ее голову на пол. Она ждала возвращения Бернадетты.., ждала.., ждала... Почему так долго? Кэрол позвала ее, и ответа не получила. Обеспокоенная, Кэрол поднялась на второй этаж. Коридор был пуст и темен, только бледный столб лунного света пробивался через дальнее окно. Кэрол подбежала к двери Бернадетты. Закрыта. Она постучала. - Берн? Берн, ты здесь? Тишина. Кэрол распахнула дверь и заглянула. Пустота и лунный свет. Куда она... Внизу, почти под ногами Бернадетты, хлопнула задняя дверь монастыря. Что такое? Кэрол же ее сама закрыла - на закате задвинула засов. Если только Бернадетта не спустилась по черной лестнице и не... Она бросилась к окну и всмотрелась в лужайку между монастырем и церковью. Высокая и яркая луна превратила наружный мир в черно-белую фотографию, выбелив тусклым сиянием лужайку, очертив эбеновые колодцы возле кустов и деревьев. Она зажгла шиферную крышу церкви св. Антония, вырезав длинную извилистую полосу ночи позади ее готического шпиля. А через лужайку к церкви бежала худощавая фигурка, обернутая в длинный плащ, и луна выхватывала белую ленту ее плата, и черная вуаль билась тенью вокруг шеи - Бернадетта была слишком консервативна, чтобы позволить себе подойти к церкви с непокрытой головой. - Берн! - прошептала Кэрол, прижавшись лицом к стеклу. - Берн, не надо! Она смотрела, как Бернадетта подбежала к боковому входу церкви и застучала тяжелым медным молотком в толстую дубовую дверь. Чистый высокий голос еле слышно донесся через стекло. - Отец! Отец Палмери! Пожалуйста, откройте! Там мертвая девушка в монастыре! Ее надо соборовать! Вы не пойдете, отец Палмери? Она все стучала, все звала, но дверь так и не открылась. Кэрол показалось, что она увидела бледное лицо отца Палмери в окне справа от Берн - в новом, не цветном окне церкви Оно мелькнуло на секунду и исчезло. Но дверь не открылась. Это не охладило настойчивости Берн. Она только сильнее застучала молотком и еще больше возвысила голос, и голос, отраженный эхом от каменных стен, отдался в ночи. Сердце Кэрол устремилось к ней. Она понимала нужду Берн, если не ее отчаяние. Почему отец Палмери хотя бы не впустит ее внутрь? Бедняжка такой шум устроила, что мертвого поднимет. Внезапный ужас сковал морозом ее затылок. ...мертвого поднимет. Берн слишком шумит. Она хочет только привлечь внимание отца Палмери, но что, если она привлечет внимание.., других? Не успела мелькнуть в голове эта мысль, как Кэрол увидела темную высокую фигуру на лужайке со стороны улицы. Фигура эта, перебираясь от тени к тени, подбиралась к ничего не подозревающей подруге. - О Боже! - вскрикнула Кэрол и задергала задвижку окна. Вывернула, рванула раму. - Бернадетта! Сзади! - крикнула она. - Кто-то подбирается! Быстрее назад, Бернадетта! Быстрее! Бернадетта обернулась и глянула на Кэрол, потом огляделась. При выкриках Кэрол черная фигура растворилась в тени. Но Бернадетта учуяла что-то в голосе Кэрол, потому что побежала обратно к монастырю. И не успела сделать и десяти шагов, как темная фигура ее перехватила. - Нет! - заорала Кэрол, когда черный силуэт прыгнул наперерез подруге. Она застыла в окне, вцепившись пальцами в рамы, и тут вопль ужаса и боли разорвал ночь. Бесконечный, беспомощный парализованный миг Кэрол смотрела, как эта фигура выволокла Бернадетту на лунную лужайку, разорвала плащ и упала сверху, смотрела, как забились в воздухе руки и ноги, а крики ее, о Боже милосердный на небесах, крики ее о помощи раскаленными тонкими гвоздями втыкались в уши Кэрол. И тут уголком глаза Кэрол увидела все то же бледное лицо в окне церкви св. Антония. Оно поглядело секунду и снова растворилось в темноте. Застонав от ужаса, боли, отчаяния Кэрол оттолкнулась от окна и побежала, спотыкаясь, по коридору. По дороге она схватила футовой величины деревянное распятие со стены кельи Бернадетты и прижала его к груди двумя руками. Набирая скорость, переходя в бег, она стала кричать - не вопль страха, но длинный, непрерывный вой гнева. Кто-то убивает ее подругу! Гнев был на благо. Он прогнал страх и оцепенение и отвращение, парализовавшие ее. Он дал ей двигаться, бежать. Она открылась навстречу ярости. Кэрол слетела по лестнице, вырвалась на лунную лужайку... И остановилась. Она не могла сориентироваться Бернадетты не было видно. Где она? Где напавший? И тут она увидела вертящееся пятно тени на траве, впереди, возле кустов. Бернадетта? Стиснув распятие, Кэрол бросилась туда, и на бегу поняла, что это и в самом деле Бернадетта, распростертая ниц, но н" одна. На ней сидела верхом другая тень, шипя, как змея, щелкая зубами, и пальцы ее скрючились когтями, вцепившись в голову Бернадетты, будто пытаясь оторвать. Кэрол среагировала не думая. С воплем она бросилась вперед на эту тварь, вдвинув распятие в подставленную спину. Вспыхнул и зашипел свет, и густой черный дым пошел маслянистыми клубами от места, где крест ударил в плоть Тварь выгнула спину и взвыла, вертясь под крестообразным ожогом, задергалась, пытаясь выбраться из-под пылающего гнета Но Кэрол не отступила, упала на колени, преследуя ползущую тварь, вжимая пылающий крест все глубже и глубже в дымящуюся вскипевшую плоть, в спину, в позвоночник. Крики слабеющей твари стали почти жалобными, и Кэрол давилась густым черным дымом, но гнев не давал ей отступить. Она давила и давила, толкала деревянное распятие все глубже и глубже в спину твари, пока крест не провалился в грудную полость и не прожег сердце. Вдруг тварь поперхнулась, вздрогнула и затихла. Вспышки погасли. Улетели с последним вздохом последние клубы дыма. Кэрол вдруг выпустила древко распятия, будто от удара, и бросилась к Бернадетте. Упав на колени возле неподвижного тела, она перевернула его на спину. - Нет! - вскрикнула она, увидев разорванное горло Бернадетты, расширенные, застывшие, невидящие глаза, и кровь, много крови, залившей грудь. Нет. Господи, прошу тебя, нет! Не может быть! Не может быть! Из нее вырвалось рыдание. - Нет, Берн! Не-е-е-ет! Где-то невдалеке в ответ завыла собака. Собака ли? Кэрол поняла, что осталась без защиты. Надо вернуться в монастырь. Она вскочила и огляделась. Все вокруг неподвижно. В двух ярдах от нее лежала мертвая тварь, и крест торчал из ее спины. Она подбежала подобрать распятие, но дернулась, коснувшись твари. Теперь было видно, что это человек - голый, или что-то очень похожее на человека. Но не совсем. Чего-то неуловимого в нем не хватало. Это один из них? Из той нежити, о которой говорила Мэри Маргарет. Но может ли этот.., эта тварь быть вампиром? Скорее она действовала, как бешеная собака в образе человека. Что бы это ни было, оно изуродовало и убило Бернадетту. Ярость бушевала в теле Кэрол как злая инфекция, расходясь с током крови, поражая нервную систему, угрожая поглотить целиком. Она подавила желание избить труп. К горлу поднялась желчь; Кэрол проглотила ее и уставилась на лежащее перед ней неподвижное тело. Когда-то это был человек, может быть, у него была семья. Наверняка он не просил превращать его в злобную ночную тварь. - Кто бы ты ни был, - шепнула Кэрол, - теперь ты свободен. Свободен вернуться к Богу. Она взялась за древко распятия, но оно застряло в сожженной плоти, как стальной штырь в бетоне. Снова что-то завыло. Ближе. Надо было вернуться обратно, но она не могла оставить здесь Бернадетту. Быстро подойдя к ней, Кэрол подсунула руки ей под плечи и колени и подняла на руки. Такая легкая! Боже мой, она почти ничего не весит! Кэрол отнесла Бернадетту в монастырь так быстро, как позволили подгибающиеся ноги. Оказавшись внутри, она задвинула засов двери и тяжело пошла на второй этаж, неся на руках Бернадетту. Она принесла сестру Бернадетту Джайлин в ее комнату. У нее не было сил снова перетаскивать матрас через холл, и она положила ее навзничь на пружины кровати. Выпрямив тонкие ноги Бернадетты, Кэрол скрестила ей руки на окровавленной груди, поправила, как могла, разорванную одежду и накрыла покрывалом с головой. Потом, глядя на это неподвижное тело под покрывалом, которое она помогала Бернадетте вышивать, Кэрол рухнула на колени и зарыдала. Она пыталась сказать заупокойную молитву, но потрясенный горем разум забыл слова. И она только рыдала в голос и спрашивала Бога, за что? Как мог Он допустить, чтобы такое случилось с милой, доброй и невинной душой, которая только и хотела, что всю жизнь провести в служении Ему? За что? Но ответа не было. Когда Кэрол смогла наконец справиться со слезами, она заставила себя встать, закрыть дверь Бернадетты и выйти в холл. Увидела свет в вестибюле и поняла, что так его оставлять нельзя. Она заторопилась вниз, переступила через неподвижное тело Мэри Маргарет под пропитанным кровью одеялом. Две насильственные смерти в доме, посвященном Богу. Сколько же их за этими дверями? Она выключила свет, но не нашла в себе сил поднять Мэри Маргарет наверх. Оставив ее там, где она лежала, Кэрол в темноте поспешила к себе в комнату. Когда отключилось электричество, Кэрол не знала. Она понятия не имела, сколько простояла на коленях возле своей кровати, то рыдая, то молясь, а когда она глянула на электрические часы на ночном столике, циферблат был темен и пуст. Хотя неважно, есть электричество или нет. Она все равно проводила ночь при свече. От нее остался только дюйм, но это тоже не подсказывало, сколько времени. Кто знает, как быстро сгорает свеча? Был соблазн приподнять покрывало на окне и выглянуть, но Кэрол боялась того, что может увидеть. "Сколько до рассвета?" - подумала она, протирая глаза. Ночь казалась бесконечной. Если только... Где-то за запертой дверью раздался еле различимый скрип. Это могло быть что угодно - ветер на чердаке, проседание старого дома, но звук был долгий, протяжный, высокий. Почти как... Открываемая дверь. Кэрол застыла, все еще на коленях, все еще со сложенными в молитве руками, опираясь локтями на кровать, и прислушалась. Но звук не повторился. Вместо него другой - ритмичный шорох.. в коридоре.. приближается к двери... Шаги. Сердце заколотилось, будто желая выпрыгнуть из ребер; Кэрол вскочила на ноги и встала рядом с дверью, слушая, чуть не касаясь ухом дерева. Да, шаги. Медленные. И тихие, будто босыми ногами по полу. Сюда. Ближе. Уже за самой Дверью. Кэрол вдруг пробрало холодом, будто волна холодного воздуха пахнула сквозь дерево двери, но шаги не смолкли. Они прошли мимо двери, дальше... И остановились. Ухо Кэрол уже было прижато к двери. Она слышала грохот собственного пульса, пытаясь различить другие звуки. И вот они появились, снова шорох в коридоре, сначала непонятно какой, и снова шаги. Возвращаются. На этот раз они остановились точно за дверью Кэрол. Снова тот же холод, сырой, пронизывающий до костей. Он заставил Кэрол попятиться. И ручка повернулась. Медленно. Дверь скрипнула под тяжестью навалившегося с той стороны тела, но засов держал. И голос. Хриплый. Шепотом. Единственное слово, еле слышное, но даже вопль не мог бы напугать Кэрол больше. - Кэрол? Кэрол не ответила - не могла. - Кэрол, это я! Берн! Впусти меня! Тихий стон вырвался из губ Кэрол помимо ее воли. Нет, нет, нет, это не может быть Бернадетта! Ее холодеющее тело Кэрол оставила на кровати в комнате на той стороне коридора. Это какая-то ужасная шутка... Так ли? А не стала ли Бернадетта одной из них, из тех, кто убил ее? Но голос - голос за дверью не был голосом бешеной твари. Это был... - Пожалуйста, впусти меня, Кэрол. Я боюсь здесь одна. Может, Бернадетта все-таки жива? Мысли Кэрол заметались в поисках ответа. Я же не врач. Я могла ошибиться. Она могла быть жива... Она стояла, дрожа, разрываясь между отчаянным до боли желанием увидеть подругу живой и страшным опасением быть обманутым той тварью, в которую могла превратиться Бернадетта. - Кэрол? Если бы на двери был глазок или хотя бы цепочка, но ведь нет ни того ни другого, и что-то надо делать. Нельзя просто стоять, слушать этот жалобный голос и не сойти с ума. Она должна узнать... Не давая себе больше думать, Кэрол выдернула засов и распахнула дверь, готовая увидеть любое, что стоит там в коридоре. - Бернадетта! - ахнула она. Подруга стояла сразу за порогом, раскачиваясь и абсолютно голая. Нет, не совсем. На ней еще был плат, хотя он и съехал набок, и полоска ткани обертывала шею, скрывая рану. В тусклом неверном свете свечи, падавшем из комнаты, Кэрол увидела, что кровь на груди смыта. Никогда еще она не видела Бернадетту раздетой, никогда не думала, что она так худа. Ребра ходили под кожей груди, исчезая лишь под подушечками маленьких грудей с приподнятыми сосками; по краям и внизу плоского живота выступали кости. Обычно светлая кожа была сейчас синевато-белой. Другими цветами были только темные озера глаз и оранжевые пятна волос на голове и на лобке. - Кэрол, - прозвучал слабый голос, - зачем оставила ты меня? От зрелища стоящей перед ней живой и говорящей Бернадетты силы покинули Кэрол, груз вины от слов подруги чуть не бросил ее на колени. Она прислонилась к дверной раме. - Берн... - Голос отказал. Она с усилием проглотила слюну и попыталась начать снова. - Я.., я думала, ты умерла. А где... где твоя одежда? Бернадетта подняла руку к горлу. - Разорвала рубашку на бинты. Можно мне войти? |
Demonikus Sant |
дата: Продолжение рассказа "Страстная пятница" Кэрол выпрямилась и распахнула дверь шире. - Конечно, Боже мой! Зайди. Сядь. Я тебе дам одеяло. Бернадетта прошаркала в комнату, опустив глаза, глядя только на пол. Она была похожа на человека, опоенного наркотиком. Но после такой кровопотери вообще чудо, что она может ходить. - Не надо одеяла, - сказала Берн. - Жарко. А тебе не жарко? Она неуклюже опустилась на кровать Кэрол, потом подобрала ноги и села по-турецки, лицом к Кэрол. Про себя Кэрол объяснила тот факт, что Бернадетта так бесстыдно и небрежно себя выставляет, ее оглушенностью страшной травмой. Все равно это было неприятно. Кэрол поглядела на распятие, висящее над кроватью над и позади Бернадетты. На миг, когда Бернадетта под ним уселась, ей показалось, что оно засветилось. Наверное, блик от свечи. Она повернулась и взяла из шкафа запасное одеяло, развернула его и обернула плечи и расставленные колени Бернадетты. - Я хочу пить, Кэрол. Ты мне не дашь воды? Что-то странное было в ее голосе. Он звучал ниже, и хрипловато, но это естественно ожидать при травме горла. Нет, что-то было еще, но Кэрол не могла точно это уловить. - Конечно, тебе же нужна жидкость. Много жидкости. Туалет и ванная были всего за две двери от ее комнаты. Она подхватила кувшин, зажгла вторую свечу и оставила сидящую на кровати Бернадетту, похожую на индианку в шали. Вернувшись с полным кувшином, она увидела пустую кровать. Но тут же заметила Бернадетту - у окна. Окно не было открыто, но драпировка из покрывала снята и штора поднята. Бернадетта стояла, глядя в ночь. Снова голая. Кэрол поискала глазами одеяло и нашла. Оно висело на стене, над кроватью... Закрывая распятие. Половина сознания Кэрол вопила от страха, требуя бежать, бежать без оглядки, спрятаться. Но другая половина требовала остаться. Это ее подруга. С Бернадеттой случилось что-то ужасное, и теперь ей нужна помощь, нужна больше, чем когда-нибудь за всю ее жизнь. И если кто-то может помочь ей, то это Кэрол. И только Кэрол. Она поставила кувшин на ночной столик. - Бернадетта, - сказала она, и рот ее был сух, как бревна в этих старых стенах. - Одеяло... - Мне было жарко, - ответила Бернадетта, не оборачиваясь. - Я принесла тебе воды. Я налью... - Потом выпью. Иди сюда и полюбуйся ночью. - Я не хочу смотреть в ночь. Она меня пугает. Бернадетта повернулась с неуловимой улыбкой на губах. - Но темнота так прекрасна! Она шагнула ближе, протянула руки к Кэрол, положила их ей на плечи и стала ласково разминать сведенные ужасом мышцы. Сладкое забытье потекло по телу Кэрол. Глаза стали закрываться: усталые: так давно она не спала... Нет! Она заставила себя поднять веки и сжала руки Бернадетты, отводя их от своих плеч. Зажала ее ладони между своими. - Помолимся, Берн. Повторяй за мной: "Богородице, деве, радуйся..." - Нет! - "...благословенна ты..." Лицо Бернадетты перекосилось злобой: - Я сказала НЕТ, будь ты проклята! Кэрол старалась удержать руки Бернадетты в своих, но та была слишком сильна. - "...в женах..." Вдруг сопротивление Бернадетты стихло. Лицо ее успокоилось, глаза прояснились, даже голос изменился - остался хриплым, но стал выше, легче, и она подхватила слова молитвы. - "И благословен плот чрева твоего..." Бернадетта попыталась произнести следующее слово - и не могла. Она стиснула руки Кэрол почти до боли и разразилась потоком собственных слов. - Кэрол, уходи! Ради любви Божией, уходи, беги! От меня уже мало осталось, и скоро я буду как те, что меня убили, и я тогда убью тебя! Беги, Кэрол! Прячься! Запрись в часовне внизу, только беги от меня, скорее! Кэрол теперь знала, чего недоставало в голосе Бернадетты - ирландского акцента. Но сейчас он вернулся. Она вернулась! Ее подруга, ее сестра - вернулась! Кэрол подавила всхлип. - Нет, Берн, я тебе помогу! Помогу! Бернадетта толкнула ее к двери. - Никто мне уже не поможет, Кэрол! - Она рванула самодельный бинт на шее, обнажив глубокую рваную рану и висящие концы оборванных кровеносных сосудов. - Для меня уже поздно, для тебя еще нет. Они - создания зла, и я скоро буду одной из них, так что беги, пока... Бернадетта вдруг застыла, и черты лица ее исказились. Кэрол сразу поняла, что короткая передышка, которую подруга тайком похитила у того ужаса, что овладел ее телом, окончена. Власть над Бернадеттой принадлежала уже не ей. Кэрол повернулась и бросилась прочь. Но чудовище-Бернадетта было поразительно быстрым. Кэрол не успела добраться до порога, когда стальные пальцы сомкнулись у нее на руке выше локтя и дернули обратно, чуть не вывихнув плечо. Она вскрикнула от страха и боли, перелетев через комнату. Она ударилась бедром о расшатанный табурет возле стола, опрокинула его и рухнула рядом. Кэрол застонала от боли. Она затрясла головой, пытаясь прояснить сознание, и увидела, как приближается к ней Бернадетта; движения ее скованы, но более уверены, чем раньше, зубы оскалены - очень много зубов, и куда длиннее, чем у прежней Бернадетты, пальцы скрючены, тянутся к горлу Кэрол. С каждой секундой в ней оставалось все меньше и меньше от Бернадетты. Кэрол попятилась, руки и ноги лихорадочно заскользили по полу, когда она уперлась в стену спиной. Бежать некуда. Она схватила табурет и выставила его перед собой как щит против чудовища-Бернадетты. Лицо, принадлежавшее когда-то ее любимой подруге, скривилось презрительно гримасой, когда она отбила табурет небрежным взмахом руки. От этого у табурета отлетели ножки, сломавшись, как спички, разлетевшись резными щепками. Второй удар разломил сиденье пополам. Третий и четвертый разбросали остатки в разные стороны комнаты, Кэрол осталась беззащитной. Теперь она могла только молиться. - "Отче Наш, иже еси на небеси... - Поздно, это уже не поможет, Кэрол! - зашипела Бернадетта, выплюнув ее имя. - "...да святится имя Твое"... - произнесла Кэрол, дрожа от страха, когда пальцы нежити сомкнулись на ее горле. И тут чудовище-Бернадетта прислушалось и застыло. И Кэрол тоже услышала. Настойчивое постукивание. В окно. Чудовище обернулось посмотреть, и Кэрол за ней. В окно заглядывало чье-то лицо. Кэрол заморгала, но оно не исчезло. Это же второй этаж! Как же?.. И тут же появилось второе лицо, только вниз головой, заглядывая сверху окна. И потом третье, четвертое, и каждое более зверское, чем предыдущее. И все они начинали стучать в стекло костяшками пальцев и ладонями. - Нет! - крикнуло им чудовище-Бернадетта. - Нечего вам тут делать! Она моя! Никто ее не тронет, кроме меня! Она обернулась к Кэрол и улыбнулась, показав зубы, которых никогда не было во рту у Бернадетты. - Они не могут переступить порог, если их не пригласит кто-то, кто здесь живет. Я здесь живу - или жила когда-то. Но я не буду тобой делиться, Кэрол. Кэрол глянула налево. До кровати всего несколько футов. А над ней - завешенный одеялом крест. Если добраться... Она не колебалась. Под бешеную барабанную дробь от окна она подобрала под себя ноги и прыгнула к кровати. Вскочила на ноги, вытягивая руку, хватаясь за одеяло... Браслет ледяной плоти схватил ее за лодыжку и грубо дернул назад. - Ну нет, сука, - произнес хриплый, без акцента, голос чудовища-Бернадетты. - Даже не думай! Тварь захватила двумя горстями фланель рясы сзади и метнула Кэрол через комнату, будто монахиня была не тяжелее подушки. Кэрол ударилась спиной о стену, у нее отшибло дыхание. Послышался хруст ребер. Она свалилась среди обломков стула, весь правый бок пронзила боль. Комната плыла и кружилась. Но сквозь рев в ушах все еще звучала настойчивая барабанная дробь по стеклу. Когда зрение прояснилось, Кэрол увидела обнаженное тело чудовища-Бернадетты, махавшей руками тварям в окне - скопище слюнявых пастей и стучащих пальцев. - Смотрите! - прошипела она. - Смотрите на мой пир! Тут она испустила длинный воющий вопль и бросилась на Кэрол, выставив впереди скрюченные руки, изогнув тело в полете. Вопль, стук в окно, лица за стеклом, любимая подруга, которая теперь хотела только ее растерзать - это вдруг стало для нее слишком. Она хотела откатиться, но не могла заставить шевелиться свое тело. Рука нащупала возле бедра обломок табурета. Инстинктивно она подтащила его ближе, закрыла глаза и отчаянно подняла обломок между собой и ужасом, летящим к ней по воздуху. Удар прижал обломок сиденья к груди Кэрол; она застонала от электрического удара боли в ушибленных ребрах. Но победный жадный крик чудовища-Бернадетты резко оборвался булькающим кашлем. Вдруг тяжесть свалилась с груди Кэрол, и обломок табурета вместе с ней. И стук в окно стих. Кэрол открыла глаза. Над ней стояло голое чудовище-Бернадетта, расставив ноги, держа перед собой сиденье табурета, кашляя и давясь, пытаясь оторвать его от себя. Сначала Кэрол не поняла. Она подобрала ноги и отползла вдоль стены. И тут увидела, что произошло. Три расколотых ножки, торчащих из сиденья, - и эти ножки глубоко вонзились в грудь чудовища-Бернадетты. Та бешено выкручивала сиденье, пытаясь вытащить дубовые, кинжалы, но только обломала их у самой кожи. Она отбросила обломок сиденья и закачалась, как дерево в бурю, рот ее судорожно кривился, а руки дергались возле бескровных ран между ребрами и тонких древесных кольев, за которые ей было уже не схватиться. С глухим стуком она внезапно рухнула на колени. В нескольких дюймах от Кэрол она привстала на вывернутых ногах, мука ушла из ее лица, и глаза закрылись. Она упала головой вперед рядом с Кэрол. Кэрол обхватила подругу руками, притянула к себе. - Берн, Берн, Берн! - простонала она. - Посети меня, прости! Если бы я чуть раньше прибежала! Веки Бернадетты задрожали и раскрылись, и темноты в глазах больше не было. Осталась только ее обычная небесная синева, ясная, чистая. Уголки губ дрогнули, но раскрылись только в половине улыбки, и Бернадетты не стало. Кэрол прижала к себе обмякшее тело, застонала в необъятном горе и муке среди бесчувственных стен. Заглядывающие лица стали отползать от окна, и она крикнула им сквозь слезы: - Бегите! Давайте! Бегите и прячьтесь! Скоро будет светло, и тогда я пойду искать вас! Всех вас! И горе тем, кого я найду! Она долго плакала над телом Бернадетты. Потом завернула его в простыню и стала укачивать на руках мертвую подругу, пока не наступил рассвет. На рассвете прежняя сестра Кэрол Хэнарти осталась в прошлом. Мирной души, счастливой днями и ночами служения Господу, молитвами и постом, преподаванием химии непослушным детям, соблюдением обетов бедности, целомудрия и послушания, больше не было. Новая сестра Кэрол переплавилась в горне этой ночи и отлилась в женщину беспощадно мстительную и бесстрашную до отчаяния. И, быть может, призналась она себе без стыда и сожаления, более чем малость безумную. Она вышла из монастыря и начала охоту. |
Demonikus Sant |
дата: Роджер Желязны Дневная кровь Я припал к земле за углом провалившегося сарая за разрушенной церковью. Сырость просачивалась сквозь джинсы, но я знал, что мое ожидание должно скоро окончиться. Несколько полос тумана живописно стелились над промокшей землей, слегка колеблясь под предутренним ветром. Погода для Голливуда... Я бросил взгляд на светлеющее небо, точно определяя направление их прибытия. Не прошло и минуты, как я увидел их, колышущихся по пути назад - большое темное и поменьше бледное, существа. Как можно было догадаться, они проникли в церковь через отверстие, где часть крыши провалилась несколько лет назад. Я подавил зевок, когда посмотрел на часы. Пятьдесят минут от этого момента до тех пор, пока солнце встанет на востоке. За это время они должны улечься и заснуть. Может быть, чуть быстрее, но дадим им немного времени. Некуда спешить. Я потянулся и захрустел суставами. Я с большим удовольствием был бы сейчас дома в постели. Ночи предназначены для сна, а не для того, чтобы играть роль няньки для парочки глупых вампиров. Да, Виржиния, это действительно вампиры. Хотя нечему удивляться. Странно, что вы не встречали ни одного. Сейчас их не так уж много вокруг. Фактически, они чертовски близки к вымирающему виду, — что и понятно, если принять во внимание тот уровень интеллекта, с которым я сталкивался среди них. Возьмем, например, этого парня, Бродски. Он живет, простите, пребывает, рядом с городом, в котором живут несколько тысяч людей. Он мог бы посещать различных людей каждую ночь без опасения повториться, оставляя своим поставщикам продовольствия (я понимаю, что таково название их сейчас) немногим большее, чем слабую боль в горле, приступ временной анемии и парочку вскоре забываемых царапин на шее. Но нет. Он испытывает симпатию к местной красотке — некоей Элайне Вильсон, экс-мажоретке. Приходит к ней много раз. Вскоре она впадает в привычную кому и превращается в вампира. Хорошо, я знаю, что я говорил, будто вокруг не так много вампиров, но лично я чувствую, что в мире их могло бы быть гораздо больше. Но с Бродски это не популяционный пресс, а только глупость и жадность. Никакой тонкости, никакого планирования. Одобряя прибавление новых членов к неумирающим, я опасаюсь его беспечности в проведении такой серьезной акции. Он оставляет след, который кто-нибудь может обнаружить; он также ухитряется сделать так много традиционных знаков и оставить так много примет, что даже в наше время разумный человек мог бы догадаться, что к чему. Бедный старина Бродски — все еще живущий в своем средневековье и ведущий себя так, как будто он живет во время расцвета своей популяции. Очевидно, ему никогда не приходило в голову рассмотреть это математически. Он пьет кровь у некоторых людей, которые его чем-то привлекают, и они становятся вампирами. Если они чувствуют так же, как он и ведут себя так же, они продолжают и вовлекают несколько больше людей. И так далее. Это похоже на письма по цепочке. Через некоторое время все станут вампирами и не останется тех, у кого они берут кровь. И что? К счастью, у природы есть способы обращения с популяционными взрывами, даже на этом уровне. Однако внезапное ускорение пополнения в этот век масс-медиа может действительно повредить этой скрытой экосистеме. Но хватит философии. Время войти и заняться делом. Я взял мой пластиковый пакет и пошел прочь от сарая, тихо ругаясь, когда натыкался на стволы и получал хороший душ. Я прошел по полю к боковой двери старого здания. Оно было закрыто на ржавый замок, который я сорвал и забросил на кладбище. Внутри я взгромоздился на прогибающиеся перила хора и открыл сумку. Я вытащил блокнот для набросков и карандаш, которые носил повсюду. Свет проникал через разбитое окно. То, на что он падал, было по больше части ерундой. Не особенно вдохновляющая сцена. Какой бы ни... Я начал зарисовывать ее. Всегда хорошо иметь хобби, которое может служить оправданием для странных поступков, как какой-нибудь ледокол... Десять минут, загадал я. Самое большее. Шестью минутами спустя я услышал их голоса. Они не были особенно громкими, но у меня исключительно острый слух. Здесь были трое из тех, кто должен был быть. Они так же вошли через боковую дверь, крадучись, нервно озираясь и ничего не замечая. Сначала они даже не заметили меня, творящего произведение искусства там, где в прошлые годы детские голоса заполняли воскресные утра хвалой Богу. Здесь был старый доктор Морган, из черной сумки которого торчали несколько деревянных кольев (готов держать пари, что молоток был там же - я думаю, что клятва Гиппократа не распространяется на неумирающих - primum, non nocere, и так далее); и отец О'Брайен, сжимающий свою Библию как щит, в одной руке, а в другой — распятие; и молодой Бен Келман (жених Элайны), с лопатой на плече и с сумкой, из которой доносился запах чеснока. Я кашлянул, и все трое резко остановились и повернулись, налетев друг на друга. — Привет, док, — сказал я. — Здравствуйте, отец. Бен... — Вайн! — сказал доктор. — Что ты здесь делаешь? — Наброски, — объяснил я. — Я сейчас занимаюсь старыми зданиями. — Проклятье! — сказал Бен. — Простите меня, святой отец... Вы здесь за статьей для вашей чертовой газеты! Я покачал головой. — Действительно нет. — Гас никогда не позволит вам напечатать что-нибудь об этом и вы это знаете. — Честное слово, — сказал я. — Я здесь не за статьей. Но я знаю, зачем вы здесь, и вы правы — даже если я напишу ее, она никогда не появится на свет. Вы действительно верите в вампиров? Док уставился на меня холодным взглядом. — До сих пор не верили, — сказал он. — Но, сынок, если бы ты видел то, что видели мы, ты поверил бы. Я кивнул и сложил свой блокнот. — Ну ладно, — сказал я. — Я вам признаюсь. Я здесь, потому что я любопытен. Я хочу увидеть это своими глазами, но я не хочу идти вниз один. Возьмите меня с собой. Они обменялись взглядами. — Я не знаю... — сказал Бен. — Это не для слабонервных, — сказал мне доктор. — Я не знаю, как насчет того, чтобы еще кто-то участвовал в этом, - добавил Бен. — А кто еще знает об этом? — спросил я. — Только мы, — объяснил Бен. — Мы единственные, кто видел его в действии. — Хороший репортер знает, как держать язык за зубами, — сказал я, - но он очень любопытен. Позвольте мне пойти с вами. Бен пожал плечами, доктор кивнул. Спустя мгновение, отец О'Брайен кивнул тоже. Я засунул мой блокнот и карандаш в сумку и слез с ограды. Я проследовал за ними через церковь, через небольшой зал к открытой, прогнувшейся двери. Док включил фонарь и направил свет на шаткий пролет лестницы, ведущей вниз в темноту. Помедлив, он начал спускаться. Отец О'Брайен последовал за ним. Лестница скрипела и шаталась. Бен и я ждали, пока они не спустились. Затем Бен засунул свой пакет с пахучим содержимым внутрь пиджака и вытащил из кармана фонарь. Он включил его и начал спускаться вниз. Я следовал прямо за ним. Я остановился, когда мы достигли основания лестницы. В лучах их фонарей я увидел два гроба, помещенные на козлы, а также нечто на стене над большим из них. — Отец, что это? — спросил я. Кто-то услужливо навел луч света на это. — Это похоже на веточку омелы, завязанную на фигуре маленького каменного оленя, — сказал он. — Вероятно, имеет отношение к черной магии, — предположил я. Он перекрестился, повернулся и снял ее. — Вероятно, так, — сказал он, разрывая омелу и разбрасывая куски по комнате, разбивая фигуру и отбрасывая куски прочь. Я улыбнулся, теперь я вышел вперед. — Давайте откроем это и посмотрим, — сказал доктор. Я помог им. Когда гробы были открыты, я не слушал комментарии о бледности, сохранности, и окровавленных ртах. Бродски выглядел так же, как и всегда — темные волосы, тяжелые темные брови, изогнутые челюсти, небольшое брюшко. Девушка была прелестна. Выше, чем я думал, с очень милой пульсацией у горла и почти синеватым оттенком кожи. Отец О'Брайен открыл свою Библию и начал читать, держа фонарик над ней дрожащей рукой. Док поставил свою сумку на пол и что-то нащупывал внутри нее. Бен отвернулся со слезами на глазах. Я дотянулся до него и бесшумно сдавил его шею, пока другие занимались своими делами. Уложил его на пол и подошел к доктору. — Что? — начал он и это было его последним словом. Отец О'Брайен прекратил чтение. Он уставился на меня. — Ты работаешь на НИХ? — вскричал он, бросив взгляд на гробы. — Вряд ли, — ответил я, — но они мне нужны. Они кровь моей жизни. — Я не понимаю... — Каждый является добычей кого-нибудь, и мы делаем то, что мы должны делать. Такова экология. Простите, отец. Я воспользовался лопатой Бена, чтобы похоронить всех троих под полом по направлению к задней части здания, — чеснок, колья и остальное. Затем я закрыл гробы и вытащил их вверх по лестнице. Я проверил все вокруг, пока шел через поле и на обратной дороге, когда вел грузовик. Было еще сравнительно рано и вокруг никого не было. Я погрузил их обоих в кузов и прикрыл тряпкой. В тридцати милях езды была еще одна разрушенная церковь, о которой я знал. Позднее, когда я установил их невредимыми на их новом месте, я написал карандашом записку и вложил ее в руку Бродски: "Дорогой Б., Пусть это будет Вам уроком. Вы должны прекратить действовать как Бела Лугоши. Вы теряете свой класс. Вы счастливчик, что проснетесь после всего, что было этой ночью. В будущем будьте более осмотрительны в своих действиях, или я могу уволить Вас. В конце концов, я здесь не для того, чтобы Вас обслуживать. Преданный Вам В. P.S. Омела и статуя больше не действуют. Почему Вы вдруг стали так суеверны?" Я взглянул на свои часы, когда я покидал это место. Было одиннадцать пятьдесят. Немного позже я остановился на 7:11 и воспользовался телефоном. — Привет, Кела, — сказал я, когда услышал ее голос. — Это я. — Вердет, — сказала она. — Тебя долго не было. — Я знаю. Я был занят. — Чем? — Ты знаешь, где находится старая церковь Апостолов рядом с шоссе? — Конечно. Она есть в моем списке. — Встречай меня там в двенадцать тридцать и я расскажу тебе о ней за ленчем. |
Demonikus Sant |
дата: Роджер Желязны Ночные короли Эта ночь началась как и другие, но она имела все-таки что-то особенное. Полная и роскошная луна поднялась над горизонтом и ее свет, как снятое молоко, разливался по каньонам города. Остатки дневной бури образовали клочья легкого тумана, которые как привидения двигались вдоль тротуара. Но дело было не только в луне и тумане. Что-происходило в течении нескольких последних недель. Мой сон был тревожным. И дела шли слишком хорошо. Я безуспешно пытался смотреть позднее кино и выпить чашку кофе до то, как он остынет. Но посетители все шли, беспорядочные запросы продолжались и телефон звонил постоянно. Я предоставил моему ассистенту Вику управляться со всем, с чем он может справиться, но люди продолжали толпиться у стойки — как никогда в другие дни. — Да, сэр? Чем могу помочь? — спросил я мужчину средних лет, у которого подергивался левый угол рта. — У вас есть заостренные колья? — осведомился он. — Да. Вы предпочитаете обычные или обожженные? — Я думаю, обожженные. — Сколько? — Один. Нет, лучше два. — Доллар скидки, если вы берете три. — Хорошо, пусть будет три. — На дюжину очень большая скидка. — Нет, трех достаточно. — Хорошо. Я наклонился и раскрыл коробку. Черт побери. Осталось только два. Нужно вскрывать другой ящик. Наконец, Вик заметил ситуацию и принес другую коробку из подсобки. Парень обучался. — Что-нибудь еще? — спросил я, когда завернул покупку. — Да, — сказал мужчина. — Мне нужна хорошая колотушка. — У нас есть три разных вида, по разной цене. Самая лучшая из них... — Я возьму лучшую. — Прекрасно. Я подал ему одну из-под соседнего прилавка. — Вы оплатите наличными, чеком или кредитной карточкой? — Вы принимаете MasterCard? — Да. Он вытащил свой бумажник, открыл его. — О, мне нужен также фунт чеснока, — сказал он, вынув карточку и передав ее мне. Я позвал Вика, который в данный момент был свободен, чтобы он принес чеснок, пока я выбиваю чек. — Спасибо, — сказал мужчина несколькими минутами позже, повернулся и пошел к выходу, держа покупку в руке. — Спокойной ночи, удачи вам, — сказал я. Звуки далекого уличного движения донеслись до меня, когда дверь открылась и затихли, когда она закрылась. Я вздохнул и взял свою чашку кофе. Вернулся к креслу перед телевизором. Только что пошла реклама зубной пасты. Я переждал ее, зато потом была Бетти Девис... Через секунду я услышал покашливание за моей спиной. Обернувшись, я увидел высокого, темноволосого, темноусого мужчину в бежевом пальто. Он выглядел хмурым. — Чем могу служить? — Мне нужны серебряные пули, — ответил он. — Какого калибра? — Тридцать шестого. Мне нужно два ящика. — Выбирайте. Когда он вышел, я прошел в туалет и вылил мою чашку кофе в раковину. Налил себе свежего кофе из кофейника у стойки. По пути назад в уютный уголок магазина я был остановлен одетым в кожу юношей с розовой прической панка. Он стоял, уставившись на экстравагантный, узкий, опечатанный футляр высоко на стене. — Эй, сколько он стоит? — спросил он меня. — Эта вещь не продается. Это только демонстрационная модель. Он вытащил толстую пачку банкнот и протянул мне, не отводя мечтательного взгляда от блестящей вещи, висевшей вверху. — Мне нужен заколдованный меч, — сказал он просительно. — Извини. Я могу продать тебе тибетский кинжал, поражающий привидения, но меч только для осмотра здесь. Он внезапно повернулся ко мне. — Если ты когда-нибудь передумаешь... — Я не передумаю. Он пожал плечами и пошел прочь, растворившись в ночи. Когда я огибал угол, Вик остановил меня взглядом и прикрыл телефонную трубку ладонью. — Босс, — сообщил он мне, — эта женщина говорит, что китайский демон посещает ее каждую ночь и... — Скажи ей, чтобы она зашла и мы дадим ей храмовую постельную собачку. — Хорошо. Я отпил кофе и проделал весь путь к креслу, в то время как Вик заканчивал разговор. Маленькая рыжеволосая женщина, которая которая рассматривала что-то в витрине, выбрала момент и приблизилась ко мне. — Простите, — сказала она. — Есть ли у вас аконит? — Да, есть — начал я и тут услышал звук — резкий "дунк", как будто кто-то бросил камень в дверь черного хода. Я знал точно, кто это мог быть. — Простите меня, — сказал я. — Вик, не будешь ли ты так любезен позаботиться об этой леди? — Сейчас. Вик подошел, высокий и сильный, и она улыбнулась. Я повернулся и прошел через заднюю часть магазина. Отпер тяжелую дверь, которая выходила на аллею и оставил ее открытой. Как я подозревал, здесь никого не было. Я осмотрел землю. Рядом с лужей лежала летучая мышь, слегка подергиваясь. Я остановился и легонько тронул ее. — О'кей, — сказал я. — О'кей, я здесь. Все в порядке. Я вернулся внутрь, оставив дверь открытой. Когда я направился к холодильнику, я позвал: — Лео, я даю вам разрешение войти. Только на этот раз. Только в эту комнату и никуда более. Минутой позже он вошел, пошатываясь. Он был одет в темный поношенный костюм и рубашка его была грязной. Волосы были всклокочены, а на лбу виднелся синяк. Он протянул дрожащую руку. — Есть ли у вас немного? — спросил он. — Ага, сейчас. Я передал ему бутылку, которую я только что открыл, и он сделал большой глоток. Потом он медленно сел в кресло за маленьким столиком. Я вернулся назад и закрыл дверь, потом сел напротив со своей чашкой кофе. Я дал ему несколько минут для еще нескольких глотков и возможности прийти в себя. — Не могу даже выпить вино нормально — пробормотал он, беря бутылку в последний раз. Затем он положил ее, взъерошил волосы, потер глаза и уставился на меня зловещим взглядом. — Я могу сообщить о местонахождении трех, из тех, что сейчас двигаются к городу, — сказал он. — Какова будет плата? — Другая бутылка. — За трех? Черт побери! Я должен был сообщить о них по одному и... — Мне не слишком нужна твоя информация. Я только снабжаю ею тех, кому она нужна, чтобы они сами заботились о себе. Мне нравится иметь информацию такого сорта, но... — Мне нужно шесть бутылок. Я покачал головой. — Лео, ты требуешь так много и ты знаешь, что произойдет? Ты не вернешь этого назад и... — Я хочу шесть бутылок. — Я не хочу давать их тебе. Он потер виски. — О'кей, — сказал он. — Предположим, я знаю нечто, касающееся персонально тебя? Действительно важный кусок информации? — Насколько важный? — Дело идет о жизни и смерти. — Продолжай, Лео. Ты меня знаешь, но ты не знаешь меня настолько хорошо. Не так много в этом мире или в других... Он назвал имя. — Что? Он повторил, но мой желудок уже среагировал. — Шесть бутылок, — сказал он. — О'кей. Что ты знаешь? Он посмотрел на холодильник. Я поднялся и подошел к нему. Я доставал и упаковывал каждую из них отдельно. Затем положил все в большую коричневую сумку. Я принес ее и поставил на пол рядом с его креслом. Он даже не посмотрел вниз. Он только качал головой. — Если я собираюсь растерять свои связи, это достойный путь и он мне нравится, — констатировал он. Я кивнул. — Теперь рассказывай. — Господин пришел в город пару недель назад. Он осматривался. Он искал тебя. И сегодня именно та ночь. Вы будете сражаться. — Где он? — Прямо сейчас? Не знаю. Хотя он на подходе. Он созвал всех на встречу. Пригласил ко Всем Святым за рекой. Сказал нам, что собирается убрать тебя и сделать это без вреда для нас, так как он желает завладеть этой территорией. Сказал, чтобы каждый был занят и занимал тебя. Он взглянул на маленькое окошко, расположенное высоко на задней стене. — Лучше я пойду, — сказал он. Я поднялся и выпустил его. Он ушел в туман, шатаясь, как алкоголик. Сегодняшняя ночь может стать и его ночью. Гемоголик. Небольшой процент из них кончает именно так. Одной шеи становится недостаточно. Через некоторое время они уже не могут летать прямо и начинают просыпаться в чужих гробах. Затем в одно прекрасное утро они не в состоянии вернуться на место. У меня было видение: Лео в неуклюжей позе развалившийся на скамейке в парке, коричневая сумка прижата к его груди костлявыми пальцами, первые солнечные лучи скользят по нему. Я закрыл дверь и вернулся в магазин. Снаружи было холодно. — ...рога быка для malocchio, — услышал я. — Правильно. Заходите к нам. До свидания. Я подошел к передней двери, закрыл ее и выключил свет. Затем повесил табличку "ЗАКРЫТО" на окно. — Что случилось? — спросил Вик. — Помнишь, я тебе рассказывал о прежних днях? — О тех, когда вы победили вашего противника? — Да. И более ранних. — Когда он победил вас? — Да. Знаешь ли, в один из этих дней один из нас должен победить - полностью. — Как же вы встретитесь? — Сейчас он на свободе и в пути, и я думаю, очень силен. Ты можешь оставить меня, если пожелаешь. — Вы что, смеетесь? Вы обучили меня. Я встречусь с ним. Я покачал головой. — Ты еще не готов. Но если что-нибудь произойдет со мной... если я потеряю... тогда дело твое, если пожелаешь взять его. — Я говорил много лет тому назад, когда я пришел работать к вам... — Я знаю. Но ты еще не закончил своего ученичества и это происходит раньше, чем я думал. Я даю тебе шанс уклониться. — Спасибо, но я не хочу. — О'кей, я тебя предупредил. Выключи кофеварку и погаси свет в подсобке, пока я закрою кассу. Комната, казалось, немного посветлела после того, как он вышел. Это был эффект рассеянного лунного света, который падал через стену тумана, подступившего прямо к окнам. Еще минуту назад его там не было. Я подсчитал чеки и положил деньги в сумку. Как только Вик вернулся, послышались тяжелые удары в дверь. Мы оба посмотрели в этом направлении. Это была очень юная девушка, ее длинные белокурые волосы развевались по ветру. На ней был легкий плащ и она постоянно оглядывалась назад через плечо, пока стучала по филенке и оконному стеклу. — Очень нужно! Я вижу, что вы внутри! Пожалуйста! Мы оба двинулись к двери. Я отпер ее и открыл. — Что случилось? — спросил я. Она уставилась на меня и не сделала попытки войти. Затем перевела взгляд на Вика и слегка улыбнулась. Ее глаза были зелеными, а зубы в полном порядке. — Вы владелец, — обратилась она ко мне. — Да, я. — А это?.. — Мой ассистент — Вик. — Мы не знали, что у вас есть ассистент. — О, — сказал я. — А вы?.. — Его ассистент, — ответила она. — Давайте мне послание. — Я могу сделать большее, — ответила она. Я здесь, чтобы провести вас к нему. Сейчас она почти смеялась, и ее глаза были тверже, чем я подумал сначала. Но я должен попытаться. — Вы не должны служить ему, — сказал я. Внезапно она всхлипнула. — Вы не понимаете. У меня нет выбора. Вы не знаете, отчего он спасает меня. Я принадлежу ему. — И он получит все назад, и более того, Вы можете покинуть его. — Как? Я протянул руку, и она посмотрела на нее. — Возьмите мою руку, — сказал я. Она продолжала смотреть. Затем, почти робко, она протянула свои. Медленно она дотронулась до моих... Затем она засмеялась и отдернула свои. — Вы почти подчинили меня себе. Гипноз, не так ли? — Нет, — сказал я. — Но больше не делайте так. Она повернулась и взмахнула левой рукой. Туман расступился, образуя мерцающий туннель. — Он ожидает Вас на другом конце. — Он может подождать еще немного, — сказал я. — Вик, оставайся здесь. Я повернулся и прошел обратно в магазин. Остановился перед футляром, который висел высоко на стене. Мгновение я смотрел на него. Я мог видеть, как он сиял в темноте. Затем я достал маленький металлический молоток, который висел на цепочке сзади и стукнул. Стекло зазвенело. Я стукнул еще два раза и осколки посыпались на пол. Я выпустил молоток. Он несколько раз стукнулся о стену. Затем я осторожно залез внутрь и обхватил рукоятку. Страшно знакомое ощущение охватило меня. Как давно это было?.. Я вытащил его из футляра и держал перед собой. Древняя сила вернулась, снова наполнив меня. Я надеялся, что последний раз будет действительно последним, но подобные вещи имеют обыкновение возвращаться. Когда я вернулся, глаза девушки расширились и она сделала шаг назад. — Все в порядке, мисс. Ведите. — Ее зовут Сабрина, — сообщил мне Вик. — О? Что еще ты узнал? — Нас проведут к кладбищу Всех Святых, через реку. Она улыбнулась ему, затем повернулась к туннелю. Она вошла в туннель и я последовал за ней. Ощущение было как на движущихся транспортерах, которые есть в больших аэропортах. Я мог бы сказать, что каждый шаг, который я делал, переносил меня дальше, чем обыкновенный шаг. Сабрина, не оборачиваясь, решительно шла вперед. Позади я один раз услышал кашель Вика, он прозвучал приглушенно среди мерцающих, похожих на пластмассу, стен. В конце туннеля была темнота, и в ней — ожидающая фигура, еще более темная. В том месте, где мы появились, не было тумана, только чистый лунный свет, достаточно сильный, чтобы погребальные камни и монументы отбрасывали тени. Одна из них легла между нами, длинной линией отделяя темноту. Он изменился не так сильно, как я думал. Он был еще выше, стройнее и выглядел лучше. Он жестом показал Сабрине направо. Я так же отослал Вика в сторону. Когда он ухмыльнулся, его зубы блеснули. Он достал свой клинок - такой черный, что был почти невидим внутри слабо светящегося ореола — и небрежно отсалютовал мне. Я ответил тем же. — Я не был уверен, что ты придешь, — сказал он. Я пожал плечами. — Одно место так же хорошо, как другое. — Я делаю тебе то же самое предложение, что и раньше, — сказал он - для того, чтобы избежать неприятностей. Отдельное королевство. Оно могло бы быть лучшим, чем ты мог надеяться. — Никогда, — ответил я. Он вздохнул. — Ты упрямец. — А ты не меняешься. — Если это достоинство, прости. Но это так. — Где ты нашел Сабрину? — В канаве. У нее есть способности. Она быстро учится. Я вижу, у тебя тоже появился подмастерье. Ты знаешь, что это значит? — Да, мы становимся старше, слишком старыми для такой чепухи. — Ты хотел бы выйти в отставку, брат. — Так же, как и ты. Он засмеялся. — И мы могли бы, шатаясь, рука об руку войти в эту специальную Валгаллу, зарезервированную для таких, как мы. — Я мог бы думать о худшем жребии. — Боже, я рад это слышать. Я думаю, что это означает, что ты ослабеваешь. — Я думаю, мы это выясним очень скоро. Серия небольших движений привлекла мой взгляд. Существа, похожие на собак, летучих мышей, змей прибывали, усаживались и занимали места в громадной окружающей нас массе, как зрители, пришедшие на стадион. — И твои зрители тоже, — ответил он. — Кто знает, но может быть, даже здесь у тебя есть несколько почитателей? Я улыбнулся в ответ. — Уже поздно, — сказал он мягко. — Далеко за полночь. — Они действительно оценят это? — затем спросил он и его лицо внезапно посерьезнело. — Да, — ответил я. Он засмеялся. — Конечно, ты должен был сказать это. — Конечно. — Давай-ка начинать. Он поднял свой клинок из мрака высоко над головой и сверхъестественная тишина заполнила пространство. — Астарот, Вельзевул, Асмодей, Велиал, Левиафан... — начал он. Я поднял свое оружие. — Ньютон, Декарт, Фарадей, Максвелл, Ферми... — сказал я. — Люцифер, — произнес он нараспев, — Геката, Бегемот, Сатана, Ариастон... — Да Винчи, Микеланджело, Роден, Майоль, Мор... — продолжил я. Казалось, мир поплыл вокруг нас и это место внезапно оказалось вне времени и пространства. — Мефистофель! — вскричал он. — Легион! Лилит! Ианнода! Иблис! — Гомер, Вергилий, Данте, Шекспир, Сервантес, — продолжал я. Он нанес удар и я парировал его и нанес свой удар, который он парировал в свою очередь. Он начал говорить нараспев и увеличил темп атаки. Я сделал то же самое. После нескольких минут боя я увидел, что наши силы практически равны. Это означало, что поединок будет тянуться и тянуться. Я попробовал несколько приемов, о которых даже забыл, что знаю их. Но он помнил. Он, в свою очередь, сделал то же, но я тоже вспомнил их. Мы начали двигаться еще быстрее. Удары, казалось, сыпались со всех сторон, но мой клинок был повсюду, где бы они не падали. Он делал то же самое. Это превратилось в танец внутри клетки движущегося металла, окруженной рядами горящих глаз, наблюдающих за исходом поединка. Вик и Сабрина стояли рядом, казалось, забыв друг о друге в своем напряженном внимании к поединку. Мне не хотелось говорить, что это было весело, однако это было так. В конце-концов, столкнуться с воплощением того, с чем боролся все это годы. Полностью победить невозможно, но решающий удар, если это честный удар, мог бы быть сделан. Я удвоил свои усилия и потеснил его на несколько шагов. Однако он быстро оправился и занял прежнюю позицию. Из-за памятников донесся вздох. — Ты все еще можешь удивлять меня, — пробормотал он сквозь стиснутые зубы, нанося удар. — Когда же этому придет конец? — Как узнать легенду? — ответил я, отступая и снова нанося удар. Наши клинки давали нам силы, нужные нам, и мы продолжали сражение. Случайно он оказался близко, слишком близко. Но в любое время я был готов уклониться в последний момент и контратаковать. Дважды я думал, что поразил его, и каждый раз он чудом уклонялся и нападал с удвоенной силой. Он ругался, смеялся и я, вероятно, делал то же самое. Луна сияла и роса стала заметней на траве. Создания иногда перемещались, но их глаза не отрывались от нас. Вик и Сабрина что-то шепотом говорили, не глядя друг на друга. Я нанес удар в голову, но он парировал его и, в свою очередь, нанес мне удар в грудь. Я остановил его и попытался поразить его в грудь, он отбил удар... Внезапно подул ветер и и пот на моем лбу стал холодным. Я поскользнулся на влажной земле, а он упустил возможность воспользоваться моей оплошностью. Неужели он начал уставать? Я еще усилил нажим, а он, казалось, отвечал чуточку медленнее. Было ли это мое преимущество или трюк с его стороны, чтобы обмануть меня? Я попал ему в руку. Легкое касание. Царапина. Ничего серьезного, но я почувствовал, что моя уверенность растет. Я сделал новую попытку, выложив все, на что я способен, во взрыве вдохновения. Яркая линия появилась у него на груди. Он снова выругался и дико замахнулся. Когда я парировал удар, я понял, что небо на востоке начало светлеть. Это означало, что я должен спешить. Есть правила, ограничивающие даже нас. Я применил свой наиболее сложный прием, но он смог остановить его. Я пытался сделать это снова и снова. Каждый раз он казался все слабее и в последний раз я увидел гримасу боли на его лице. Наши зрители тоже приустали и я чувствовал, что истекают последние песчинки в песочных часах. Я нанес удар, и на этот раз я попал. Я почувствовал, что мой клинок заскрежетал по кости, так как он попал в левую руку. Он застонал и упал на колени, в то время как я отпрянул назад для последнего смертельного удара. Вдалеке прокричал петух и я услышал его смех. — Кончено, братец! Кончено! Но недостаточно хорошо, — сказал он. - Сабрина! Ко мне! Немедленно! Она сделала шаг к нему, повернулась к Вику, затем снова в моему поверженному врагу. Она поспешила к нему и обняла, как только он начал исчезать. — Aufwiedersehen! — донеслось до меня, и они оба исчезли. Наши зрители отбывали с большой поспешностью, хлопая крыльями, уносясь скачками по земле, скользя в норы, так как солнце появилось над горизонтом. Я оперся на клинок. Через некоторое время Вик подошел ко мне. — Увидим ли мы их когда-нибудь снова? — спросил он. — Конечно. Я двинулся туда, где вдалеке виднелись ворота. — И что теперь? — спросил он. — Я пойду домой и просплю весь день. Может быть, устрою небольшие каникулы. Дела теперь будут идти не так бойко. Мы пересекли освященную землю и ступили на улицу. |
Demonikus Sant |
дата: Triodiablo - Маскарад КАК ВСЕ НАЧИНАЛОСЬ Джулиан Вентру -------------«»------------ Если бы тогда, много лет назад, я знал, куда заведет нас банальная уличная драка, то, возможно, и не полез бы. Хотя, кому я вру? Полез бы все равно! Наша троица – я, Ричард и Андреас вечно искала приключений, естественно, их находила. В те годы, несмотря на нежный возраст – каких-то 15 лет, я был уже достаточно повидавшим жизнь молодым человеком. Мои родители погибли, когда мне было 6, а вскоре погиб, а точнее, был убит и мой дядя. В итоге, у меня на руках осталась пятилетняя Анжелина и ее брат-двойняшка – Владислав. Опекуны меня не впечатлили, а отцовское воспитание успело приучить к ответственности. С тех пор я держал в поле зрения все их перемещения. С Риком мы снюхались тогда же, а Андреас…тот вообще, отдельная история. Хотя судьбы у нас похожи. В тот день меня мучило неясное предчувствие. Я рявкнул на кузину (честно сказать, ей давно пора объясниться с Риком, а не собачиться!) и отправился бродить по городу. Обычно, это меня успокаивает. На душе было паршиво. Промаявшись до вечера, я решил наведаться к Ричарду. Он уже должен был явиться с тренировки. В паре кварталов от его дома я увидел небольшую толпу. Резкий, знакомый голос хлестнул по нервам. Эту шайку я знал. Те еще отморозки! А голос принадлежал Рику. И, похоже, он был взбешен до крайности. Мысленно поздравив себя с тем, что на мне сегодня мотоциклетная куртка, а не плащ, я направился туда. В полумраке блеснуло лезвие. Так, дело осложняется. - Замри! – Я сказал это негромко, но отморозки услышали. На лицах проступила неуверенность и опаска. Еще бы! У меня вообще репутация та еще! Под стать внешности. Родители-мадьяры наградили меня светлой кожей, гривой черных, как смоль волос, янтарными глазами. Мне говорят, что я красив, и я с этим соглашаюсь. Хотя такая контрастность и черты лица – достаточно резкие, но не грубые, делают мою внешность несколько экзотичной. Демонической. За что и схлопотал кличку – «Сатана». Сначала бесился из-за этого, а потом осознал выгоду. А так как рост у меня под два метра, плюс, соответствующий имидж… На нервы давит - будь здоров! Вот и сейчас, эти недоумки невольно попятились. - Не лезь! – Вякнул один из них.- Это наше дело! - Да-а-а? - Я протянул это нарочито нежно.- А я так не думаю. Что вам от него нужно? - Тебя это не касается! – Ко мне шагнул плечистый шатен с цепью в руке. Его зеленовато-голубые глаза горели злобой. Артур. Теперь ясно в чем дело, но это явно не его день. Этому уроду не следовало приставать к моей кузине. - Ба-а-а! На ловца и зверь бежит! – Мышцы лица сложились в привычную полуулыбку-полуоскал. Анжела говорит, что это жутко выглядит, но я ничего не могу с собой поделать. Когда бешусь, как-то само по себе выходит.- Артур, ты мне уже второй раз переходишь дорогу! В ответ он махнул цепью, я перехватил ее и ударил в ответ. До моего слуха долетело разъяренное шипение Ричарда, чей то вопль… Я не глядя метелил по ком попаду, а кулаки у меня, да и все остальное – под стать росту. Это Ричард – гибкий, стройный, но мускулистый. Смуглый, будто днями на пляже валяется. Волосы мягкие, темные, чуть вьются. Брови вразлет, ресницы как опахала, тонкие черты лица, темно-крие, бархатные глаза – утонуть можно! Красивые, чувственные губы. Первый красавец школы, а чего вы хотели? Но под всем этим – стальные мышцы, молниеносная реакция и холодный, расчетливый ум. Нас уже начинали одолевать, когда грянул выстрел. Все замерли. В нескольких шагах стоял Андреас. Предельно спокойное лицо и рука, сжимающая пистолет. - Назад! – Слово полоснуло бритвой. – Джей, Рик, идите сюда. Первому, кто шелохнется кроме них – пуля в лоб. Андреас – итальянец. Он блондин с темными глазами. Сложен как бог. Литые плечи и величественность льва. Перечить ему не посмели. Знали, что дважды он не повторяет. - Вечно приключений ищете! – Буркнул он. Рик фыркнул. - Мы? Они сами нас находят! – я обнял его за плечо. Рик прильнул ко мне. Да, изрядно ему досталось. Ох, и доберусь я до этого Артура и его банды! Мы прошли уже почти квартал, когда Андре попросил нас подождать его пару минут. Меня снова охватило неприятное предчувствие, когда он скрылся в переулке. Внезапно до нас долетел какой то странный звук. - Что это? – Рик посмотрел на меня. - Что-то с Андре! – Мы бросились туда. Что-то блеснуло у стены. Я подошел и меня прошиб холодный пот. На асфальте лежала «Берета» Андреаса. Я и сам не понял, как в моей руке оказался нож, а я – рядом с Ричардом. Вокруг было тихо, как в морге. Рик нервно оглядывался. - Куда он мог деться? - Не знаю. Но здесь Андре уже нет. Рик, обыщем здесь все, но не отходи от меня далеко. Я не хочу, чтобы и ты во что ни будь влип! Пол часа мы осматривали этот тупик, но кроме кошек никого и ничего не нашли. В ту ночь Ричард остался у меня. -------------«»------------ Андреас объявился через два дня. Молчаливый и повзрослевший. Как-то странно изменившийся. В его движениях появилась неосознанная угроза. На все вопросы он отвечал: «не сейчас», «потом». Мы с Риком ничего не понимали. Не выдержав, я ушел домой. А дома… Дома меня ждал сюрприз. Войдя, я увидел высокого мужчину, судя по внешности – мадьяра. Безупречный черный костюм из тех, что шьются на заказ, длинные волосы ниже лопаток. Он стоял так неподвижно, что казался статуей. Его темно-зеленые глаза были бесстрастны и бездонны. Красив он был до боли. - Я ждал тебя, Джулиан. – Сказал он. - Кто вы? – Незнакомец повернулся с текучей грацией, и я понял – он не человек. Кто угодно, но не человек. - Вспыльчив. Нетерпелив. Как твой отец когда-то. Настоящий Вентру. – Он, казалось, забавлялся. - Что вам нужно! Кто вы? – Я начал злиться. - Я – Князь клана Вентру. И член Большого Совета. Я давно наблюдал за тобой, Джулиан. – Все это напоминало мне дешевый фильм. Это походило на бред. А он продолжал.- Теперь настала пора тебе принять свою судьбу. Судьбу твоего рода. - Тебя забыл спросить! – Огрызнулся я.- Что ты сделал с Андре?! - Не я. Мастер Андреаса – Князь Джованни. Он теперь принадлежит к клану своего отца. – Я оцепенел. - какие такие Джованни? - Ты это скоро узнаешь. Позже. А сейчас… – Он вдруг метнулся ко мне. Я не увидел движения, но шарахнулся в сторону. Его рука поймала меня за плечо, и я влип в стену. Дыхание перехватило. Он нагнулся ко мне. - Не сопротивляйся. Это бессмысленно. – Князь улыбнулся, показав клыки. – Ты – Вентру и примешь это, хочешь ты того или нет! – Я ударил его в лицо кулаком, он зашипел и рванул куртку. Она поддалась, как бумага. Руки князя сжали меня стальными обручами. Горло пронзила боль, меня выгнуло. Я боролся, что было сил, но тщетно. Леденящий холод разливался по жилам. Слабость придавила меня к полу. По губам потекло что-то теплое, прорывая туман надвигавшейся смерти. Я облизнул губы и понял, что если не напьюсь, то сойду с ума. Ко рту прижалась рука. Я ухватился за нее и стал жадно пить. Из тумана проступило лицо князя Вентру. - Пей, дитя мое! – шепнул он. Злость окатила меня горячей волной. Я отстранился. - Ты еще голоден. Пей! – Он был настойчив. Я ощутил клыки. Они как будто вибрировали от голода. Я улыбнулся и шепнул ему на ухо. - Хорошо, как скажешь! – И всадил клыки ему в горло. - Ты хочешь так, злой мальчишка! – Он веселился, не понимая, в какой капкан угодил. Наконец, он попытался высвободиться. – Довольно. Но не тут-то было. Я вцепился в него как клещ. Повалив на пол. Кровь опьянила меня, вызывая ощущение охватившего мое тело пламени. Но оно не жгло. Оно было частью меня. Оно было мной. Я рвал его шею, захлебываясь глотал. Млея от сладко-соленого вкуса. - Хватит! – Прохрипел Вентру, все еще не понимая, не желая верить. Что его создание убивает его. А я все пил. – Джулиан! – Он рвался уже всерьез, я вжимался в него, гром ударов его сердца оглушал. Оно билось все реже и реже. Кровь князя залила мою шею. Вдруг я ощутил что-то более глубокое. Самую суть его существа и понял: это трогать нельзя. Я разжал хватку. Князь упал на пол. Он еле шевелился. Я осушил его почти до дна. Меня трясло. Подойдя к столу, я достал пистолет. - Вам не стоило трогать меня и моих друзей. Может ты меня и сделал Вентру, но командовать мной ты не будешь! – Князь попытался встать, но я нажал на курок. Голова вампира разлетелась вдребезги. Что бы там не говорили о бессмертии. А жить без головы – затруднительно. - Ну, и что ты сделал? – голос Андреаса заставил меня вздрогнуть. Я обернулся. - Разве не видишь? Я убил его. – Мой голос был ровен. Андре улыбнулся. - Какое совпадение! Я своего – то же! Мы понимающе переглянулись. Тело князя рассыпалось в прах. - Скатертью дорога! - Фыркнул Андре. Я рассмеялся, и замер от внезапной мысли, повергшей меня в ужас. - О, господи! Ричард! – Мы ринулись в гараж, но я чувствовал. Что мы уже опоздали. -------------«»------------ Я остановил машину у дома Рика. Проверив тайник, я похолодел. Ключ был на месте. Рик домой не возвращался. Мы с Андре помчались в спортклуб. Пусто. - Школа! – Бросил Андре. Я кивнул. В школу мы проникли через окно. Какая-то сила тянула меня к спортзалу. Возле раздевалки мы замерли. Из-под двери одной из них струился изумрудный свет. Я распахнул дверь. Кажется, Андре вскрикнул. Рик парил в воздухе, окруженный сияющим изумрудным ореолом. Его глаза невидяще смотрели в потолок. И еще… Они были изумрудно-зеленого цвета. А не темно- карие, как обычно. На полу под ним была кровь, и не только на полу. Она покрывала стены и дверь. Рик был полуобнажен, на шее медленно исчезала рана. - Рик! – Вскрикнул Андре.- Рик! – Я рванулся к Ричарду. - Стой! – Андре попытался меня удержать, и мы, поскользнувшись, упали в это сияние. Ощущение было непередаваемым. Вокруг Андреаса вспыхнул ослепительный свет, а меня будто вновь окутало пламя. Глаза Ричарда приобрели осмысленное выражение, оставаясь изумрудными. Сила бурлила вокруг нас, переплетаясь, сливаясь. Кажется, я завопил. Нас будто закружил смерч. Дверь вылетела, сорванная с петель. Зазвенели. Взрываясь, стекла и вдруг… Все стихло. Мы упали на пол. Измученные, перемазанные в чужой крови и не понимающие, что с нами. Я притянул к себе Рика, а Андре обнял нас за плечи. - Пошли отсюда!– твердо сказал Андре - Ни к чему попадаться копам на глаза. - Да уж! – Я кивнул.- Сваливаем! Да и душ нам сейчас не повредит. - Едем ко мне? – Предложил Ричард. Андре согласно кивнул. Мы поспешили убраться из школы поскорее. Так как издалека доносился, нарастая, вой сирен. Приехав к Ричарду, и отмыв машину (салон пострадал на удивление мало, учитывая наш вид) мы отправились в душ. Проторчали мы там часа полтора. Потом, отыскав среди вещей Ричарда более менее подходящие штаны (его футболки на нас с Андре просто не налезли бы) мы переглянулись. - Надо бы поесть! – подал голос Андре. Я задумался. Учитывая. Кто мы теперь… - Неужели ты …- Рик не договорил, его прервал хохот Андре. - Я?! Да я безумно хочу жрать! И не смотри на меня такими глазами! В крайнем случае, сойдет пара бутербродов! – Мы с Ричардом рассмеялись с явным облегчением. - Обследуем холодильник! – И хохотом мы ввалились в кухню. Уплетая то, что отыскалось у Рика в доме, Андре подмигнул. - У меня есть дела. Рядом рассмеялись с явным облегчением. - Обследуем холодильник! – И хохотом мы ввалились в кухню. Уплетая то, что отыскалось у Рика в доме, Андре подмигнул. - У меня есть дела. Надо найти остальных. Тех, кто нам так удружил. Но это отложим на денек! – Он взял телефон, набрал номер, и что-то быстро кому-то сказал. Ричард задумчиво смотрел на Андреаса. Тот толкнул его локтем в бок. - Эй! в большой семье … не щелкают! – Мы с Андре рассмеялись, Рик налег на еду. В моей голове роились мысли. Я понимал, что мне придется обратить кузину и ее брата, иначе это сделают за меня. -------------«»------------ Следующим вечером я отправился к Владлену. Это мой друг. Его прозвали «Вервольфом» за потрясающую способность возникать из ниоткуда и волчье чутье. Он и внешне напоминал волка. Особенно глазами. Мы – земляки и дальние родственники. Дверь была открыта. Владлен сидел перед телевизором и бодро потреблял ужин. Теперь я понял, что не ошибся в своих предположениях. Владлен то же был вампиром. Но, почему-то казался иным. Не таким как я.- Владлен, это я!- Окликнул я его, постучав по двери. - Я слышал тебя еще в прихожей, Джей. Садись – Он отставил тарелку с бифштексом по-татарски и внимательно посмотрел на меня. - Так, так! – Протянул он. – А я то думал. Когда до тебя доберутся? И кто? - Вентру. – «Вервольф» кивнул. - Неплохо. Тебе нужна информация. – Это было утверждение. - Да. – В течение следующих двух часов Владлен мне рассказывал о законах, обычаях, кланах, о Даре Каина, жизни и истории каинитов. Сам он оказался из клана Джангрел. И одна из тех новостей, которые он мне сообщил, была та, что я убил главу клана и теперь должен либо занять его место, либо умереть. И чем быстрее я с этим разберусь, тем лучше. Совет в любой момент может объявить на нас Кровавую Охоту и тогда он не даст за нашу жизнь и ломаного гроша. - Владлен, а кто еще из наших …- Я осекся. Трудно было произнести это слово – «вампир». Отдавало фильмами ужасов. - Глэкен – Носферату, Стефан и Брайс – Тореадоры, я – ты знаешь, Тед - Ласомбра. - И давно? - Прилично. Глэкен идет к захвату власти, но пока он еще не готов. «Рыжик» и «Малява» - те, вообще, темные лошадки! - Если мы …- Я едва не выругался. Надо же так проговориться! Владлен поднял бровь. - Мы? Кто еще влетел? - Ричард – Бруджа. Андре – Джованни. - Андре, в смысле – Мануэль? - Да.- Мануэль – одно из родовых имен Андреаса. – И они то же разделались со своими… - Мастерами. – Владлен выругался.- Совет на уши встанет! Я помогу, чем смогу, но вам придется туго. Поговори с Брайсом и Стефаном. Тори много знают о тайнах крови. – Я встал. - Спасибо, «Волчара»! - Всегда пожалуйста. Если чего вынюхаю – скажу. Я отправился к парням. Новости их ошарашили. - Что делать будем? – Спросил Ричард. - Лично я последую совету «Вервольфа». -------------«»------------ Тем же вечером, мы, переговорив с Тори, отправились в гигантский кондоминиум на юго-востоке города. Появление нас троих повергло собравшийся та Большой Совет в состояние шока. От нас явно не ожидали такой прыти! Наконец, один из них, мужчина с очень смуглой кожей произнес. - Вы – новообращенные, из-за которых мы сегодня пришли сюда. – Рик нехорошо улыбнулся. - Значит, представляться не нужно. - Вы нарушили наш закон. – Подал голос крупный, седой мужчина с сединой на висках. - Разве? – Я был само спокойствие. _ На тот момент я уже не был человеком, но еще не стал каинитом. Будем буквоедствовать или вы признаете наши права? - Каков нахал! – в голосе первого позвучало восхищение - Каков есть! - Итак? – Андре обвел Совет взглядом.- Вы признаете нас князьями Вентру, Бруджа и Джованни? - Но вы – новообращенные! – Встряла женщина. Прекрасная, как богиня, но холодная, как статуя. - Как удержать власть – это уже наша проблема. – Отрезал Андре. - А не слишком ли вы молоды, для такой ответственности? – Усмехнулся седоватый. - Если нас сочли взрослыми для обращения, то почему мы молоды для власти? – Я одарил их «фирменной» улыбкой и добавил. – У нас же хватило сил разделаться с нападавшими и при этом не совершить Диаблери! – Они обомлели. - Кто…- начала было женщина, но смуглый заставил ее замолчать, искоса глянув на нее. - не будем спорить. Вы доказали свою силу. Хорошо. Теперь продемонстрируйте ум. Сумеете удержаться – отлично. А не сумеете …- он лишь усмехнулся, но от этой усмешки мне стало не по себе. – В конце концов, я не сторонник крайних мер.- Продолжал он.- И если можно избежать кровавой Охоты, то так тому и быть. Мы повернулись, и вышли не прощаясь. Что-то мне подсказывало. Что они нам стали врагами еще до нашего рождения. Но почему? -------------«»------------ Я вернулся домой, и застал там Владислава. Он был бледен, как мел. - Что случилось? - Анжела…Она…- Влада трясло, он еле стоял на ногах. – Я не смог им помешать. Их было слишком много… - Кто? И как давно? – Ответ я уже предвидел. - Минут десять назад. Артур. Джей, они втащили ее в машину и увезли, пока я дрался с остальными. Их человек двадцать… - Я увидел кровавое пятно, расплывающееся на полу. Кровь капала с пальцев правой руки кузена. Явно повреждены вены и сильно. - Ты ранен! – Я подхватил его, ноги Влада уже не держали. – А на скорую времени нет. Да и с полицией объясняться некогда. - Пусть. Лишь бы ты успел спасти Энджи. Если выхода нет, то пусть лучше я умру. Но она будет цела и невредима. – Он побледнел еще сильнее, но нашел в себе силы улыбнуться. - Выход есть! – Я принял решение.- Только не пугайся, и ничему не удивляйся. – Я обнажил его горло. Владислав посмотрел на меня сияющими глазами. - Я знал. Что ты не такой, как все. Чувствовал! Через десять минут мы вылетели из дома, а еще через некоторое время были на даче Артура. В окно я увидел комнату. Эти отморозки играли в карты. Я догадывался, что, а точнее – кто был ставкой в этой игре. В кресле лежала бесчувственная Анжелина. Меня это устраивало. Не нужно ей видеть, что будет дальше. - Идем, Влад. Дадим им жару! К тому же тебе надо подкрепиться! Дверь я вынес вместе с косяком. Артур вскочил. Он что-то крикнул, но я не стал слушать. Меня охватило холодное бешенство. Я ударил первого нападавшего, услышав, как хрустнули ломающиеся ребра. Он замер, изо рта медленной, тягучей волной выплеснулась кровь. Хрипя, он осел на пол. Ударом ноги, я проломил ему череп. Голод пронзил меня как клинок, я ощутил клыки и рванул к себе следующего. Тот тонко завизжал, когда я разорвал ему горло. Сзади донеслось торжествующие шипение Влада, и захлебнувшийся вопль. Да, похоже, кузен изрядно голоден! Артур стоял бледный как полотно. - Так не бывает…- прохрипел он. - Готов поставить на это свою жизнь? – Ухмыльнулся я. Дальше Артур совершил, наверное, самый умный поступок за всю свою жизнь. Он сиганул в окно. Что было дальше, я плохо помню. Окончательно я пришел в себя дома у двойняшек. Влад нервно курил у окна. Он выглядел как наркоман, принявший ударную дозу. Анжела спала. Похоже, эти уроды ее чем-то накачали. - Владислав, пока Анжеле ничего знать не нужно. Я обращу ее немного позже. А пока, займусь еще кое-кем. Любые свои действия согласовывай со мной. – Я говорил тихо, опасаясь разбудить кузину. Мало ли что. Влад кивнул. – И еще. – Я вкратце объяснил ему что и как. – Будь осторожен, братишка. - Всегда!- ухмыльнулся Владислав. Похоже, ему нравилось то, кем он стал. -------------«»------------ Через некоторое время я вновь был у дачи Артура. Там уже вовсю суетилась полиция и репортеры. Долго же их эскулапы будут ломать головы, кто мог нанести такие раны? У многих из них были зеленоватые физиономии. Да, зрелище мы с Владом оставили не для слабонервных. Я принял решение не терять времени. Ночной клуб «Ройалз» - вот что было моей целью. Я собирался взять власть в клане сегодня. Переодеваться не стал. Чутье подсказывало, что это не последняя драка на сегодня. Не подумайте, что я маньяк какой-то. Просто ситуация такова, что либо я запугаю всех до полусмерти, либо меня сожрут с потрохами. Охрана клуба попыталась задержать меня. Я открыл дверь ими. Похоже, обоим светит больница, если не морг. Я направился вглубь. За хорошо замаскированной дверью в кабинете управляющего я обнаружил еще один коридор. Оттуда доносились голоса. Я остановился на пороге помещения, напоминавшего тронный зал. Тошнотворная претенциозность! На возвышении в антикварном кресле развалился высокомерного вида тип. Он что-то втолковывал остальным. - И я, как Князь Вентру…- донеслось дол меня. Что ж. Мой выход! - Тебя уже утвердил Совет? – Я сказал это громко и насмешливо. - Это дело времени. – Ответил он, и уставился на меня. – А ты еще кто такой?! – Я направился к нему. - Времени, как раз у тебя и нет, дружок! – Вокруг меня раздался гул голосов. Я обвел их взглядом и негромко приказал. -Молчать! – В этот момент мне показалось, что от меня ударил хлыст раскаленного ветра. Раздались вскрики, но тишина наступила гробовая. Вдруг один из толпы шагнул вперед и, преклонив колено, протянул мне руку, обнажив запястье. - Моя верность, моя жизнь и моя кровь принадлежит вам, мой Князь.- Произнес он. Я смерил его взглядом. - Догадливый. Далеко пойдешь. Встань, твоя клятва принята. – Мой конкурент вскочил. - Изменник! – Взвизгнул он. – Что вы стоите?! Взять их! – И это Князь? Фу! Несколько типов, стоявших неподалеку от этого шута горохового двинулись ко мне. Я усмехнулся. Подняв руку, резко разжав ладонь. Тугой кулак Силы размазал их по полу. У одного шея изогнулась под неестественным углом. Он сучил ногами, как паук. Второму оторвало руку и сломало обе ноги. Рука копошилась в стороне. Третий, бывший ближе всех не подавал признаков жизни. Я подошел ко второму. Посмотрел ему в глаза. Ледяная ярость выплеснулась наружу. Достал меня этот день! Я поднял его и, схватив за волосы начал медленно сгибать назад. Он завопил. Это вызвало у меня приступ мрачного веселья. Я ответил на его вопли таким смехом, что от меня шарахнулись. Раздался треск. Я перехватил свою жертву и ударил о колено, разрывая пополам. Кровь хлестнула тугой струей по лицам неосторожных, стоявших слишком близко. Раздались крики ужаса. Кого-то вывернуло. Я обвел остальных взглядом. - Еще желающие есть? – Мой голос звучал буднично, будто я покупал пачку сигарет. Ответом была тишина. Я взглянул на «Князя» - Привести! – Бросил я. Приказ был исполнен с неимоверной быстротой. - Я признан Советом.- Сообщил я, лениво рассматривая его.- А ты – низложен. – Я вынул свой любимый нож (лезвие почти 40 см и острый, как скальпель) и одним взмахом отсек ему голову, левой рукой вырвав еще трепыхающееся сердце и отшвырнув его в сторону. - Убрать! – процедил я. – И привести здесь все в божеский вид. Мне пошлая показуха не нужна. К моему возвращению все должно быть идеально. В противном случае…- Я выразительно посмотрел на тела на полу. Потом перевел взгляд на того шустрого малого, сто первым сориентировался в ситуации. – Остаешься за старшего. Не разочаруй меня. – Я не стал объяснять, что и как я хочу. Пусть поломают головы. В случае чего, будет повод придраться. Я направился к выходу. -У-у-у, дьявол! – Послышался шепот за моей спиной.- Сатана! – Я обернулся. - И как ты догадался? – Улыбнулся я говорившему. – Именно так меня и прозвали. А имя – Джулиан. В будущем, не будь столь говорливым не по делу. Послушай доброго совета. – Я ушел, оставив их в шоке. Что ж. Клан мой. Переворот завершился удачно. В меру эффектно, в меру кроваво. Интересно, как там дела у моих дружочков? -------------«»------------ Это сообщение отредактировал Monarhxxx - 08-12-2013 - 17:55 |
Demonikus Sant |
дата: Ричард Фридберг (Бруджа) Занять место Князя? Мда-а…Задачка! Об этих Бруджа я наслушался такого, что могло отбить охоту лезть у кого угодно! А времени у меня было чертовски мало. Ладно, не будем затягивать агонию! Рок-клуб « Стальная Сова» встретил меня грохотом дискотеки. На стоянке я заметил машину Луиса и тревога ледяной болью рванула сердце… …В зале, среди полумрака и лазерных вспышек колыхалась призрачная толпа танцующих. Нет…Не здесь… Второй этаж…Коридор… У металлической двери стоял детина невообразимо чудовищных размеров и смотрел на меня скучающим взором. - По-моему, парнишка, ты заблудился! – он навел на меня автомат, легкомысленно теребя спусковой крючок. Я усмехнулся. - С дороги, горилла! – Мне не хотелось начинать бойню, но я чувствовал, что без нее не обойтись. И тут…Из-за двери до меня долетел знакомый голос…Луис! О, черт! Его ругань, потом захлебнувшийся крик…Почти обезумев от смеси ярости и тревоги, я вытянул руку вперед. Тугая ледяная волна швырнула охранника на пол и из-под него расплылось темное пятно. Перешагнув через труп, я рванул дверь. Она поддалась, как картонная. Тусклый свет…Несколько одетых в черное людей…У ног одного из них лежал Луис. Лицо его было в крови. В мое сознание врезался еще один голос, залп звонких арабских ругательств…Двое удерживавшие разъяренного Рустама…Нож в его руке… - Ну-ну…Становление? Без ведома Князя? – Я с удивлением услышал собственный холодный голос. Все обернулись ко мне. Стоявший рядом с Луисом человек шагнул вперед. - Князь здесь я! – Рявкнул он - И если ты, щенок… Моя рука вновь вылетела вперед со стремительностью атакующей змеи…Ледяной сгусток…Изумрудная вспышка и…чудовищно дикий вопль. В моей руке трепетало сердце. - Не перебивай! – Процедил я, обводя всех Бруджа взглядом. Им было, мягко говоря, не по себе. Я отшвырнул в сторону кусок окровавленной плоти. Очнувшийся Луис уставился на меня, как на приведение. - Рик? – Прохрипел он – Но кто… - Ко мне! – Негромко перебил я его, Луис с трудом поднялся и встал рядом. Я обернулся к тем двоим, что еще держали Рустама. - Отойдите от него! Живо! – Те, ошеломленные до крайности, повиновались. - Что вы смотрите? Прикончите их!!! – Один из толпы выхватил пистолет. Дурак! Изумрудная вспышка отшвырнула его к стене. - Назад! – Так же тихо приказал я. Внезапно ко мне шагнул молодой человек и опустился на колени. - Пощади его, мой Князь! Это мой брат! – Дрожащим голосом выговорил он.- Наши жизни, наша кровь и верность принадлежит тебе! Ты доказал свое право! Жестом я велел ему подняться и снова пристально оглядел остальных. - Возражения есть? - Есть! – Голос Рустама, а в нем сквозил откровенный вызов. Внутренне усмехнувшись, я повернулся к нему: - Ну? – Рустам, похоже, полностью пришел в себя. Он – араб. Напугать его было нелегко. Рустам шагнул ко мне и расстегнул свою куртку. - Если так надо, то я хочу, чтобы это сделал ты! – Твердо произнес он. Повисла тишина. Может быть, никто из Бруджа не сделал бы такого, но я чувствовал их восхищение Рустамом. Подойдя к нему вплотную, я запрокинул ему голову, тихо сказав - Не бойся. - Я и не боюсь! – Шепотом отозвался Рустам.- Давай! Я погрузил клыки в его горло, стараясь не причинять лишней боли. Снова меня охватило безудержное наслаждение…Рустам начал медленно оседать на пол…Наши сердца бились рядом…Он слабел…Я, напротив, набирал силу и смаковал одуряющий кайф…Потом, рванув клыками свое запястье, я прижал руку к губам Рустама. - Пей! Быстро! – Он впился в меня, будто всю жизнь голодал! Во жадюга! Когда я заставил его оторваться, он почти застонал, не желая прекращать… - Довольно! – Шепнул я ему. Глаза Рустама сияли. Он тяжело дышал. - Вот теперь нет возражений! – С усилием произнес он. Мельком я увидел шокированные лица всех Бруджа и понял. Добился! Получилось! - Луис! Оставляю тебя за главного! – Я пошел к двери. Уже с порога вновь обернулся. - Рустам, тебе надо отдохнуть! Остальные – наведите здесь порядок и уберите этот хлам! – я указал на труп «Князя». Тот, что присягнул мне первым, кивнул. - Да, мой Князь. -------------«»------------ Ну вот, кажется и все… Цель достигнута. Да еще Рустам и Луис теперь со мной. На всю жизнь - короткую или вечную. Я вернулся домой под утро. Поставить на место банду неуправляемых обормотов – та еще задачка. Интересно, как там дела у Джея и Андре. Андреас – итальянец. Его личность окутана тайной. Ходили слух, что он - сын сицилийского Дона, занявший после смерти отца его место. Честно говоря, я в это верю. Он всегда элегантен и спокоен. Все делает основательно и уверенно. У Андре крайне редко случались срывы, а виновные… Мне их искренне жаль. Джей, он же Джулиан – мадьяр. Его прозвали «Сатаной» и не зря. Есть в нем что-то…что-то зловеще-привлекательное. А с тех пор, как его обратили, так вообще. У Джея внешность демона-искусителя. Он красив той мрачной красотой, которая буквально гипнотизирует женщин, и бесит, но и заставляет держаться подальше мужчин. Андре берет обаянием, против которого трудно устоять – в отличие от изощренного коварства Джулиана. Джулиан настолько же жесток, насколько предан тем, кого любит. У нас троих – это общее. Я уселся на диван. Тело ломило от усталости. Невольно нахлынули воспоминания о том вечере, когда меня обратили… -------------«»------------ Тренировка закончилась поздно, уже сгустились сумерки. В раздевалке я почему-то замечтался и не заметил, как все разошлись. Я медленно переоделся, натянул куртку и уже собрался уходить, как вдруг дверь раздевалки защелкнулась. Мельком я увидел за спиной высокую фигуру. Опять «Сатана» дурачится! - Джей?! – И тут меня охватил холод. Это был не Джулиан…Но кто? - Здравствуй, Эмеральд! – От голоса незнакомца мне стало не по себе. Эмеральд? Что за чушь?! - Ты что, бредишь, дядя? – Фыркнул я, отходя на шаг. - А ты упрямец, Рикки! – Ухмыльнулся незнакомец - Но это хорошо! Мы давно за тобой наблюдаем! - Отвали! – Скручивая в себе страх, я попытался обойти его, но железная рука швырнула меня назад к стене. Черт!!! - Напрасно дергаешься, Рик! Хочешь ты того, или нет, но ты примешь то, что твое по рождению!!! Ты станешь настоящим Бруджа, Эмеральд! – Его игра в слова взбесила меня до умопомрачения. Ярость затуманила разум. - Да пошел ты!!! – Заорал я, бросаясь на него и нанося удары без счета. Между нами завязалась борьба, в которой я медленно, но верно сдавал позиции. Нападавший был силен нечеловечески. Вскоре он скрутил меня и прижал к полу. - Не нужно все так усложнять! – Он вновь усмехнулся и рванул на мне куртку, потом футболку…Едва не сходя с ума от ужаса, я увидел над собой влажно блеснувшие клыки, рванулся, но тщетно…Я начал задыхаться…- Все хорошо, Эмеральд! – услышал я голос незнакомца. Спустя миг, по губам потекло что-то теплое.- Пей же! Пей! – Кровь. Насыщение, наслаждение, почти безбрежное… и ярость. Я оттолкнул от себя руку Мастера и впился в его горло, ощутив собственные клыки. Это было страшно и одновременно забавляло. Тело Мастера рванулось подо мной, но я становился, казалось, сильнее Грохот его сердца раздавался в моих ушах, как огромный колокол… И вот я ощутил запрет…Нельзя…Что-то затрепетало внутри Мастера…И это «что-то» нельзя было трогать…Но искушение было таким сильным… - Эмеральд…Прохрипел Мастер – Тебе нельзя касаться этого…Остановись… И тут я решился. Подняв голову, я взглянул в его угасающие глаза. - Это не тебе решать!- Издевательски рассмеялся я и …с силой впился в открытую, пульсирующую рану на горле. Крик Мастера перешел в визг, потом в хрип, затем все стихло… Я поднялся на ноги, шатаясь, будто как следует, принял на грудь. Внутри бушевала чудовищная, непонятная сила. Эта сила вырвалась наружу, холодом обожгла кожу… Тело Мастера разлетелось даже не на куски, а на клочки. Меня окружило изумрудное сияние…Это было так приятно, словно стоишь в море и волны слегка покачивают тебя…Я расслабился, позволяя волнам уносить меня от берега… Изменилось все… или я стал видеть иначе? Глубже, яснее, проникая в суть вещей… Наслаждаясь этими неведомыми прежде ощущениями, я почти отключился, вскользь заметив, что стены раздевалки забрызганы кровью…Ну и черт с ним! Сейчас мне ни о чем не хотелось думать… …Резкий звук открывающейся двери ворвался в мое затуманенное сознание…Свет… Две фигуры… - Рик!!!- Голос Андре прогремел, как выстрел – Рик!!! Я пришел в себя …Андре и Джей с тревогой смотрели на меня, а потом …Джей рванулся ко мне, Андре попытался меня удержать и они упали в это изумрудное свечение. Сила взревела, словно три бушующие стихии схлестнулись, сплелись, закружив нас троих…Дверь раздевалки сорвалась с петель…Зазвенели выбитые стекла, дрогнули стены…и…тишина. - Пошли отсюда! – Решительно сказал Андре – Ни к чему попадаться копам на глаза! - Да уж! –Джей обвел глазами окровавленные стены и пол.- Сваливаем! Да и душ нам сейчас не повредит! - Едем ко мне? – предложил я и Андре согласно кивнул. Мы метнулись прочь… Джулиан Вентру Домой я вернулся, едва не валясь с ног от усталости. Владислава не было, Анжелы то же. На столе я обнаружил записку. Двойняшки решили уехать на время из города. Что ж в свете последних событий, разумное решение. Взглянув на себя в зеркало, я выматерился. И как еще от меня прохожие не шарахались? Одежда заляпана кровью, лицо бледное, как мел, глаза безумные…Мда-а-а с такими пятнами в химчистку шмотки не сдашь! Замучают вопросами. А мне неохота с копами объяснятся. Меня разобрал смех. Школьник-старшеклассник, вашу мать! Раздевшись до пояса, я понес вещи в ванную. Остается надеяться, что они не безнадежно испорчены. Войдя в гостиную, я ощутил что-то странное, какой-то поток Силы. Кожу словно покалывало миллионами иголочек. Оглядевшись, я ничего не увидел. Следующий шаг оказался роковым. Меня скрутило в дугу и швырнуло на пол. Перед самым своим носом я увидел черту и какой то символ. С трудом приподняв голову, я увидел, что лежу в кругу, нарисованном на полу. Почему я не заметил его раньше? Ответ пришел в виде седовласого из Совета. Он вышел из темного угла комнаты, будто соткавшись из теней. Зуб даю, он там торчал все это время, ожидая, когда же я попадусь. Паучара хренов! - Ты слишком шустрый, мальчик! - с ноткой злорадства в голосе сказал он - Но опыта не хватает. Если даже ты сумеешь выбраться из моей ловушки, то это научит тебя и твоих друзей более уважительно к нам относиться! Прощай! Боль обрушилась на меня сразу же, как только он исчез. Я заорал. Это было невыносимо, чудовищно. Меня корчило и ломало, как в припадке. Не помню, что я крикнул, в этой агонии, но вдруг на меня обрушилась тьма…Нет, даже не тьма, а ТЬМА! Вековечный Мрак и я падал в него, растворялся и одновременно оставался цельным. Боль отошла на второй план. Водоворот слепящей тьмы, шелест каких-то голосов, мириады образов…Мне стало страшно за свой рассудок, ведь многому из того, что я видел не было даже названия! Я захлебывался мраком, сознание отказывалось воспринимать происходящее.И одновременно я начал чувствовать себя частью этого Вселенского Мрака, понимать его, очередная волна образов хлынула в мой мозг и … Я отключился… Очнулся на рассвете. Отдохнувший и полный странных ощущений. Я вновь изменился. Поднявшись с пола я огляделся. Пентаграмма буквально обуглилась, оставив глубокие следы на полу. Я почувствовал, что улыбаюсь. Мне захотелось проверить, что еще изменилось. Я вышел в прихожую и подошел к зеркалу. Оттуда на меня взирал молодой человек, с моими чертами лица, но в них что- то изменилось. Что-то неуловимое, какая-то незавершенность, неправильность исчезла. Будто за ночь кто-то довел их до предельного совершенства. А глаза…Черт, хоть круглосуточно в очках ходи! Нет, внешне и цвет и форма остались те же, но из них теперь смотрел тот самый мрак, в котором я тонул эту ночь. В них застыла полночь…Мне стало не по себе. - Зараза! – С чувством рявкнул я, и зеркало взорвалось, осыпав меня осколками. Не знаю почему, но это меня развеселило. Потом я вспомнил седовласого. Эта мысль вызвала у меня недобрый смешок И седовласый не замедлил появиться. Наверное, решил проверить результаты своих усилий. Ну-ну! - Значит, ты вырвался.- Констатировал он в голосе явственно слышалось неудовольствие от этого факта. Я ответил не оборачиваясь. - А вы в этом сомневались? – Тихий смешок и он занервничал. Хм, я бы то же занервничал от такой интонации! Вот уж не думал, что услышу подобное по эту сторону Адских Врат! А тем более буду САМ так смеяться! - Ты талантлив – это несомненно. Кое-кого в Совете это не обрадует, когда я им это сообщу.- Бросил он злобно. Я медленно обернулся, продолжая улыбаться. - ЕСЛИ сообщите. Ведь вы же не хотите ссориться с таким подающим надежды молодым дарованием? – Издевка в моем голосе была просто запредельной. Он отшатнулся, едва не вскрикнув. Лицо его приобрело зеленоватый оттенок, и это вызвало у меня новый приступ мрачного веселья. - Что…Кто?..- Я одарил его своей «фирменной» усмешкой. - Вы же знаете. Видите. – Я фамильярно обнял его за плечи, он сжался. Интересно, почему я вызываю у него такой страх?– Вы хотели убить меня, но сделали сильнее. Я не забываю услуг. Пусть даже и невольных. – Он отстранился. - Ты забываешься! – Рявкнул он, но его страх ощущался почти на ощупь. Черт! Да его ужас можно было просто резать ножом! Настолько сильно я его ощущал в окружающем пространстве. - Я? – Мой голос полоснул лезвием и по его шее потекла кровь. Ух ты! Это мне по вкусу! Хорошая способность! Он ахнул, схватившись за пораненное место. - Вы забываетесь! – Рявкнул он, глядя на меня округлившимися глазами. Ну все, шутки кончились. Это ВЫ забываетесь! И не заставляйте меня указывать вам ваше истинное место! – Я слышал себя как будто со стороны.- Мне кажется, Совету будет небезынтересно узнать, откуда у вас взялась сила, подарившая вам кресло в Совете? Вы же не жаждете стать объектом Кровавой Охоты? Диаблери вам не простят, дорогой мой.- Голос у меня звучал почти нежно, я бы даже сказал – чувственно. Он позеленел еще сильнее. - Ты изувер! Откуда ты это узнал? - Неважно. - Я вновь улыбнулся. – Но теперь, прежде чем переходить мне дорогу, задумайтесь – ЧТО ЕЩЕ я могу знать! Ступай! Он ушел, шатаясь как смертельно раненый, а я опустился на пол и задумался. Что со мной произошло? Почему он испугался? И откуда я узнал о том, что сказал ему? И что, черт возьми, происходит?!!! Естественно, на эти вопросы мне никто не ответил. Послонявшись еще немного по дому, и зашвырнув, наконец, испачканные вещи в машину-автомат (не без надежды, что пятна все же отстираются), я решил съездить к Ричарду. Не мешает узнать, как дела у моего дружочка! Я вновь предпочел не пользоваться своим транспортом. После визита этого типа из Совета, можно ожидать любой пакости, даже такой пошлости, как испорченные тормоза или взрывчатка. На такси я добрался о дома Рика. Открыв дверь, я понял, что он дома. Об этом ясно свидетельствовала брошенная у двери обувь. Бруджа я обнаружил спящим на диване. Вид у него был усталый даже во сне. Видать нелегко ему пришлось. Я сел в кресло и погрузился в собственные мысли и ощущения. Хотелось разобраться, что еще во мне изменилось. Из состояния самоанализа меня вывел проснувшийся Ричард. Гибко потянувшись, он сел и вздрогнул от неожиданности, заметив меня. - Фу ты! Привидение! Давно сидишь? – Широко ухмыльнулся он. - Пару часов. Уходили тебя, судя по всему, капитально. Спишь как убитый! – Я подмигнул – Как дела? - Клан мой. С нами Луис и Рустам. – У меня потеплело на душе. Старая гвардия и тут не расстается. Кстати, надо что-то решать с учебой. При таких раскладах, она как пятое колесо в телеге. - Прекрасно. Пойдем, чего ни будь сообразим поесть. У меня то же неспокойная ночка выдалась! – Видимо что-то изменилось во мне при этих словах, Рик вдруг отшатнулся с глухим вскриком. - Джей! – я бросился к нему, еще не понимая и тут от него ударила изумрудная волна, что-то во мне откликнулось, в комнате потемнело. Мы стояли в этом вспыхивающем изумрудными огнями мраке и смотрели друг на друга. Смотрели и боялись пошевелиться. - Что это такое? Что с нами?! – Выдохнул Ричард. - Не знаю, Эмеральд. – Отозвался я и вздрогнул, я не знал этого слова! И почему я так назвал Ричарда? Он нахмурился. - Что? Как ты меня назвал? – В его голосе прозвучали нотки, которые мне совсем не понравились. Это был гнев и угроза. - Эмеральд. Но можешь меня убить, если я знаю, что это слово означает! Со мной такое с утра. Говорю, а откуда знаю?.. - Напряжение стало спадать. В комнате вновь посветлело. - Так меня называл тот, кто меня обратил. – Сказал Рик. Мы отправились на кухню. Изрядно опустошив холодильник мы поделились своими историями. - Андре в шоке будет! – Резюмировал Ричард. - Угу.- Кивнул я.- Слушай, развеяться не хочешь?- Мне в голову пришла идея. – Хочу посмотреть, как мои приказы выполняются. – Ричард широко улыбнулся. - Хорошая мысль! Ты на машине? - Нет. После нынешних «визитов» я ее сначала проверю. Спустя полчаса мы входили в «Роялз». Охрана на дверях была уже другая. Эти даже рта не раскрыли. Мы с Ричардом проследовали в давешний зал. Нарду там было намного меньше, чем в прошлый мой визит, да и перемены были разительные. Все помпезные драпировки и ковры были убраны. Пахло свежей краской, лаком и прочими атрибутами стройки. Возвели уже несколько перегородок. Тут, как чертик из табакерки возник тот самый шустрый малый, первым принесший мне присягу. - Приветствую, мой Князь. Я решил на свой страх и риск перепланировку тут сделать…- Он умолк, ждал реакции. И ждал со страхом. - Правильное решение. А теперь ответь мне на один вопрос. - Слушаю. – По его лицу мелькнула какая-то тень. Нервничает? - Кто из Совета был здесь после моего ухода. Лгать не советую. – Он помялся – Я жду. Рик шагнул вперед. - Парень, советую признаться. Здоровее будешь! – предельно спокойно проговорил он. - Да. Сразу после вашего ухода…- С каждым словом он становился все бледнее и бледнее. - Успокойся. Я знаю, что монстроеды из Совета вам не по зубам. Поэтому мы заключаем союз с кланом Бруджа. Их новый Князь перед тобой. Кстати, как тебя звать? - Найджел. - Так вот, Найджел. В следующий раз, когда кто-то из них объявиться НЕМЕДЛЕННО извещать меня или его. Вскоре к нам должны присоединится Джованни. Это серьезная заявка Совету. Так, и еще: охрану сменить полностью, обсудишь это с Ричардом. Список неблагонадежных представишь сегодня же вечером. И не вздумай преследовать личные интересы. Месть местью, но за интриги шкуру спущу! – Найджел кивнул. - Усек. - Кстати, приглядись как следует ко всем. Нам здесь шпионы Совета не нужны. – В этот момент Ричард как то странно выпрямился. По залу будто сквозняк пронесся и нескольких окутало изумрудно-зеленое свечение. Я тут же понял, что сделал Рик. - Взять! – Тихо приказал я. Ричард проговорил странным, глубоким как море голосом. - Так будет выглядеть всякий, кто предаст клан, либо шпионит на кого-то. - Спасибо. – Я обнял Ричарда за плечо. – Что бы я без тебя делал? - Пропал бы! – Ухмыльнулся Ричард, становясь прежним. Предателей между тем скрутили. Найджел мне все больше нравился. Он успевал повсюду, но доверять? Нет, о доверии говорить еще рано. Я обратился к своему новоявленному помощнику. - Есть здесь помещение, где мы можем интимно побеседовать с этими ребятами? - А как же! – Найджел подмигнул. – Веди, и захвати пару толковых ребят. Ричард тихо мурлыкал какой-то мотивчик. Да, мы определенно начинаем находить вкус в подобной жизни! |
Demonikus Sant |
дата: Triodiablo - Маскарад Война с Сабботом (рассказ 2) Джулиан Вентру -------------«»------------ Если бы тогда, много лет назад, я знал, куда заведет нас банальная уличная драка, то, возможно, и не полез бы. Хотя, кому я вру? Полез бы все равно! Наша троица – я, Ричард и Андреас вечно искала приключений, естественно, их находила. В те годы, несмотря на нежный возраст – каких-то 15 лет, я был уже достаточно повидавшим жизнь молодым человеком. Мои родители погибли, когда мне было 6, а вскоре погиб, а точнее, был убит и мой дядя. В итоге, у меня на руках осталась пятилетняя Анжелина и ее брат-двойняшка – Владислав. Опекуны меня не впечатлили, а отцовское воспитание успело приучить к ответственности. С тех пор я держал в поле зрения все их перемещения. С Риком мы снюхались тогда же, а Андреас…тот вообще, отдельная история. Хотя судьбы у нас похожи. В тот день меня мучило неясное предчувствие. Я рявкнул на кузину (честно сказать, ей давно пора объясниться с Риком, а не собачиться!) и отправился бродить по городу. Обычно, это меня успокаивает. На душе было паршиво. Промаявшись до вечера, я решил наведаться к Ричарду. Он уже должен был явиться с тренировки. В паре кварталов от его дома я увидел небольшую толпу. Резкий, знакомый голос хлестнул по нервам. Эту шайку я знал. Те еще отморозки! А голос принадлежал Рику. И, похоже, он был взбешен до крайности. Мысленно поздравив себя с тем, что на мне сегодня мотоциклетная куртка, а не плащ, я направился туда. В полумраке блеснуло лезвие. Так, дело осложняется. - Замри! – Я сказал это негромко, но отморозки услышали. На лицах проступила неуверенность и опаска. Еще бы! У меня вообще репутация та еще! Под стать внешности. Родители-мадьяры наградили меня светлой кожей, гривой черных, как смоль волос, янтарными глазами. Мне говорят, что я красив, и я с этим соглашаюсь. Хотя такая контрастность и черты лица – достаточно резкие, но не грубые, делают мою внешность несколько экзотичной. Демонической. За что и схлопотал кличку – «Сатана». Сначала бесился из-за этого, а потом осознал выгоду. А так как рост у меня под два метра, плюс, соответствующий имидж… На нервы давит - будь здоров! Вот и сейчас, эти недоумки невольно попятились. - Не лезь! – Вякнул один из них.- Это наше дело! - Да-а-а? - Я протянул это нарочито нежно.- А я так не думаю. Что вам от него нужно? - Тебя это не касается! – Ко мне шагнул плечистый шатен с цепью в руке. Его зеленовато-голубые глаза горели злобой. Артур. Теперь ясно в чем дело, но это явно не его день. Этому уроду не следовало приставать к моей кузине. - Ба-а-а! На ловца и зверь бежит! – Мышцы лица сложились в привычную полуулыбку-полуоскал. Анжела говорит, что это жутко выглядит, но я ничего не могу с собой поделать. Когда бешусь, как-то само по себе выходит.- Артур, ты мне уже второй раз переходишь дорогу! В ответ он махнул цепью, я перехватил ее и ударил в ответ. До моего слуха долетело разъяренное шипение Ричарда, чей то вопль… Я не глядя метелил по ком попаду, а кулаки у меня, да и все остальное – под стать росту. Это Ричард – гибкий, стройный, но мускулистый. Смуглый, будто днями на пляже валяется. Волосы мягкие, темные, чуть вьются. Брови вразлет, ресницы как опахала, тонкие черты лица, темно-крие, бархатные глаза – утонуть можно! Красивые, чувственные губы. Первый красавец школы, а чего вы хотели? Но под всем этим – стальные мышцы, молниеносная реакция и холодный, расчетливый ум. Нас уже начинали одолевать, когда грянул выстрел. Все замерли. В нескольких шагах стоял Андреас. Предельно спокойное лицо и рука, сжимающая пистолет. - Назад! – Слово полоснуло бритвой. – Джей, Рик, идите сюда. Первому, кто шелохнется кроме них – пуля в лоб. Андреас – итальянец. Он блондин с темными глазами. Сложен как бог. Литые плечи и величественность льва. Перечить ему не посмели. Знали, что дважды он не повторяет. - Вечно приключений ищете! – Буркнул он. Рик фыркнул. - Мы? Они сами нас находят! – я обнял его за плечо. Рик прильнул ко мне. Да, изрядно ему досталось. Ох, и доберусь я до этого Артура и его банды! Мы прошли уже почти квартал, когда Андре попросил нас подождать его пару минут. Меня снова охватило неприятное предчувствие, когда он скрылся в переулке. Внезапно до нас долетел какой то странный звук. - Что это? – Рик посмотрел на меня. - Что-то с Андре! – Мы бросились туда. Что-то блеснуло у стены. Я подошел и меня прошиб холодный пот. На асфальте лежала «Берета» Андреаса. Я и сам не понял, как в моей руке оказался нож, а я – рядом с Ричардом. Вокруг было тихо, как в морге. Рик нервно оглядывался. - Куда он мог деться? - Не знаю. Но здесь Андре уже нет. Рик, обыщем здесь все, но не отходи от меня далеко. Я не хочу, чтобы и ты во что ни будь влип! Пол часа мы осматривали этот тупик, но кроме кошек никого и ничего не нашли. В ту ночь Ричард остался у меня. -------------«»------------ Андреас объявился через два дня. Молчаливый и повзрослевший. Как-то странно изменившийся. В его движениях появилась неосознанная угроза. На все вопросы он отвечал: «не сейчас», «потом». Мы с Риком ничего не понимали. Не выдержав, я ушел домой. А дома… Дома меня ждал сюрприз. Войдя, я увидел высокого мужчину, судя по внешности – мадьяра. Безупречный черный костюм из тех, что шьются на заказ, длинные волосы ниже лопаток. Он стоял так неподвижно, что казался статуей. Его темно-зеленые глаза были бесстрастны и бездонны. Красив он был до боли. - Я ждал тебя, Джулиан. – Сказал он. - Кто вы? – Незнакомец повернулся с текучей грацией, и я понял – он не человек. Кто угодно, но не человек. - Вспыльчив. Нетерпелив. Как твой отец когда-то. Настоящий Вентру. – Он, казалось, забавлялся. - Что вам нужно! Кто вы? – Я начал злиться. - Я – Князь клана Вентру. И член Большого Совета. Я давно наблюдал за тобой, Джулиан. – Все это напоминало мне дешевый фильм. Это походило на бред. А он продолжал.- Теперь настала пора тебе принять свою судьбу. Судьбу твоего рода. - Тебя забыл спросить! – Огрызнулся я.- Что ты сделал с Андре?! - Не я. Мастер Андреаса – Князь Джованни. Он теперь принадлежит к клану своего отца. – Я оцепенел. - какие такие Джованни? - Ты это скоро узнаешь. Позже. А сейчас… – Он вдруг метнулся ко мне. Я не увидел движения, но шарахнулся в сторону. Его рука поймала меня за плечо, и я влип в стену. Дыхание перехватило. Он нагнулся ко мне. - Не сопротивляйся. Это бессмысленно. – Князь улыбнулся, показав клыки. – Ты – Вентру и примешь это, хочешь ты того или нет! – Я ударил его в лицо кулаком, он зашипел и рванул куртку. Она поддалась, как бумага. Руки князя сжали меня стальными обручами. Горло пронзила боль, меня выгнуло. Я боролся, что было сил, но тщетно. Леденящий холод разливался по жилам. Слабость придавила меня к полу. По губам потекло что-то теплое, прорывая туман надвигавшейся смерти. Я облизнул губы и понял, что если не напьюсь, то сойду с ума. Ко рту прижалась рука. Я ухватился за нее и стал жадно пить. Из тумана проступило лицо князя Вентру. - Пей, дитя мое! – шепнул он. Злость окатила меня горячей волной. Я отстранился. - Ты еще голоден. Пей! – Он был настойчив. Я ощутил клыки. Они как будто вибрировали от голода. Я улыбнулся и шепнул ему на ухо. - Хорошо, как скажешь! – И всадил клыки ему в горло. - Ты хочешь так, злой мальчишка! – Он веселился, не понимая, в какой капкан угодил. Наконец, он попытался высвободиться. – Довольно. Но не тут-то было. Я вцепился в него как клещ. Повалив на пол. Кровь опьянила меня, вызывая ощущение охватившего мое тело пламени. Но оно не жгло. Оно было частью меня. Оно было мной. Я рвал его шею, захлебываясь глотал. Млея от сладко-соленого вкуса. - Хватит! – Прохрипел Вентру, все еще не понимая, не желая верить. Что его создание убивает его. А я все пил. – Джулиан! – Он рвался уже всерьез, я вжимался в него, гром ударов его сердца оглушал. Оно билось все реже и реже. Кровь князя залила мою шею. Вдруг я ощутил что-то более глубокое. Самую суть его существа и понял: это трогать нельзя. Я разжал хватку. Князь упал на пол. Он еле шевелился. Я осушил его почти до дна. Меня трясло. Подойдя к столу, я достал пистолет. - Вам не стоило трогать меня и моих друзей. Может ты меня и сделал Вентру, но командовать мной ты не будешь! – Князь попытался встать, но я нажал на курок. Голова вампира разлетелась вдребезги. Что бы там не говорили о бессмертии. А жить без головы – затруднительно. - Ну, и что ты сделал? – голос Андреаса заставил меня вздрогнуть. Я обернулся. - Разве не видишь? Я убил его. – Мой голос был ровен. Андре улыбнулся. - Какое совпадение! Я своего – то же! Мы понимающе переглянулись. Тело князя рассыпалось в прах. - Скатертью дорога! - Фыркнул Андре. Я рассмеялся, и замер от внезапной мысли, повергшей меня в ужас. - О, господи! Ричард! – Мы ринулись в гараж, но я чувствовал. Что мы уже опоздали. -------------«»------------ Я остановил машину у дома Рика. Проверив тайник, я похолодел. Ключ был на месте. Рик домой не возвращался. Мы с Андре помчались в спортклуб. Пусто. - Школа! – Бросил Андре. Я кивнул. В школу мы проникли через окно. Какая-то сила тянула меня к спортзалу. Возле раздевалки мы замерли. Из-под двери одной из них струился изумрудный свет. Я распахнул дверь. Кажется, Андре вскрикнул. Рик парил в воздухе, окруженный сияющим изумрудным ореолом. Его глаза невидяще смотрели в потолок. И еще… Они были изумрудно-зеленого цвета. А не темно- карие, как обычно. На полу под ним была кровь, и не только на полу. Она покрывала стены и дверь. Рик был полуобнажен, на шее медленно исчезала рана. - Рик! – Вскрикнул Андре.- Рик! – Я рванулся к Ричарду. - Стой! – Андре попытался меня удержать, и мы, поскользнувшись, упали в это сияние. Ощущение было непередаваемым. Вокруг Андреаса вспыхнул ослепительный свет, а меня будто вновь окутало пламя. Глаза Ричарда приобрели осмысленное выражение, оставаясь изумрудными. Сила бурлила вокруг нас, переплетаясь, сливаясь. Кажется, я завопил. Нас будто закружил смерч. Дверь вылетела, сорванная с петель. Зазвенели. Взрываясь, стекла и вдруг… Все стихло. Мы упали на пол. Измученные, перемазанные в чужой крови и не понимающие, что с нами. Я притянул к себе Рика, а Андре обнял нас за плечи. - Пошли отсюда!– твердо сказал Андре - Ни к чему попадаться копам на глаза. - Да уж! – Я кивнул.- Сваливаем! Да и душ нам сейчас не повредит. - Едем ко мне? – Предложил Ричард. Андре согласно кивнул. Мы поспешили убраться из школы поскорее. Так как издалека доносился, нарастая, вой сирен. Приехав к Ричарду, и отмыв машину (салон пострадал на удивление мало, учитывая наш вид) мы отправились в душ. Проторчали мы там часа полтора. Потом, отыскав среди вещей Ричарда более менее подходящие штаны (его футболки на нас с Андре просто не налезли бы) мы переглянулись. - Надо бы поесть! – подал голос Андре. Я задумался. Учитывая. Кто мы теперь… - Неужели ты …- Рик не договорил, его прервал хохот Андре. - Я?! Да я безумно хочу жрать! И не смотри на меня такими глазами! В крайнем случае, сойдет пара бутербродов! – Мы с Ричардом рассмеялись с явным облегчением. - Обследуем холодильник! – И хохотом мы ввалились в кухню. Уплетая то, что отыскалось у Рика в доме, Андре подмигнул. - У меня есть дела. Рядом рассмеялись с явным облегчением. - Обследуем холодильник! – И хохотом мы ввалились в кухню. Уплетая то, что отыскалось у Рика в доме, Андре подмигнул. - У меня есть дела. Надо найти остальных. Тех, кто нам так удружил. Но это отложим на денек! – Он взял телефон, набрал номер, и что-то быстро кому-то сказал. Ричард задумчиво смотрел на Андреаса. Тот толкнул его локтем в бок. - Эй! в большой семье … не щелкают! – Мы с Андре рассмеялись, Рик налег на еду. В моей голове роились мысли. Я понимал, что мне придется обратить кузину и ее брата, иначе это сделают за меня. -------------«»------------ Следующим вечером я отправился к Владлену. Это мой друг. Его прозвали «Вервольфом» за потрясающую способность возникать из ниоткуда и волчье чутье. Он и внешне напоминал волка. Особенно глазами. Мы – земляки и дальние родственники. Дверь была открыта. Владлен сидел перед телевизором и бодро потреблял ужин. Теперь я понял, что не ошибся в своих предположениях. Владлен то же был вампиром. Но, почему-то казался иным. Не таким как я.- Владлен, это я!- Окликнул я его, постучав по двери. - Я слышал тебя еще в прихожей, Джей. Садись – Он отставил тарелку с бифштексом по-татарски и внимательно посмотрел на меня. - Так, так! – Протянул он. – А я то думал. Когда до тебя доберутся? И кто? - Вентру. – «Вервольф» кивнул. - Неплохо. Тебе нужна информация. – Это было утверждение. - Да. – В течение следующих двух часов Владлен мне рассказывал о законах, обычаях, кланах, о Даре Каина, жизни и истории каинитов. Сам он оказался из клана Джангрел. И одна из тех новостей, которые он мне сообщил, была та, что я убил главу клана и теперь должен либо занять его место, либо умереть. И чем быстрее я с этим разберусь, тем лучше. Совет в любой момент может объявить на нас Кровавую Охоту и тогда он не даст за нашу жизнь и ломаного гроша. - Владлен, а кто еще из наших …- Я осекся. Трудно было произнести это слово – «вампир». Отдавало фильмами ужасов. - Глэкен – Носферату, Стефан и Брайс – Тореадоры, я – ты знаешь, Тед - Ласомбра. - И давно? - Прилично. Глэкен идет к захвату власти, но пока он еще не готов. «Рыжик» и «Малява» - те, вообще, темные лошадки! - Если мы …- Я едва не выругался. Надо же так проговориться! Владлен поднял бровь. - Мы? Кто еще влетел? - Ричард – Бруджа. Андре – Джованни. - Андре, в смысле – Мануэль? - Да.- Мануэль – одно из родовых имен Андреаса. – И они то же разделались со своими… - Мастерами. – Владлен выругался.- Совет на уши встанет! Я помогу, чем смогу, но вам придется туго. Поговори с Брайсом и Стефаном. Тори много знают о тайнах крови. – Я встал. - Спасибо, «Волчара»! - Всегда пожалуйста. Если чего вынюхаю – скажу. Я отправился к парням. Новости их ошарашили. - Что делать будем? – Спросил Ричард. - Лично я последую совету «Вервольфа». -------------«»------------ Тем же вечером, мы, переговорив с Тори, отправились в гигантский кондоминиум на юго-востоке города. Появление нас троих повергло собравшийся та Большой Совет в состояние шока. От нас явно не ожидали такой прыти! Наконец, один из них, мужчина с очень смуглой кожей произнес. - Вы – новообращенные, из-за которых мы сегодня пришли сюда. – Рик нехорошо улыбнулся. - Значит, представляться не нужно. - Вы нарушили наш закон. – Подал голос крупный, седой мужчина с сединой на висках. - Разве? – Я был само спокойствие. _ На тот момент я уже не был человеком, но еще не стал каинитом. Будем буквоедствовать или вы признаете наши права? - Каков нахал! – в голосе первого позвучало восхищение - Каков есть! - Итак? – Андре обвел Совет взглядом.- Вы признаете нас князьями Вентру, Бруджа и Джованни? - Но вы – новообращенные! – Встряла женщина. Прекрасная, как богиня, но холодная, как статуя. - Как удержать власть – это уже наша проблема. – Отрезал Андре. - А не слишком ли вы молоды, для такой ответственности? – Усмехнулся седоватый. - Если нас сочли взрослыми для обращения, то почему мы молоды для власти? – Я одарил их «фирменной» улыбкой и добавил. – У нас же хватило сил разделаться с нападавшими и при этом не совершить Диаблери! – Они обомлели. - Кто…- начала было женщина, но смуглый заставил ее замолчать, искоса глянув на нее. - не будем спорить. Вы доказали свою силу. Хорошо. Теперь продемонстрируйте ум. Сумеете удержаться – отлично. А не сумеете …- он лишь усмехнулся, но от этой усмешки мне стало не по себе. – В конце концов, я не сторонник крайних мер.- Продолжал он.- И если можно избежать кровавой Охоты, то так тому и быть. Мы повернулись, и вышли не прощаясь. Что-то мне подсказывало. Что они нам стали врагами еще до нашего рождения. Но почему? -------------«»------------ Я вернулся домой, и застал там Владислава. Он был бледен, как мел. - Что случилось? - Анжела…Она…- Влада трясло, он еле стоял на ногах. – Я не смог им помешать. Их было слишком много… - Кто? И как давно? – Ответ я уже предвидел. - Минут десять назад. Артур. Джей, они втащили ее в машину и увезли, пока я дрался с остальными. Их человек двадцать… - Я увидел кровавое пятно, расплывающееся на полу. Кровь капала с пальцев правой руки кузена. Явно повреждены вены и сильно. - Ты ранен! – Я подхватил его, ноги Влада уже не держали. – А на скорую времени нет. Да и с полицией объясняться некогда. - Пусть. Лишь бы ты успел спасти Энджи. Если выхода нет, то пусть лучше я умру. Но она будет цела и невредима. – Он побледнел еще сильнее, но нашел в себе силы улыбнуться. - Выход есть! – Я принял решение.- Только не пугайся, и ничему не удивляйся. – Я обнажил его горло. Владислав посмотрел на меня сияющими глазами. - Я знал. Что ты не такой, как все. Чувствовал! Через десять минут мы вылетели из дома, а еще через некоторое время были на даче Артура. В окно я увидел комнату. Эти отморозки играли в карты. Я догадывался, что, а точнее – кто был ставкой в этой игре. В кресле лежала бесчувственная Анжелина. Меня это устраивало. Не нужно ей видеть, что будет дальше. - Идем, Влад. Дадим им жару! К тому же тебе надо подкрепиться! Дверь я вынес вместе с косяком. Артур вскочил. Он что-то крикнул, но я не стал слушать. Меня охватило холодное бешенство. Я ударил первого нападавшего, услышав, как хрустнули ломающиеся ребра. Он замер, изо рта медленной, тягучей волной выплеснулась кровь. Хрипя, он осел на пол. Ударом ноги, я проломил ему череп. Голод пронзил меня как клинок, я ощутил клыки и рванул к себе следующего. Тот тонко завизжал, когда я разорвал ему горло. Сзади донеслось торжествующие шипение Влада, и захлебнувшийся вопль. Да, похоже, кузен изрядно голоден! Артур стоял бледный как полотно. - Так не бывает…- прохрипел он. - Готов поставить на это свою жизнь? – Ухмыльнулся я. Дальше Артур совершил, наверное, самый умный поступок за всю свою жизнь. Он сиганул в окно. Что было дальше, я плохо помню. Окончательно я пришел в себя дома у двойняшек. Влад нервно курил у окна. Он выглядел как наркоман, принявший ударную дозу. Анжела спала. Похоже, эти уроды ее чем-то накачали. - Владислав, пока Анжеле ничего знать не нужно. Я обращу ее немного позже. А пока, займусь еще кое-кем. Любые свои действия согласовывай со мной. – Я говорил тихо, опасаясь разбудить кузину. Мало ли что. Влад кивнул. – И еще. – Я вкратце объяснил ему что и как. – Будь осторожен, братишка. - Всегда!- ухмыльнулся Владислав. Похоже, ему нравилось то, кем он стал. -------------«»------------ Через некоторое время я вновь был у дачи Артура. Там уже вовсю суетилась полиция и репортеры. Долго же их эскулапы будут ломать головы, кто мог нанести такие раны? У многих из них были зеленоватые физиономии. Да, зрелище мы с Владом оставили не для слабонервных. Я принял решение не терять времени. Ночной клуб «Ройалз» - вот что было моей целью. Я собирался взять власть в клане сегодня. Переодеваться не стал. Чутье подсказывало, что это не последняя драка на сегодня. Не подумайте, что я маньяк какой-то. Просто ситуация такова, что либо я запугаю всех до полусмерти, либо меня сожрут с потрохами. Охрана клуба попыталась задержать меня. Я открыл дверь ими. Похоже, обоим светит больница, если не морг. Я направился вглубь. За хорошо замаскированной дверью в кабинете управляющего я обнаружил еще один коридор. Оттуда доносились голоса. Я остановился на пороге помещения, напоминавшего тронный зал. Тошнотворная претенциозность! На возвышении в антикварном кресле развалился высокомерного вида тип. Он что-то втолковывал остальным. - И я, как Князь Вентру…- донеслось дол меня. Что ж. Мой выход! - Тебя уже утвердил Совет? – Я сказал это громко и насмешливо. - Это дело времени. – Ответил он, и уставился на меня. – А ты еще кто такой?! – Я направился к нему. - Времени, как раз у тебя и нет, дружок! – Вокруг меня раздался гул голосов. Я обвел их взглядом и негромко приказал. -Молчать! – В этот момент мне показалось, что от меня ударил хлыст раскаленного ветра. Раздались вскрики, но тишина наступила гробовая. Вдруг один из толпы шагнул вперед и, преклонив колено, протянул мне руку, обнажив запястье. - Моя верность, моя жизнь и моя кровь принадлежит вам, мой Князь.- Произнес он. Я смерил его взглядом. - Догадливый. Далеко пойдешь. Встань, твоя клятва принята. – Мой конкурент вскочил. - Изменник! – Взвизгнул он. – Что вы стоите?! Взять их! – И это Князь? Фу! Несколько типов, стоявших неподалеку от этого шута горохового двинулись ко мне. Я усмехнулся. Подняв руку, резко разжав ладонь. Тугой кулак Силы размазал их по полу. У одного шея изогнулась под неестественным углом. Он сучил ногами, как паук. Второму оторвало руку и сломало обе ноги. Рука копошилась в стороне. Третий, бывший ближе всех не подавал признаков жизни. Я подошел ко второму. Посмотрел ему в глаза. Ледяная ярость выплеснулась наружу. Достал меня этот день! Я поднял его и, схватив за волосы начал медленно сгибать назад. Он завопил. Это вызвало у меня приступ мрачного веселья. Я ответил на его вопли таким смехом, что от меня шарахнулись. Раздался треск. Я перехватил свою жертву и ударил о колено, разрывая пополам. Кровь хлестнула тугой струей по лицам неосторожных, стоявших слишком близко. Раздались крики ужаса. Кого-то вывернуло. Я обвел остальных взглядом. - Еще желающие есть? – Мой голос звучал буднично, будто я покупал пачку сигарет. Ответом была тишина. Я взглянул на «Князя» - Привести! – Бросил я. Приказ был исполнен с неимоверной быстротой. - Я признан Советом.- Сообщил я, лениво рассматривая его.- А ты – низложен. – Я вынул свой любимый нож (лезвие почти 40 см и острый, как скальпель) и одним взмахом отсек ему голову, левой рукой вырвав еще трепыхающееся сердце и отшвырнув его в сторону. - Убрать! – процедил я. – И привести здесь все в божеский вид. Мне пошлая показуха не нужна. К моему возвращению все должно быть идеально. В противном случае…- Я выразительно посмотрел на тела на полу. Потом перевел взгляд на того шустрого малого, сто первым сориентировался в ситуации. – Остаешься за старшего. Не разочаруй меня. – Я не стал объяснять, что и как я хочу. Пусть поломают головы. В случае чего, будет повод придраться. Я направился к выходу. -У-у-у, дьявол! – Послышался шепот за моей спиной.- Сатана! – Я обернулся. - И как ты догадался? – Улыбнулся я говорившему. – Именно так меня и прозвали. А имя – Джулиан. В будущем, не будь столь говорливым не по делу. Послушай доброго совета. – Я ушел, оставив их в шоке. Что ж. Клан мой. Переворот завершился удачно. В меру эффектно, в меру кроваво. Интересно, как там дела у моих дружочков? -------------«»------------ |
Demonikus Sant |
дата: Triodiablo - Маскарад Война с Сабботом (рассказ 2) Джулиан Вентру -------------«»------------ Если бы тогда, много лет назад, я знал, куда заведет нас банальная уличная драка, то, возможно, и не полез бы. Хотя, кому я вру? Полез бы все равно! Наша троица – я, Ричард и Андреас вечно искала приключений, естественно, их находила. В те годы, несмотря на нежный возраст – каких-то 15 лет, я был уже достаточно повидавшим жизнь молодым человеком. Мои родители погибли, когда мне было 6, а вскоре погиб, а точнее, был убит и мой дядя. В итоге, у меня на руках осталась пятилетняя Анжелина и ее брат-двойняшка – Владислав. Опекуны меня не впечатлили, а отцовское воспитание успело приучить к ответственности. С тех пор я держал в поле зрения все их перемещения. С Риком мы снюхались тогда же, а Андреас…тот вообще, отдельная история. Хотя судьбы у нас похожи. В тот день меня мучило неясное предчувствие. Я рявкнул на кузину (честно сказать, ей давно пора объясниться с Риком, а не собачиться!) и отправился бродить по городу. Обычно, это меня успокаивает. На душе было паршиво. Промаявшись до вечера, я решил наведаться к Ричарду. Он уже должен был явиться с тренировки. В паре кварталов от его дома я увидел небольшую толпу. Резкий, знакомый голос хлестнул по нервам. Эту шайку я знал. Те еще отморозки! А голос принадлежал Рику. И, похоже, он был взбешен до крайности. Мысленно поздравив себя с тем, что на мне сегодня мотоциклетная куртка, а не плащ, я направился туда. В полумраке блеснуло лезвие. Так, дело осложняется. - Замри! – Я сказал это негромко, но отморозки услышали. На лицах проступила неуверенность и опаска. Еще бы! У меня вообще репутация та еще! Под стать внешности. Родители-мадьяры наградили меня светлой кожей, гривой черных, как смоль волос, янтарными глазами. Мне говорят, что я красив, и я с этим соглашаюсь. Хотя такая контрастность и черты лица – достаточно резкие, но не грубые, делают мою внешность несколько экзотичной. Демонической. За что и схлопотал кличку – «Сатана». Сначала бесился из-за этого, а потом осознал выгоду. А так как рост у меня под два метра, плюс, соответствующий имидж… На нервы давит - будь здоров! Вот и сейчас, эти недоумки невольно попятились. - Не лезь! – Вякнул один из них.- Это наше дело! - Да-а-а? - Я протянул это нарочито нежно.- А я так не думаю. Что вам от него нужно? - Тебя это не касается! – Ко мне шагнул плечистый шатен с цепью в руке. Его зеленовато-голубые глаза горели злобой. Артур. Теперь ясно в чем дело, но это явно не его день. Этому уроду не следовало приставать к моей кузине. - Ба-а-а! На ловца и зверь бежит! – Мышцы лица сложились в привычную полуулыбку-полуоскал. Анжела говорит, что это жутко выглядит, но я ничего не могу с собой поделать. Когда бешусь, как-то само по себе выходит.- Артур, ты мне уже второй раз переходишь дорогу! В ответ он махнул цепью, я перехватил ее и ударил в ответ. До моего слуха долетело разъяренное шипение Ричарда, чей то вопль… Я не глядя метелил по ком попаду, а кулаки у меня, да и все остальное – под стать росту. Это Ричард – гибкий, стройный, но мускулистый. Смуглый, будто днями на пляже валяется. Волосы мягкие, темные, чуть вьются. Брови вразлет, ресницы как опахала, тонкие черты лица, темно-крие, бархатные глаза – утонуть можно! Красивые, чувственные губы. Первый красавец школы, а чего вы хотели? Но под всем этим – стальные мышцы, молниеносная реакция и холодный, расчетливый ум. Нас уже начинали одолевать, когда грянул выстрел. Все замерли. В нескольких шагах стоял Андреас. Предельно спокойное лицо и рука, сжимающая пистолет. - Назад! – Слово полоснуло бритвой. – Джей, Рик, идите сюда. Первому, кто шелохнется кроме них – пуля в лоб. Андреас – итальянец. Он блондин с темными глазами. Сложен как бог. Литые плечи и величественность льва. Перечить ему не посмели. Знали, что дважды он не повторяет. - Вечно приключений ищете! – Буркнул он. Рик фыркнул. - Мы? Они сами нас находят! – я обнял его за плечо. Рик прильнул ко мне. Да, изрядно ему досталось. Ох, и доберусь я до этого Артура и его банды! Мы прошли уже почти квартал, когда Андре попросил нас подождать его пару минут. Меня снова охватило неприятное предчувствие, когда он скрылся в переулке. Внезапно до нас долетел какой то странный звук. - Что это? – Рик посмотрел на меня. - Что-то с Андре! – Мы бросились туда. Что-то блеснуло у стены. Я подошел и меня прошиб холодный пот. На асфальте лежала «Берета» Андреаса. Я и сам не понял, как в моей руке оказался нож, а я – рядом с Ричардом. Вокруг было тихо, как в морге. Рик нервно оглядывался. - Куда он мог деться? - Не знаю. Но здесь Андре уже нет. Рик, обыщем здесь все, но не отходи от меня далеко. Я не хочу, чтобы и ты во что ни будь влип! Пол часа мы осматривали этот тупик, но кроме кошек никого и ничего не нашли. В ту ночь Ричард остался у меня. -------------«»------------ Андреас объявился через два дня. Молчаливый и повзрослевший. Как-то странно изменившийся. В его движениях появилась неосознанная угроза. На все вопросы он отвечал: «не сейчас», «потом». Мы с Риком ничего не понимали. Не выдержав, я ушел домой. А дома… Дома меня ждал сюрприз. Войдя, я увидел высокого мужчину, судя по внешности – мадьяра. Безупречный черный костюм из тех, что шьются на заказ, длинные волосы ниже лопаток. Он стоял так неподвижно, что казался статуей. Его темно-зеленые глаза были бесстрастны и бездонны. Красив он был до боли. - Я ждал тебя, Джулиан. – Сказал он. - Кто вы? – Незнакомец повернулся с текучей грацией, и я понял – он не человек. Кто угодно, но не человек. - Вспыльчив. Нетерпелив. Как твой отец когда-то. Настоящий Вентру. – Он, казалось, забавлялся. - Что вам нужно! Кто вы? – Я начал злиться. - Я – Князь клана Вентру. И член Большого Совета. Я давно наблюдал за тобой, Джулиан. – Все это напоминало мне дешевый фильм. Это походило на бред. А он продолжал.- Теперь настала пора тебе принять свою судьбу. Судьбу твоего рода. - Тебя забыл спросить! – Огрызнулся я.- Что ты сделал с Андре?! - Не я. Мастер Андреаса – Князь Джованни. Он теперь принадлежит к клану своего отца. – Я оцепенел. - какие такие Джованни? - Ты это скоро узнаешь. Позже. А сейчас… – Он вдруг метнулся ко мне. Я не увидел движения, но шарахнулся в сторону. Его рука поймала меня за плечо, и я влип в стену. Дыхание перехватило. Он нагнулся ко мне. - Не сопротивляйся. Это бессмысленно. – Князь улыбнулся, показав клыки. – Ты – Вентру и примешь это, хочешь ты того или нет! – Я ударил его в лицо кулаком, он зашипел и рванул куртку. Она поддалась, как бумага. Руки князя сжали меня стальными обручами. Горло пронзила боль, меня выгнуло. Я боролся, что было сил, но тщетно. Леденящий холод разливался по жилам. Слабость придавила меня к полу. По губам потекло что-то теплое, прорывая туман надвигавшейся смерти. Я облизнул губы и понял, что если не напьюсь, то сойду с ума. Ко рту прижалась рука. Я ухватился за нее и стал жадно пить. Из тумана проступило лицо князя Вентру. - Пей, дитя мое! – шепнул он. Злость окатила меня горячей волной. Я отстранился. - Ты еще голоден. Пей! – Он был настойчив. Я ощутил клыки. Они как будто вибрировали от голода. Я улыбнулся и шепнул ему на ухо. - Хорошо, как скажешь! – И всадил клыки ему в горло. - Ты хочешь так, злой мальчишка! – Он веселился, не понимая, в какой капкан угодил. Наконец, он попытался высвободиться. – Довольно. Но не тут-то было. Я вцепился в него как клещ. Повалив на пол. Кровь опьянила меня, вызывая ощущение охватившего мое тело пламени. Но оно не жгло. Оно было частью меня. Оно было мной. Я рвал его шею, захлебываясь глотал. Млея от сладко-соленого вкуса. - Хватит! – Прохрипел Вентру, все еще не понимая, не желая верить. Что его создание убивает его. А я все пил. – Джулиан! – Он рвался уже всерьез, я вжимался в него, гром ударов его сердца оглушал. Оно билось все реже и реже. Кровь князя залила мою шею. Вдруг я ощутил что-то более глубокое. Самую суть его существа и понял: это трогать нельзя. Я разжал хватку. Князь упал на пол. Он еле шевелился. Я осушил его почти до дна. Меня трясло. Подойдя к столу, я достал пистолет. - Вам не стоило трогать меня и моих друзей. Может ты меня и сделал Вентру, но командовать мной ты не будешь! – Князь попытался встать, но я нажал на курок. Голова вампира разлетелась вдребезги. Что бы там не говорили о бессмертии. А жить без головы – затруднительно. - Ну, и что ты сделал? – голос Андреаса заставил меня вздрогнуть. Я обернулся. - Разве не видишь? Я убил его. – Мой голос был ровен. Андре улыбнулся. - Какое совпадение! Я своего – то же! Мы понимающе переглянулись. Тело князя рассыпалось в прах. - Скатертью дорога! - Фыркнул Андре. Я рассмеялся, и замер от внезапной мысли, повергшей меня в ужас. - О, господи! Ричард! – Мы ринулись в гараж, но я чувствовал. Что мы уже опоздали. -------------«»------------ Я остановил машину у дома Рика. Проверив тайник, я похолодел. Ключ был на месте. Рик домой не возвращался. Мы с Андре помчались в спортклуб. Пусто. - Школа! – Бросил Андре. Я кивнул. В школу мы проникли через окно. Какая-то сила тянула меня к спортзалу. Возле раздевалки мы замерли. Из-под двери одной из них струился изумрудный свет. Я распахнул дверь. Кажется, Андре вскрикнул. Рик парил в воздухе, окруженный сияющим изумрудным ореолом. Его глаза невидяще смотрели в потолок. И еще… Они были изумрудно-зеленого цвета. А не темно- карие, как обычно. На полу под ним была кровь, и не только на полу. Она покрывала стены и дверь. Рик был полуобнажен, на шее медленно исчезала рана. - Рик! – Вскрикнул Андре.- Рик! – Я рванулся к Ричарду. - Стой! – Андре попытался меня удержать, и мы, поскользнувшись, упали в это сияние. Ощущение было непередаваемым. Вокруг Андреаса вспыхнул ослепительный свет, а меня будто вновь окутало пламя. Глаза Ричарда приобрели осмысленное выражение, оставаясь изумрудными. Сила бурлила вокруг нас, переплетаясь, сливаясь. Кажется, я завопил. Нас будто закружил смерч. Дверь вылетела, сорванная с петель. Зазвенели. Взрываясь, стекла и вдруг… Все стихло. Мы упали на пол. Измученные, перемазанные в чужой крови и не понимающие, что с нами. Я притянул к себе Рика, а Андре обнял нас за плечи. - Пошли отсюда!– твердо сказал Андре - Ни к чему попадаться копам на глаза. - Да уж! – Я кивнул.- Сваливаем! Да и душ нам сейчас не повредит. - Едем ко мне? – Предложил Ричард. Андре согласно кивнул. Мы поспешили убраться из школы поскорее. Так как издалека доносился, нарастая, вой сирен. Приехав к Ричарду, и отмыв машину (салон пострадал на удивление мало, учитывая наш вид) мы отправились в душ. Проторчали мы там часа полтора. Потом, отыскав среди вещей Ричарда более менее подходящие штаны (его футболки на нас с Андре просто не налезли бы) мы переглянулись. - Надо бы поесть! – подал голос Андре. Я задумался. Учитывая. Кто мы теперь… - Неужели ты …- Рик не договорил, его прервал хохот Андре. - Я?! Да я безумно хочу жрать! И не смотри на меня такими глазами! В крайнем случае, сойдет пара бутербродов! – Мы с Ричардом рассмеялись с явным облегчением. - Обследуем холодильник! – И хохотом мы ввалились в кухню. Уплетая то, что отыскалось у Рика в доме, Андре подмигнул. - У меня есть дела. Рядом рассмеялись с явным облегчением. - Обследуем холодильник! – И хохотом мы ввалились в кухню. Уплетая то, что отыскалось у Рика в доме, Андре подмигнул. - У меня есть дела. Надо найти остальных. Тех, кто нам так удружил. Но это отложим на денек! – Он взял телефон, набрал номер, и что-то быстро кому-то сказал. Ричард задумчиво смотрел на Андреаса. Тот толкнул его локтем в бок. - Эй! в большой семье … не щелкают! – Мы с Андре рассмеялись, Рик налег на еду. В моей голове роились мысли. Я понимал, что мне придется обратить кузину и ее брата, иначе это сделают за меня. -------------«»------------ Следующим вечером я отправился к Владлену. Это мой друг. Его прозвали «Вервольфом» за потрясающую способность возникать из ниоткуда и волчье чутье. Он и внешне напоминал волка. Особенно глазами. Мы – земляки и дальние родственники. Дверь была открыта. Владлен сидел перед телевизором и бодро потреблял ужин. Теперь я понял, что не ошибся в своих предположениях. Владлен то же был вампиром. Но, почему-то казался иным. Не таким как я.- Владлен, это я!- Окликнул я его, постучав по двери. - Я слышал тебя еще в прихожей, Джей. Садись – Он отставил тарелку с бифштексом по-татарски и внимательно посмотрел на меня. - Так, так! – Протянул он. – А я то думал. Когда до тебя доберутся? И кто? - Вентру. – «Вервольф» кивнул. - Неплохо. Тебе нужна информация. – Это было утверждение. - Да. – В течение следующих двух часов Владлен мне рассказывал о законах, обычаях, кланах, о Даре Каина, жизни и истории каинитов. Сам он оказался из клана Джангрел. И одна из тех новостей, которые он мне сообщил, была та, что я убил главу клана и теперь должен либо занять его место, либо умереть. И чем быстрее я с этим разберусь, тем лучше. Совет в любой момент может объявить на нас Кровавую Охоту и тогда он не даст за нашу жизнь и ломаного гроша. - Владлен, а кто еще из наших …- Я осекся. Трудно было произнести это слово – «вампир». Отдавало фильмами ужасов. - Глэкен – Носферату, Стефан и Брайс – Тореадоры, я – ты знаешь, Тед - Ласомбра. - И давно? - Прилично. Глэкен идет к захвату власти, но пока он еще не готов. «Рыжик» и «Малява» - те, вообще, темные лошадки! - Если мы …- Я едва не выругался. Надо же так проговориться! Владлен поднял бровь. - Мы? Кто еще влетел? - Ричард – Бруджа. Андре – Джованни. - Андре, в смысле – Мануэль? - Да.- Мануэль – одно из родовых имен Андреаса. – И они то же разделались со своими… - Мастерами. – Владлен выругался.- Совет на уши встанет! Я помогу, чем смогу, но вам придется туго. Поговори с Брайсом и Стефаном. Тори много знают о тайнах крови. – Я встал. - Спасибо, «Волчара»! - Всегда пожалуйста. Если чего вынюхаю – скажу. Я отправился к парням. Новости их ошарашили. - Что делать будем? – Спросил Ричард. - Лично я последую совету «Вервольфа». -------------«»------------ Тем же вечером, мы, переговорив с Тори, отправились в гигантский кондоминиум на юго-востоке города. Появление нас троих повергло собравшийся та Большой Совет в состояние шока. От нас явно не ожидали такой прыти! Наконец, один из них, мужчина с очень смуглой кожей произнес. - Вы – новообращенные, из-за которых мы сегодня пришли сюда. – Рик нехорошо улыбнулся. - Значит, представляться не нужно. - Вы нарушили наш закон. – Подал голос крупный, седой мужчина с сединой на висках. - Разве? – Я был само спокойствие. _ На тот момент я уже не был человеком, но еще не стал каинитом. Будем буквоедствовать или вы признаете наши права? - Каков нахал! – в голосе первого позвучало восхищение - Каков есть! - Итак? – Андре обвел Совет взглядом.- Вы признаете нас князьями Вентру, Бруджа и Джованни? - Но вы – новообращенные! – Встряла женщина. Прекрасная, как богиня, но холодная, как статуя. - Как удержать власть – это уже наша проблема. – Отрезал Андре. - А не слишком ли вы молоды, для такой ответственности? – Усмехнулся седоватый. - Если нас сочли взрослыми для обращения, то почему мы молоды для власти? – Я одарил их «фирменной» улыбкой и добавил. – У нас же хватило сил разделаться с нападавшими и при этом не совершить Диаблери! – Они обомлели. - Кто…- начала было женщина, но смуглый заставил ее замолчать, искоса глянув на нее. - не будем спорить. Вы доказали свою силу. Хорошо. Теперь продемонстрируйте ум. Сумеете удержаться – отлично. А не сумеете …- он лишь усмехнулся, но от этой усмешки мне стало не по себе. – В конце концов, я не сторонник крайних мер.- Продолжал он.- И если можно избежать кровавой Охоты, то так тому и быть. Мы повернулись, и вышли не прощаясь. Что-то мне подсказывало. Что они нам стали врагами еще до нашего рождения. Но почему? -------------«»------------ Я вернулся домой, и застал там Владислава. Он был бледен, как мел. - Что случилось? - Анжела…Она…- Влада трясло, он еле стоял на ногах. – Я не смог им помешать. Их было слишком много… - Кто? И как давно? – Ответ я уже предвидел. - Минут десять назад. Артур. Джей, они втащили ее в машину и увезли, пока я дрался с остальными. Их человек двадцать… - Я увидел кровавое пятно, расплывающееся на полу. Кровь капала с пальцев правой руки кузена. Явно повреждены вены и сильно. - Ты ранен! – Я подхватил его, ноги Влада уже не держали. – А на скорую времени нет. Да и с полицией объясняться некогда. - Пусть. Лишь бы ты успел спасти Энджи. Если выхода нет, то пусть лучше я умру. Но она будет цела и невредима. – Он побледнел еще сильнее, но нашел в себе силы улыбнуться. - Выход есть! – Я принял решение.- Только не пугайся, и ничему не удивляйся. – Я обнажил его горло. Владислав посмотрел на меня сияющими глазами. - Я знал. Что ты не такой, как все. Чувствовал! Через десять минут мы вылетели из дома, а еще через некоторое время были на даче Артура. В окно я увидел комнату. Эти отморозки играли в карты. Я догадывался, что, а точнее – кто был ставкой в этой игре. В кресле лежала бесчувственная Анжелина. Меня это устраивало. Не нужно ей видеть, что будет дальше. - Идем, Влад. Дадим им жару! К тому же тебе надо подкрепиться! Дверь я вынес вместе с косяком. Артур вскочил. Он что-то крикнул, но я не стал слушать. Меня охватило холодное бешенство. Я ударил первого нападавшего, услышав, как хрустнули ломающиеся ребра. Он замер, изо рта медленной, тягучей волной выплеснулась кровь. Хрипя, он осел на пол. Ударом ноги, я проломил ему череп. Голод пронзил меня как клинок, я ощутил клыки и рванул к себе следующего. Тот тонко завизжал, когда я разорвал ему горло. Сзади донеслось торжествующие шипение Влада, и захлебнувшийся вопль. Да, похоже, кузен изрядно голоден! Артур стоял бледный как полотно. - Так не бывает…- прохрипел он. - Готов поставить на это свою жизнь? – Ухмыльнулся я. Дальше Артур совершил, наверное, самый умный поступок за всю свою жизнь. Он сиганул в окно. Что было дальше, я плохо помню. Окончательно я пришел в себя дома у двойняшек. Влад нервно курил у окна. Он выглядел как наркоман, принявший ударную дозу. Анжела спала. Похоже, эти уроды ее чем-то накачали. - Владислав, пока Анжеле ничего знать не нужно. Я обращу ее немного позже. А пока, займусь еще кое-кем. Любые свои действия согласовывай со мной. – Я говорил тихо, опасаясь разбудить кузину. Мало ли что. Влад кивнул. – И еще. – Я вкратце объяснил ему что и как. – Будь осторожен, братишка. - Всегда!- ухмыльнулся Владислав. Похоже, ему нравилось то, кем он стал. -------------«»------------ Через некоторое время я вновь был у дачи Артура. Там уже вовсю суетилась полиция и репортеры. Долго же их эскулапы будут ломать головы, кто мог нанести такие раны? У многих из них были зеленоватые физиономии. Да, зрелище мы с Владом оставили не для слабонервных. Я принял решение не терять времени. Ночной клуб «Ройалз» - вот что было моей целью. Я собирался взять власть в клане сегодня. Переодеваться не стал. Чутье подсказывало, что это не последняя драка на сегодня. Не подумайте, что я маньяк какой-то. Просто ситуация такова, что либо я запугаю всех до полусмерти, либо меня сожрут с потрохами. Охрана клуба попыталась задержать меня. Я открыл дверь ими. Похоже, обоим светит больница, если не морг. Я направился вглубь. За хорошо замаскированной дверью в кабинете управляющего я обнаружил еще один коридор. Оттуда доносились голоса. Я остановился на пороге помещения, напоминавшего тронный зал. Тошнотворная претенциозность! На возвышении в антикварном кресле развалился высокомерного вида тип. Он что-то втолковывал остальным. - И я, как Князь Вентру…- донеслось дол меня. Что ж. Мой выход! - Тебя уже утвердил Совет? – Я сказал это громко и насмешливо. - Это дело времени. – Ответил он, и уставился на меня. – А ты еще кто такой?! – Я направился к нему. - Времени, как раз у тебя и нет, дружок! – Вокруг меня раздался гул голосов. Я обвел их взглядом и негромко приказал. -Молчать! – В этот момент мне показалось, что от меня ударил хлыст раскаленного ветра. Раздались вскрики, но тишина наступила гробовая. Вдруг один из толпы шагнул вперед и, преклонив колено, протянул мне руку, обнажив запястье. - Моя верность, моя жизнь и моя кровь принадлежит вам, мой Князь.- Произнес он. Я смерил его взглядом. - Догадливый. Далеко пойдешь. Встань, твоя клятва принята. – Мой конкурент вскочил. - Изменник! – Взвизгнул он. – Что вы стоите?! Взять их! – И это Князь? Фу! Несколько типов, стоявших неподалеку от этого шута горохового двинулись ко мне. Я усмехнулся. Подняв руку, резко разжав ладонь. Тугой кулак Силы размазал их по полу. У одного шея изогнулась под неестественным углом. Он сучил ногами, как паук. Второму оторвало руку и сломало обе ноги. Рука копошилась в стороне. Третий, бывший ближе всех не подавал признаков жизни. Я подошел ко второму. Посмотрел ему в глаза. Ледяная ярость выплеснулась наружу. Достал меня этот день! Я поднял его и, схватив за волосы начал медленно сгибать назад. Он завопил. Это вызвало у меня приступ мрачного веселья. Я ответил на его вопли таким смехом, что от меня шарахнулись. Раздался треск. Я перехватил свою жертву и ударил о колено, разрывая пополам. Кровь хлестнула тугой струей по лицам неосторожных, стоявших слишком близко. Раздались крики ужаса. Кого-то вывернуло. Я обвел остальных взглядом. - Еще желающие есть? – Мой голос звучал буднично, будто я покупал пачку сигарет. Ответом была тишина. Я взглянул на «Князя» - Привести! – Бросил я. Приказ был исполнен с неимоверной быстротой. - Я признан Советом.- Сообщил я, лениво рассматривая его.- А ты – низложен. – Я вынул свой любимый нож (лезвие почти 40 см и острый, как скальпель) и одним взмахом отсек ему голову, левой рукой вырвав еще трепыхающееся сердце и отшвырнув его в сторону. - Убрать! – процедил я. – И привести здесь все в божеский вид. Мне пошлая показуха не нужна. К моему возвращению все должно быть идеально. В противном случае…- Я выразительно посмотрел на тела на полу. Потом перевел взгляд на того шустрого малого, сто первым сориентировался в ситуации. – Остаешься за старшего. Не разочаруй меня. – Я не стал объяснять, что и как я хочу. Пусть поломают головы. В случае чего, будет повод придраться. Я направился к выходу. -У-у-у, дьявол! – Послышался шепот за моей спиной.- Сатана! – Я обернулся. - И как ты догадался? – Улыбнулся я говорившему. – Именно так меня и прозвали. А имя – Джулиан. В будущем, не будь столь говорливым не по делу. Послушай доброго совета. – Я ушел, оставив их в шоке. Что ж. Клан мой. Переворот завершился удачно. В меру эффектно, в меру кроваво. Интересно, как там дела у моих дружочков? -------------«»------------ |
Demonikus Sant |
дата: Ричард Фридберг (Бруджа) Занять место Князя? Мда-а…Задачка! Об этих Бруджа я наслушался такого, что могло отбить охоту лезть у кого угодно! А времени у меня было чертовски мало. Ладно, не будем затягивать агонию! Рок-клуб « Стальная Сова» встретил меня грохотом дискотеки. На стоянке я заметил машину Луиса и тревога ледяной болью рванула сердце… …В зале, среди полумрака и лазерных вспышек колыхалась призрачная толпа танцующих. Нет…Не здесь… Второй этаж…Коридор… У металлической двери стоял детина невообразимо чудовищных размеров и смотрел на меня скучающим взором. - По-моему, парнишка, ты заблудился! – он навел на меня автомат, легкомысленно теребя спусковой крючок. Я усмехнулся. - С дороги, горилла! – Мне не хотелось начинать бойню, но я чувствовал, что без нее не обойтись. И тут…Из-за двери до меня долетел знакомый голос…Луис! О, черт! Его ругань, потом захлебнувшийся крик…Почти обезумев от смеси ярости и тревоги, я вытянул руку вперед. Тугая ледяная волна швырнула охранника на пол и из-под него расплылось темное пятно. Перешагнув через труп, я рванул дверь. Она поддалась, как картонная. Тусклый свет…Несколько одетых в черное людей…У ног одного из них лежал Луис. Лицо его было в крови. В мое сознание врезался еще один голос, залп звонких арабских ругательств…Двое удерживавшие разъяренного Рустама…Нож в его руке… - Ну-ну…Становление? Без ведома Князя? – Я с удивлением услышал собственный холодный голос. Все обернулись ко мне. Стоявший рядом с Луисом человек шагнул вперед. - Князь здесь я! – Рявкнул он - И если ты, щенок… Моя рука вновь вылетела вперед со стремительностью атакующей змеи…Ледяной сгусток…Изумрудная вспышка и…чудовищно дикий вопль. В моей руке трепетало сердце. - Не перебивай! – Процедил я, обводя всех Бруджа взглядом. Им было, мягко говоря, не по себе. Я отшвырнул в сторону кусок окровавленной плоти. Очнувшийся Луис уставился на меня, как на приведение. - Рик? – Прохрипел он – Но кто… - Ко мне! – Негромко перебил я его, Луис с трудом поднялся и встал рядом. Я обернулся к тем двоим, что еще держали Рустама. - Отойдите от него! Живо! – Те, ошеломленные до крайности, повиновались. - Что вы смотрите? Прикончите их!!! – Один из толпы выхватил пистолет. Дурак! Изумрудная вспышка отшвырнула его к стене. - Назад! – Так же тихо приказал я. Внезапно ко мне шагнул молодой человек и опустился на колени. - Пощади его, мой Князь! Это мой брат! – Дрожащим голосом выговорил он.- Наши жизни, наша кровь и верность принадлежит тебе! Ты доказал свое право! Жестом я велел ему подняться и снова пристально оглядел остальных. - Возражения есть? - Есть! – Голос Рустама, а в нем сквозил откровенный вызов. Внутренне усмехнувшись, я повернулся к нему: - Ну? – Рустам, похоже, полностью пришел в себя. Он – араб. Напугать его было нелегко. Рустам шагнул ко мне и расстегнул свою куртку. - Если так надо, то я хочу, чтобы это сделал ты! – Твердо произнес он. Повисла тишина. Может быть, никто из Бруджа не сделал бы такого, но я чувствовал их восхищение Рустамом. Подойдя к нему вплотную, я запрокинул ему голову, тихо сказав - Не бойся. - Я и не боюсь! – Шепотом отозвался Рустам.- Давай! Я погрузил клыки в его горло, стараясь не причинять лишней боли. Снова меня охватило безудержное наслаждение…Рустам начал медленно оседать на пол…Наши сердца бились рядом…Он слабел…Я, напротив, набирал силу и смаковал одуряющий кайф…Потом, рванув клыками свое запястье, я прижал руку к губам Рустама. - Пей! Быстро! – Он впился в меня, будто всю жизнь голодал! Во жадюга! Когда я заставил его оторваться, он почти застонал, не желая прекращать… - Довольно! – Шепнул я ему. Глаза Рустама сияли. Он тяжело дышал. - Вот теперь нет возражений! – С усилием произнес он. Мельком я увидел шокированные лица всех Бруджа и понял. Добился! Получилось! - Луис! Оставляю тебя за главного! – Я пошел к двери. Уже с порога вновь обернулся. - Рустам, тебе надо отдохнуть! Остальные – наведите здесь порядок и уберите этот хлам! – я указал на труп «Князя». Тот, что присягнул мне первым, кивнул. - Да, мой Князь. -------------«»------------ Ну вот, кажется и все… Цель достигнута. Да еще Рустам и Луис теперь со мной. На всю жизнь - короткую или вечную. Я вернулся домой под утро. Поставить на место банду неуправляемых обормотов – та еще задачка. Интересно, как там дела у Джея и Андре. Андреас – итальянец. Его личность окутана тайной. Ходили слух, что он - сын сицилийского Дона, занявший после смерти отца его место. Честно говоря, я в это верю. Он всегда элегантен и спокоен. Все делает основательно и уверенно. У Андре крайне редко случались срывы, а виновные… Мне их искренне жаль. Джей, он же Джулиан – мадьяр. Его прозвали «Сатаной» и не зря. Есть в нем что-то…что-то зловеще-привлекательное. А с тех пор, как его обратили, так вообще. У Джея внешность демона-искусителя. Он красив той мрачной красотой, которая буквально гипнотизирует женщин, и бесит, но и заставляет держаться подальше мужчин. Андре берет обаянием, против которого трудно устоять – в отличие от изощренного коварства Джулиана. Джулиан настолько же жесток, насколько предан тем, кого любит. У нас троих – это общее. Я уселся на диван. Тело ломило от усталости. Невольно нахлынули воспоминания о том вечере, когда меня обратили… -------------«»------------ Тренировка закончилась поздно, уже сгустились сумерки. В раздевалке я почему-то замечтался и не заметил, как все разошлись. Я медленно переоделся, натянул куртку и уже собрался уходить, как вдруг дверь раздевалки защелкнулась. Мельком я увидел за спиной высокую фигуру. Опять «Сатана» дурачится! - Джей?! – И тут меня охватил холод. Это был не Джулиан…Но кто? - Здравствуй, Эмеральд! – От голоса незнакомца мне стало не по себе. Эмеральд? Что за чушь?! - Ты что, бредишь, дядя? – Фыркнул я, отходя на шаг. - А ты упрямец, Рикки! – Ухмыльнулся незнакомец - Но это хорошо! Мы давно за тобой наблюдаем! - Отвали! – Скручивая в себе страх, я попытался обойти его, но железная рука швырнула меня назад к стене. Черт!!! - Напрасно дергаешься, Рик! Хочешь ты того, или нет, но ты примешь то, что твое по рождению!!! Ты станешь настоящим Бруджа, Эмеральд! – Его игра в слова взбесила меня до умопомрачения. Ярость затуманила разум. - Да пошел ты!!! – Заорал я, бросаясь на него и нанося удары без счета. Между нами завязалась борьба, в которой я медленно, но верно сдавал позиции. Нападавший был силен нечеловечески. Вскоре он скрутил меня и прижал к полу. - Не нужно все так усложнять! – Он вновь усмехнулся и рванул на мне куртку, потом футболку…Едва не сходя с ума от ужаса, я увидел над собой влажно блеснувшие клыки, рванулся, но тщетно…Я начал задыхаться…- Все хорошо, Эмеральд! – услышал я голос незнакомца. Спустя миг, по губам потекло что-то теплое.- Пей же! Пей! – Кровь. Насыщение, наслаждение, почти безбрежное… и ярость. Я оттолкнул от себя руку Мастера и впился в его горло, ощутив собственные клыки. Это было страшно и одновременно забавляло. Тело Мастера рванулось подо мной, но я становился, казалось, сильнее Грохот его сердца раздавался в моих ушах, как огромный колокол… И вот я ощутил запрет…Нельзя…Что-то затрепетало внутри Мастера…И это «что-то» нельзя было трогать…Но искушение было таким сильным… - Эмеральд…Прохрипел Мастер – Тебе нельзя касаться этого…Остановись… И тут я решился. Подняв голову, я взглянул в его угасающие глаза. - Это не тебе решать!- Издевательски рассмеялся я и …с силой впился в открытую, пульсирующую рану на горле. Крик Мастера перешел в визг, потом в хрип, затем все стихло… Я поднялся на ноги, шатаясь, будто как следует, принял на грудь. Внутри бушевала чудовищная, непонятная сила. Эта сила вырвалась наружу, холодом обожгла кожу… Тело Мастера разлетелось даже не на куски, а на клочки. Меня окружило изумрудное сияние…Это было так приятно, словно стоишь в море и волны слегка покачивают тебя…Я расслабился, позволяя волнам уносить меня от берега… Изменилось все… или я стал видеть иначе? Глубже, яснее, проникая в суть вещей… Наслаждаясь этими неведомыми прежде ощущениями, я почти отключился, вскользь заметив, что стены раздевалки забрызганы кровью…Ну и черт с ним! Сейчас мне ни о чем не хотелось думать… …Резкий звук открывающейся двери ворвался в мое затуманенное сознание…Свет… Две фигуры… - Рик!!!- Голос Андре прогремел, как выстрел – Рик!!! Я пришел в себя …Андре и Джей с тревогой смотрели на меня, а потом …Джей рванулся ко мне, Андре попытался меня удержать и они упали в это изумрудное свечение. Сила взревела, словно три бушующие стихии схлестнулись, сплелись, закружив нас троих…Дверь раздевалки сорвалась с петель…Зазвенели выбитые стекла, дрогнули стены…и…тишина. - Пошли отсюда! – Решительно сказал Андре – Ни к чему попадаться копам на глаза! - Да уж! –Джей обвел глазами окровавленные стены и пол.- Сваливаем! Да и душ нам сейчас не повредит! - Едем ко мне? – предложил я и Андре согласно кивнул. Мы метнулись прочь… Джулиан Вентру Домой я вернулся, едва не валясь с ног от усталости. Владислава не было, Анжелы то же. На столе я обнаружил записку. Двойняшки решили уехать на время из города. Что ж в свете последних событий, разумное решение. Взглянув на себя в зеркало, я выматерился. И как еще от меня прохожие не шарахались? Одежда заляпана кровью, лицо бледное, как мел, глаза безумные…Мда-а-а с такими пятнами в химчистку шмотки не сдашь! Замучают вопросами. А мне неохота с копами объяснятся. Меня разобрал смех. Школьник-старшеклассник, вашу мать! Раздевшись до пояса, я понес вещи в ванную. Остается надеяться, что они не безнадежно испорчены. Войдя в гостиную, я ощутил что-то странное, какой-то поток Силы. Кожу словно покалывало миллионами иголочек. Оглядевшись, я ничего не увидел. Следующий шаг оказался роковым. Меня скрутило в дугу и швырнуло на пол. Перед самым своим носом я увидел черту и какой то символ. С трудом приподняв голову, я увидел, что лежу в кругу, нарисованном на полу. Почему я не заметил его раньше? Ответ пришел в виде седовласого из Совета. Он вышел из темного угла комнаты, будто соткавшись из теней. Зуб даю, он там торчал все это время, ожидая, когда же я попадусь. Паучара хренов! - Ты слишком шустрый, мальчик! - с ноткой злорадства в голосе сказал он - Но опыта не хватает. Если даже ты сумеешь выбраться из моей ловушки, то это научит тебя и твоих друзей более уважительно к нам относиться! Прощай! Боль обрушилась на меня сразу же, как только он исчез. Я заорал. Это было невыносимо, чудовищно. Меня корчило и ломало, как в припадке. Не помню, что я крикнул, в этой агонии, но вдруг на меня обрушилась тьма…Нет, даже не тьма, а ТЬМА! Вековечный Мрак и я падал в него, растворялся и одновременно оставался цельным. Боль отошла на второй план. Водоворот слепящей тьмы, шелест каких-то голосов, мириады образов…Мне стало страшно за свой рассудок, ведь многому из того, что я видел не было даже названия! Я захлебывался мраком, сознание отказывалось воспринимать происходящее.И одновременно я начал чувствовать себя частью этого Вселенского Мрака, понимать его, очередная волна образов хлынула в мой мозг и … Я отключился… Очнулся на рассвете. Отдохнувший и полный странных ощущений. Я вновь изменился. Поднявшись с пола я огляделся. Пентаграмма буквально обуглилась, оставив глубокие следы на полу. Я почувствовал, что улыбаюсь. Мне захотелось проверить, что еще изменилось. Я вышел в прихожую и подошел к зеркалу. Оттуда на меня взирал молодой человек, с моими чертами лица, но в них что- то изменилось. Что-то неуловимое, какая-то незавершенность, неправильность исчезла. Будто за ночь кто-то довел их до предельного совершенства. А глаза…Черт, хоть круглосуточно в очках ходи! Нет, внешне и цвет и форма остались те же, но из них теперь смотрел тот самый мрак, в котором я тонул эту ночь. В них застыла полночь…Мне стало не по себе. - Зараза! – С чувством рявкнул я, и зеркало взорвалось, осыпав меня осколками. Не знаю почему, но это меня развеселило. Потом я вспомнил седовласого. Эта мысль вызвала у меня недобрый смешок И седовласый не замедлил появиться. Наверное, решил проверить результаты своих усилий. Ну-ну! - Значит, ты вырвался.- Констатировал он в голосе явственно слышалось неудовольствие от этого факта. Я ответил не оборачиваясь. - А вы в этом сомневались? – Тихий смешок и он занервничал. Хм, я бы то же занервничал от такой интонации! Вот уж не думал, что услышу подобное по эту сторону Адских Врат! А тем более буду САМ так смеяться! - Ты талантлив – это несомненно. Кое-кого в Совете это не обрадует, когда я им это сообщу.- Бросил он злобно. Я медленно обернулся, продолжая улыбаться. - ЕСЛИ сообщите. Ведь вы же не хотите ссориться с таким подающим надежды молодым дарованием? – Издевка в моем голосе была просто запредельной. Он отшатнулся, едва не вскрикнув. Лицо его приобрело зеленоватый оттенок, и это вызвало у меня новый приступ мрачного веселья. - Что…Кто?..- Я одарил его своей «фирменной» усмешкой. - Вы же знаете. Видите. – Я фамильярно обнял его за плечи, он сжался. Интересно, почему я вызываю у него такой страх?– Вы хотели убить меня, но сделали сильнее. Я не забываю услуг. Пусть даже и невольных. – Он отстранился. - Ты забываешься! – Рявкнул он, но его страх ощущался почти на ощупь. Черт! Да его ужас можно было просто резать ножом! Настолько сильно я его ощущал в окружающем пространстве. - Я? – Мой голос полоснул лезвием и по его шее потекла кровь. Ух ты! Это мне по вкусу! Хорошая способность! Он ахнул, схватившись за пораненное место. - Вы забываетесь! – Рявкнул он, глядя на меня округлившимися глазами. Ну все, шутки кончились. Это ВЫ забываетесь! И не заставляйте меня указывать вам ваше истинное место! – Я слышал себя как будто со стороны.- Мне кажется, Совету будет небезынтересно узнать, откуда у вас взялась сила, подарившая вам кресло в Совете? Вы же не жаждете стать объектом Кровавой Охоты? Диаблери вам не простят, дорогой мой.- Голос у меня звучал почти нежно, я бы даже сказал – чувственно. Он позеленел еще сильнее. - Ты изувер! Откуда ты это узнал? - Неважно. - Я вновь улыбнулся. – Но теперь, прежде чем переходить мне дорогу, задумайтесь – ЧТО ЕЩЕ я могу знать! Ступай! Он ушел, шатаясь как смертельно раненый, а я опустился на пол и задумался. Что со мной произошло? Почему он испугался? И откуда я узнал о том, что сказал ему? И что, черт возьми, происходит?!!! Естественно, на эти вопросы мне никто не ответил. Послонявшись еще немного по дому, и зашвырнув, наконец, испачканные вещи в машину-автомат (не без надежды, что пятна все же отстираются), я решил съездить к Ричарду. Не мешает узнать, как дела у моего дружочка! Я вновь предпочел не пользоваться своим транспортом. После визита этого типа из Совета, можно ожидать любой пакости, даже такой пошлости, как испорченные тормоза или взрывчатка. На такси я добрался о дома Рика. Открыв дверь, я понял, что он дома. Об этом ясно свидетельствовала брошенная у двери обувь. Бруджа я обнаружил спящим на диване. Вид у него был усталый даже во сне. Видать нелегко ему пришлось. Я сел в кресло и погрузился в собственные мысли и ощущения. Хотелось разобраться, что еще во мне изменилось. Из состояния самоанализа меня вывел проснувшийся Ричард. Гибко потянувшись, он сел и вздрогнул от неожиданности, заметив меня. - Фу ты! Привидение! Давно сидишь? – Широко ухмыльнулся он. - Пару часов. Уходили тебя, судя по всему, капитально. Спишь как убитый! – Я подмигнул – Как дела? - Клан мой. С нами Луис и Рустам. – У меня потеплело на душе. Старая гвардия и тут не расстается. Кстати, надо что-то решать с учебой. При таких раскладах, она как пятое колесо в телеге. - Прекрасно. Пойдем, чего ни будь сообразим поесть. У меня то же неспокойная ночка выдалась! – Видимо что-то изменилось во мне при этих словах, Рик вдруг отшатнулся с глухим вскриком. - Джей! – я бросился к нему, еще не понимая и тут от него ударила изумрудная волна, что-то во мне откликнулось, в комнате потемнело. Мы стояли в этом вспыхивающем изумрудными огнями мраке и смотрели друг на друга. Смотрели и боялись пошевелиться. - Что это такое? Что с нами?! – Выдохнул Ричард. - Не знаю, Эмеральд. – Отозвался я и вздрогнул, я не знал этого слова! И почему я так назвал Ричарда? Он нахмурился. - Что? Как ты меня назвал? – В его голосе прозвучали нотки, которые мне совсем не понравились. Это был гнев и угроза. - Эмеральд. Но можешь меня убить, если я знаю, что это слово означает! Со мной такое с утра. Говорю, а откуда знаю?.. - Напряжение стало спадать. В комнате вновь посветлело. - Так меня называл тот, кто меня обратил. – Сказал Рик. Мы отправились на кухню. Изрядно опустошив холодильник мы поделились своими историями. - Андре в шоке будет! – Резюмировал Ричард. - Угу.- Кивнул я.- Слушай, развеяться не хочешь?- Мне в голову пришла идея. – Хочу посмотреть, как мои приказы выполняются. – Ричард широко улыбнулся. - Хорошая мысль! Ты на машине? - Нет. После нынешних «визитов» я ее сначала проверю. Спустя полчаса мы входили в «Роялз». Охрана на дверях была уже другая. Эти даже рта не раскрыли. Мы с Ричардом проследовали в давешний зал. Нарду там было намного меньше, чем в прошлый мой визит, да и перемены были разительные. Все помпезные драпировки и ковры были убраны. Пахло свежей краской, лаком и прочими атрибутами стройки. Возвели уже несколько перегородок. Тут, как чертик из табакерки возник тот самый шустрый малый, первым принесший мне присягу. - Приветствую, мой Князь. Я решил на свой страх и риск перепланировку тут сделать…- Он умолк, ждал реакции. И ждал со страхом. - Правильное решение. А теперь ответь мне на один вопрос. - Слушаю. – По его лицу мелькнула какая-то тень. Нервничает? - Кто из Совета был здесь после моего ухода. Лгать не советую. – Он помялся – Я жду. Рик шагнул вперед. - Парень, советую признаться. Здоровее будешь! – предельно спокойно проговорил он. - Да. Сразу после вашего ухода…- С каждым словом он становился все бледнее и бледнее. - Успокойся. Я знаю, что монстроеды из Совета вам не по зубам. Поэтому мы заключаем союз с кланом Бруджа. Их новый Князь перед тобой. Кстати, как тебя звать? - Найджел. - Так вот, Найджел. В следующий раз, когда кто-то из них объявиться НЕМЕДЛЕННО извещать меня или его. Вскоре к нам должны присоединится Джованни. Это серьезная заявка Совету. Так, и еще: охрану сменить полностью, обсудишь это с Ричардом. Список неблагонадежных представишь сегодня же вечером. И не вздумай преследовать личные интересы. Месть местью, но за интриги шкуру спущу! – Найджел кивнул. - Усек. - Кстати, приглядись как следует ко всем. Нам здесь шпионы Совета не нужны. – В этот момент Ричард как то странно выпрямился. По залу будто сквозняк пронесся и нескольких окутало изумрудно-зеленое свечение. Я тут же понял, что сделал Рик. - Взять! – Тихо приказал я. Ричард проговорил странным, глубоким как море голосом. - Так будет выглядеть всякий, кто предаст клан, либо шпионит на кого-то. - Спасибо. – Я обнял Ричарда за плечо. – Что бы я без тебя делал? - Пропал бы! – Ухмыльнулся Ричард, становясь прежним. Предателей между тем скрутили. Найджел мне все больше нравился. Он успевал повсюду, но доверять? Нет, о доверии говорить еще рано. Я обратился к своему новоявленному помощнику. - Есть здесь помещение, где мы можем интимно побеседовать с этими ребятами? - А как же! – Найджел подмигнул. – Веди, и захвати пару толковых ребят. Ричард тихо мурлыкал какой-то мотивчик. Да, мы определенно начинаем находить вкус в подобной жизни! |
Demonikus Sant |
дата: Triodiablo - Маскарад Хроники Маскарада (рассказ 3) Джулиан Вентру -1- -------------«»------------ Утро застало меня привычным верещанием телефона. Вырываясь из сладких объятий сна, я переждал пока этот садистский визг стихнет, щелкнул автоответчик и относительно бодрый голос Рика Бруджа сообщил, что через час он и Герцог будут в «Стальной Сове». Ну и мне, разуметься, предлагалось так же прибыть туда. Редкостное человеколюбие. Особенно, если учесть, что сейчас едва 7 часов утра. Я нехотя покинул теплую постель и потащился в кухню. Включив кофеварку и запихнув пару бутербродов в микроволновку, я отправился в ванну. Расслабляться времени нет, прохладная вода вернула организм в рабочее состояние. Позавтракав, я немного посибаритничал у зеркала. Проверил, насколько рубашка тяжелого темно-красного шелка и черные строгие брюки подчеркивают мою внешность истинного мадьяра: бледное лицо, темные волосы до середины спины и янтарные глаза. А что, по вашему, некрасиво? Для Князя Вентру, на мой взгляд, неплохо. Лениво стянув волосы в «хвост», я покинул свою милую квартирку, спустился к машине и уже через минуту мой «Шевроле – Камаро» вылетел на проспект, вклинившись в общий поток машин, как нож в масло. Клуб «Стальная Сова» находился на границе двух районов, между двумя полицейскими участками. Учитывая публику в клубе, мысль Ричарда о подобном местонахождении была более чем остроумной. Припарковав свою машину у клуба я заметил, что «Ямаха-Диверсион» Бруджа уже здесь. Машины Герцога видно не было. Я вовремя. Войдя в клуб, я наткнулся на вопросительный взгляд двух одетых в кожу охранников. Молча сняв очки, скрывавшие лицо, я убедился, что узнан и, весело кивнув, поднялся на второй этаж. Судя по звукам, доносившимся из-за двери комнаты Ричарда, он привычно собачился с кем-то из своих. Огласивший весь холл жизнерадостный испанский мат указал мне, что этот кто-то –Луис. Ближайший напарник Рика, силовик, помогавший железной рукой контролировать рать членов клана Бруджа. Через секунду Луис вылетел в холл, провожаемый коротким приказом Рика, отданным по-испански. Луис, кивнув мне, пронесся по холлу и исчез. Хорошее утро! Я открыл дверь и прошел в комнату. У Рика было довольно уютно. Обстановка, выдержанная в бирюзовых и зеленых тонах, должна была, видимо, вносить спокойствие в лиходейскую душу хозяина, но с задачей своей увы, не справлялась. Сам Ричард, Князь Бруджа, сидел в кресле и щелкал клавишами компьютера, не отвлекаясь от монитора. Видок у моего старого друга был тот еще. Хотя парень он на редкость красивый. Смуглый и загорелый, стройный, гибкий, роста скорее невысокого, одетый в пижонские серые бриджи и джинсовую жилетку на голое тело. На лице его стыло недовольное выражение, карие глаза холодно сверкали. Обернувшись ко мне, он кивнул на второе кресло, нервно оправив ладонью выгоревшую челку надо лбом. - Привет! – Я усмехнулся. У Рика, похоже, довольно пакостное настроение. Ожидая, пока он развяжется с делами, я обвел глазами комнату. Впечатление такое, что вокруг Ричарда непрерывно блуждают враждебные вихри, методично уничтожая порядок в помещении и разнося самые разнообразные предметы в самые неподходящие места. -Кофе будешь?- нарушил молчание Рик. Я кивнул. Рик нажал на кнопку стоящего на столе электрочайника и кивнул мне на шкаф у стены. Я все понял и усмехнулся. Это называется «у нас самообслуживание»! А так же подразумевалось приготовить кофе и хозяину. Я слишком хорошо знал своего дружочка. Покончив с приготовлением кофе, я с наслаждением сделал глоток из своей чашки, Ричард оставил в покое компьютер и занялся тем же, попутно закурив. - Накопал чего-нибудь? – спросил я. Рик кивнул - Немного, зато интересно. Однако давай подождем Герцога, Джей. -2- Мы помолчали. Через пару минут в холле прозвучали шаги и в комнату Ричарда вошел (а вы что подумали?) Герцог клана Джованни. Как и мы – вампир в ранге мастера, которого близкие друзья нежно именовали Андрэ, а не близкие и не друзья тряслись от ужаса при одном упоминании его имени. Власть в городе он крепко удерживал в мускулистых, загорелых руках, хотя внешне вовсе не походил на того, кем являлся. Его солнечно-золотистые волосы были очень коротко острижены, добродушное лицо в данную минуту освещала ухмылка, на широки плечах трещала немыслимо-оранжевая футболка и вообще у герцога был жутко тинейджеровский вид. Не к добру. - Привет! – он протянул мне руку. - Салют, Герцог! – откликнулся Рик, так же отвечая на рукопожатие – Что за срочность? Андрэ проигнорировал вопрос и ехидно прищурился, обводя взглядом комнату. - Неплохо! подвел он итог. _ Хотя тебе, Рикки, явно нужно завести секретарши или хотя бы уборщицу! - Это еще зачем? - не понял Бруджа. Герцог наградил его безмятежной улыбкой. - Ну должен же кто-то хоть изредка разгребать твою берлогу! – разъяснил он - Я вообще не понимаю, как ты ухитряешься находить нужное в подобном бардаке? А ты, Джей? Я то же этого не понимал, а потому в ответ на злую гримасу Рика мы захохотали. - Ах, вы ж…- начал было Рик, но Герцог взмахом руки прервал уже готовый хлынуть на нас поток любезностей. -Ладно, ладно, не злись! Рассказывай, что ты там нарыл? – Рик посерьезнел и задал встречный вопрос. - Герцог, как у тебя дела с Большим Советом? - Никак! – буркнул Андрэ – куча зарвавшихся уродов снова начинает диктовать мне условия! А что? - Да ничего, собственно, просто они удачно скрыли от тебя, что в Саббате нарисовались новые лица! – мы с Андрэ переглянулись. Саббат вечно отличался неорганизованностью и междоусобной борьбой. То, что у наших врагов объявились новички, впрочем, не удивляло, но выражение лица Ричарда мне не понравилось. - Что еще за новые лица? – вмешался я. Ричард вновь нервно оправил челку. Плохой признак. Кажется у нас проблемы. - Эти новые лица – Алехандро и Николаос. Тремеры. Они подмяли под себя почти весь Саббат, но тихо. И нигде не светятся. Между тем в городе участились случаи исчезновения людей и вампиров. - Хреново! – вставил до сих пор молчавший Герцог. – Но что этим двоим нужно? - Пока не знаю. – Отозвался Бруджа – Вряд ли они метят на твою табуретку, хотя…Да, еще! Вам что нибудь говорит слово «Равноэ»? – Мы с Герцогом переглянулись. Нет, название это знакомо нам не было. Ну…почти. Скорей всего какая нибудь гадость, вроде «отверженных», а то еще и похуже. Размышляя над этим я краем уха слышал, что Рик и Герцог оживленно обсуждают возможность объединения всех кланов Маскарада в единый клан и необходимость собрать Малый Совет, а именно Князей кланов Маскарада и посвятить их в план действий… - Надо найти всех! – подытожил Андрэ. Ричард согласно кивнул. - Я сейчас этим займусь. – он нажал кнопку селектора и буркнул – Рустам, зайди ко мне! – Долго ждать не пришлось. По коридору прогрохотали кованые ботинки и в дверь сунулась абсолютно пиратская рожа – чернявая, смуглая, с зелеными гляделками – принадлежавшая Рустаму. Рожа расплылась в дружеской ухмылке. - Звал? – лениво спросил Рустам, входя и жестом приветствуя нас. - Угу! – откликнулся Ричард – Рустам сообщи всем Князьям Маскарада, что Малый Совет через два часа в доме у Герцога. – Ричард перевел взгляд на Герцога. Тот кивком подтвердил сказанное. Рустам нахмурился. -3- - Что за спешка? - Проблемки! – мрачно заметил Герцог, закуривая. - Понял! – Рустам направился к выходу. Уже от двери он обернулся к Рику – Кстати, Рик! Поздравь меня, я влюбился! -- С ума сойти! Не повезло! – Ричард не удержался, чтоб не ляпнуть напарнику гадость – И в кого на этот раз? - В «Белого Тигра»! – от неожиданности Ричард поперхнулся. «Белый Тигр» был главарем местной банды рокеров. Мы с Андрэ дружно фыркнули. -Здра-а-а-ас-с-с-сьте!- протянул Ричард придя в себя. – Ты что, голубой? - Сам ты голубой! Это баба! – хмыкнул Рустам от всей души наслаждаясь беседой с шефом. - Да ну! И откуда ты это узнал? – Ричард извлек из холодильника пиво и протянул Андрэ банку. - Угадай! –хохотнул Рустам, исчезая за дверью. Герцог и Ричард дружно присосались к пиву. Меня передернуло – пиво я ненавижу. Заметив сей безрадостный факт, Ричард извлек из бара бутылку великолепной мадеры, хрустальны бокал, и поставил все это передо мной на стол. Все – таки я люблю своего дружочка! Мы прокайфовали еще часик, пока Герцог не напомнил, что время ехать на Совет. Почти одновременно с фразой Андрэ сотовый Рика пронзительно взвизгнул. Рустам сообщил, что все собрались и ждут нас. Мы лениво покинули «Стальную Сову» и направились к стоянке. Транспорт Герцога являл собой ошеломляющее зрелище: нечто мощное, шестиколесное и вездеходное. Это чудо техники, очевидно, было создано лично самим Андрэ, поскольку человек или вампир со стандартным мышлением, не смог бы даже представить такое, а не то что создать. Герцог широким жестом пригласил нас сесть в этот автомобильчик, внутри оказавшийся комфортабельным и уютным, не хуже президентских лимузинов. - Класс! – восхитился Рик, наблюдая, как Андрэ без труда вжимает полторы сотни миль по трассе. - Нравиться? – герцог не упустил случая похвалиться. Я согласно кивнул, удобно развалившись на белом кожаном диване, занимавшим почти весь салон. - Очень милая машинка, очаровательная вещичка! Кто бы мог подумать, что ты будешь работать в этом жанре! Выслушав мой довольно водянистый комплимент, Ричард непочтительно громко рассмеялся. Герцог смерил его косым взглядом и отвесил Князю Бруджа весьма чувствительный подзатыльник. Я в который раз подумал, как радует меня наш милый триумвират, когда собирается вместе и замышляет крупную пакость. Тем временем мы прибыли на виллу Герцога Джованни. Это было двухэтажное здание с прилагающимся гаражом, бассейном, теннисным кортом и ипподромом. Внутри взору являлся сплошной «хай-тэк» - герцогская страсть. Андрэ с удовольствием окружал себя всевозможными новинками интерьера. Многообразие, у всякого другого выглядевшее бы нелепо, в доме Герцога имело одно определение – бездна вкуса. В зале для аудиенций собрались князья Маскарада. Пока не стану утомлять вас их описанием – для этого еще будет время. Мы уселись и Герцог Джованни открыл совет кратким изложением сути проблемы, в заключение своего монолога предложив высказаться по существу ее решения. В общем, в течение ближайшего часа я наблюдал ленивую раскрутку привычного сюжета. В Маскараде, как впрочем, и везде, имеются карьеристы, перестраховщики, крючкотворы и дипломаты, а Герцог, как любой тонкий политик, молчал, давая каждому проявить себя. Уже битый час перестраховщики осторожничали и скрытничали, карьеристы искали выгоду в каждом слове, дипломаты виртуозно уклонялись от прямых ответов на прямые вопросы, а крючкотворы (я и Бруджа) помалкивали. Герцог зорко следил за направлением беседы и жестом выразил одобрение кандидатуры Князя Джангрел, недавно захватившего власть в этом клане. Попутно кивком Андрэ поддержал Князя Ласомбра, высказавшего мысль подослать в Саббат пару шпионов. Это слово меня порядком позабавило: шпионом мы называли любимицу Герцога – кошечку-подростка Соню. В данный момент это бесхитростное создание уютно устроилось на коленях Герцога и громко мурлыкало. Отвлек меня от умилительной картины голос Князя Ласомбра, пожелавшего узнать, сколько времени необходимо шпионам на выяснение полной картины событий. Герцог предался минутному размышлению. -4- - Двух суток более чем достаточно! – резюмировал он. - А успеют ли? – возразил Князь Тореадоров - Должны успеть! – пожал плечами Герцог в ответ на множество удивленных взглядов – Кого отправить предоставляю решать тебе, Тори! А не успеют – могут сразу застрелиться! Все свободны! Он встал, подмигнул мне и Ричарду и направился к двери. Рик пошел за ним, я - следом. Герцог и Бруджа покинули зал: один – широко ухмыляясь, другой – противно хихикая. Лица их обоих выражали нетерпеливое желание дернуть пивка в каком-нибудь баре. Мое предположение подтвердилось через пару минут. Герцог произнес это вслух. Ричард всем видом изобразил удовольствие, и мы направились к машине. Мысленно пожелав этой «сладкой парочке» гореть в аду синим пламенем, я уселся в машину. Друзей приходиться терпеть! Сборник технических наворотов, именуемый автомобилем Герцога, несся по городу. На коленях Андрэ безмятежно дремала Соня-шпион. Эта крошка, считавшая хозяина своей безраздельной собственностью, безусловно, покинула зал Совета на плече Андрэ, села с ним в машину, получила свою долю хозяйской ласки и свернулась клубочком. Я взглянул на Ричарда. Тот сосредоточенно о чем-то думал, потом поднял глаза на Герцога - Ты всерьез решил, что двух суток хватит? Герцог фыркнул - Конечно! Третье тысячелетие на дворе, ребята! Надо шевелиться быстрее! – он прибавил газу - Кстати, Рикки! Параллельно зашли своих человечков туда же. Надо иметь несколько источников. - Ты не доверяешь Тори? – вмешался я, ощутив интерес к беседе. Герцог неопределенно пожал плечами. Ричард подал голос - Луис и Рустам тебя устроят?? - Чудесно подойдут! Мне кажется, они справятся. Пусть выяснят, что там за Равноэ появились! Кстати, расскажи, откуда ты взял эту инфу? Ричард пренебрежительно усмехнулся - Да недавно поймали одного типчика, он и рассказал. - Его хоть мама узнает? – поинтересовался я - Почем я знаю?1 – отмахнулся Ричард и вынул телефон. Выдача ценных указаний Луису и Рустаму заняла минут десять. Из них больше половины ушло на перечисление всех мыслимых достоинств обоих помощников Князя Бруджа. Злорадно хихикающий Герцог тем временем припарковал машину у бара под названием «Алиби». Весьма интригующе, особенно учитывая род наших занятий. Народу в баре было мало. Усевшись за столик, герцог щелкнул пальцами и к нему, как борзая к хозяину, подскочил официант в белом пиджаке. Я заказал себе мясо по-венгерски, на которое сразу и налег, поскольку уже успел порядком проголодаться. Герцог и Ричард лениво ковыряли вилками морские деликатесы и переглядывались. Подобная игра в «гляделки» означала только то, что спокойная жизнь сотрудников бара ушла в небытие, ибо мои драгоценные приятели собирались хорошенько сорвать на ком-нибудь свое паршивое настроение. Время тянулось очень медленно, разговаривали мы мало, поскольку каждый был занят своими мыслями. -5- Телефон Ричарда пронзительно завизжал. Бруджа, чертыхнувшись, ответил на звонок. По мере того, как он выслушивал говорившего, вялое выражение сползало с его лица и уступало место широкой зловещей ухмылке. Когда он выключил телефон, я нетерпеливо подался вперед - Ну? - Тзимисы готовят на нас покушение! – весело произнес Рик, закуривая – Несколько сволочей движутся сюда. Похоже, за нами следили. - Ну – ну … - только и сказал Андрэ, углубляясь в смакование бокала пива - Кто звонил? – поинтересовался я - Луис. Он спросил, не разобраться ли ему с этими уродами, но я подумал, что не стоит нам пропускать такую развлекуху. - Правильно! – мурлыкнул Герцог – У ребяток есть своя работа. Пусть развлекаются там, а мы повеселимся здесь! Я подумал, что при таком раскладе бар «Алиби», пожалуй, поживет еще немного, раз уж мы отыскали себе более интересное приключение. Подчеркнуто не спеша, Герцог разделывался с десертом. Ричард улыбался такой светлой и беспечной улыбкой, что можно было подумать, будто он пришел на свидание с возлюбленной. Прошло еще часа полтора и мы , наконец. Покинули бар. Герцог, обняв Рика за плечи, уверенно направился на набережную, оставив свою машину на прежнем месте. Я понял, что задумал Герцог. Гуляя таким образом, мы будем откровенно нарываться на неприятности и они, я надеюсь, не заставят себя ждать. Мы гуляли перебрасываясь анекдотами, хохотали, но не забывали при этом «сканировать» местность. Забредя в какой-то переулок, наша троица продолжала веселиться, когда Ричард недовольно произнес: - Интересно, накроют нас в этой дыре? - А они нас, как будто уже накрыли! – в полголоса отозвался Герцог, глядя мимо Рика. Мы обернулись, чуть ли не рыдая от радости. Наконец-то! К нам приближалось десятка полтора существ, похожих на людей, если б от них за километр не несло тзимисами. Без всяких предисловий они выпустили в нас энергетические стрелы, впрочем, довольно маломощные. Видимо, те кто их послал, переоценили свои возможности. В одно мгновение мы трое оказались рядом. Я ощутил, как сила Герцога хлынула в меня потоком расплавленной магмы, неумолимо нарастая. Я отпустил себя… Энергия Ричарда, неукротимая, словно морская волна, поднялась навстречу мне и Андрэ. Одновременный, чудовищно мощный удар разнес нападавших в мелкий фарш… Мы втроем внезапно, словно взлетели в небо, увидели город с огромной высоты. Бушующая сила подняла из моря огромный смерч. Я перестал понимать, что именно происходит, но зрелище завораживало… - Остановитесь! – раздался сбоку голос Ричарда – Остановитесь, иначе мы разнесем этот город к чертям собачьим!!! Я попытался справиться с собой. Невероятная боль рванула тело и я отключился… - Джулиан! Очнись! – голос Андрэ вырвал меня из забытья. С трудом разомкнув тяжелые веки я огляделся. Рик и Герцог стояли рядом со мной и тяжело дышали. Оба казались пьяными в доску. Я поднялся. Мы трое молчали еще пару минут, приходя в себя. - Ну ни хрена себе! – наконец выдохнул Герцог – Что это было?! - Хороший вопрос! – отозвался Бруджа, тряхнув головой – Бр-р-р! Башка гудит! - Еще бы! – я то же испытывал дикие головные боли – Похоже, мы многое о себе не знаем! - Ты это о чем? – Герцог пристально изучал мое лицо – Чего мы о себе не знаем? - А ты разве не понял? Мы втроем оказались способны управлять смерчем! Это не спроста! Откуда бы взяться ТАКОЙ силе? Вампиры, пусть даже мастера, этим не обладают! - М-да-а-а…- только и смог сказать Ричард. Герцог решительно взял нас за плечи и хорошенько встряхнул |
Demonikus Sant |
дата: -6- - Пошли отсюда! – сказал он – Едем к тебе, Рик! Нам надо как следует обдумать это все и заодно порыться в компе – глядишь, что и накопается! - Ты прав…- рассеянно отозвался Бруджа, думая о чем-то своем. -------------«»------------ Рик устало откинулся на спинку кресла. - Ничего! Полный ноль! – хмуро рявкнул он – Черт! - Я это предвидел! – спокойно откликнулся Андрэ - Чтоб ТАКАЯ инфа давалась в руки так легко?! Не-е-е-е-ет! Продеться поднапрячься! - А вот Лорды из Большого Совета наверняка могли бы многое тебе поведать! – я сознательно подлил масла в огонь – Не хочешь их потрясти? - Отчего же нет? – ухмыльнулся Герцог, потягивая пиво – Потрясем, успеем. Главное, чтобы они как можно дольше не знали о наших талантах! - Или не знали о том, что мы о них теперь знаем! – каким-то странным тоном произнес Ричард. Мы с Герцогом одновременно повернулись к нему -Что? -Я только сейчас вспомнил…Возможно, я неправ, но проверить не мешает… - Да что проверить-то?! Не тяни! – я завелся не на шутку. Рик закурил. Собравшись с мыслями он начал: - При нас уже однажды упоминали об экспериментах на каинитах – обладателях Древней Крови…А вот какой результат получили Верховные Лорды от этих экспериментов? Кто-нибудь об этом знает? - Ты хочешь сказать…- выражение лица Андрэ было непередаваемым. Ричард кивнул Ты правильно понял. Мы могли стать этими подопытными детьми! И если это так… Я молчал. Да уж, новости! Всего лишь предположение, гипотеза, но какая! По сравнению с этой силой Маскарад и Саббат – детские игрушки! Теперь ясно, почему Большой Совет так закручивает гайки. Андрэ в любой момент может стать серьезным конкурентом! Если еще ни кем нибудь покруче! А все идет к тому, если Рик окажеться прав. - Кстати! – вдруг осенило меня – Андрэ, ты знаешь, как отличить обладателя Древней Крови? – Герцог несколько секунд напряженно размышлял - Я слышал,- наконец сказал он – что к таким другие вампиры испытывают непреодолимую жажду! - Вот как? – я был, мягко говоря, шокирован. Так вот почему меня часто так и тянуло впиться в горло Рика! Древняя Кровь! Кстати. И он не раз говорил о подобном желании ко мне и Герцогу! Мы все переглянулись. Аедрэ присвистнул. - Не хило! Однако для таких способностей одной крови маловато. Есть что-то еще! Ричард кивнул: - Ну и денек! – он снова полез в холодильник, достал две банки пива, передал одну Герцогу, а вторую открыл сам и стал жадно пить. Андрэ так же припал к банке. Дьявол! И как они могут непрерывно глушить эту дрянь?! Я налил себе бокал мадеры и всецело отдался удовольствию смаковать это замечательное вино. Однако Рик прав – денек сегодня что надо! -------------«»------------ На следующее утро меня вновь разбудил звонок телефона. После первой трели мне захотелось убить звонившего. Щелкнул автоответчик. На этот раз звонил Андрэ. Однако это обстоятельство не спасло меня от необходимости вставать ни свет, ни заря и мчаться к нему. Я посмотрел в окно. На улице шел дождь. Очень мило! Прекрасное начало дня! Если я кого нибудь не убью сегодня – это будет достижением века! Со стоном я выбрался из постели. Ощущение было, как с чудовищного перепою. Не спас даже контрастный душ. Завтракать я не стал. Измученный организм требовал совсем другого лекарства. Слишком большой выброс Силы произошел вчера, чтобы это не сказалось. Похоже, придется подкрепиться, иначе тяга к Древней Крови может толкнуть меня на безумства. А в свете вчерашнего происшествия я не могу себе этого позволить. Кто знает, в какие неприятности может это вылиться. Тут в дверь позвонили. Истошные вопли звонка заставили меня скривиться. Голова, казалось, грозила лопнуть. Я догадывался, кто мог поднять такой тарарам. Влад Блэйк. Только он и его брат-близнец имели такую дурную привычку – трезвонить. Я поплелся открывать. - А я думал, ты еще спишь! – широко ухмыльнулся стоявший за неб брюнет. Мои предположения полностью оправдались. Эта самодовольная физиономия, напоминавшая моя, так как принадлежала мадьяру, являлась собственностью Влада Блэйка. - Нет, не сплю! – процедил я – Но упаси тебя бог, если ты явился по пустякам в такую рань! – мы прошли в комнату и я стал одеваться. Сегодня я предпочел кожаные штаны в обтяжку, черную «водолазку», тяжелый клепаный пояс. Наряд довершали высокие армейские ботинки и длинный кожаный плащ. - Нет, не по пустякам. Я давно хотел с тобой переговорить, да все никак не мог собраться. Что-то странное происходит в городе уже несколько лет. А недавно все стало еще хуже. Парни меняются. Рика я не вижу уже несколько дней. Вчера Глэкен пришел ко мне раненым. Рука перевязана. За мной сегодня следили почти до твоего дома. Что за разборки? – меня охватила тревога. А с ней возрос и голод. По-моему я побледнел. Влад уставился на меня с испугом. – Джей, а с тобой что? - А что со мной? – его страх окатил меня горячей волной. Но я еще мог удержать себя в руках. - Ты побелел, как смерть и … - он отступил на шаг – Ты то же как-то странно изменился. - Это так заметно?- я шагнул к нему. Голод терзал меня как зверь. - Ужасно! – меня тянуло все сильнее. Черт! Неужели! То же самое ощущение, что и к Рику, Владу, Анжеле…Скольких еще из наших Совет использовал для эксперимента. Да, надо лететь к Герцогу и Рику и чем быстрее, тем лучше! - Кое-что происходит.- Сказал я – Это трудно объяснить. Боюсь, тебя это шокирует. Меня едва не складывало пополам от чудовищного голода. Черт! Влад, да ты что, не видишь?! Уходи! Я же… - Тебе нехорошо? – Блэйк уже справился с собой и встревожено положил мне руки на плечи. – Может тебе надо к врачу? - Нет…Это другое…- я скрипнул зубами- Влад, уходи! Уходи, пока еще можно! - Джей, о чем ты? – он нахмурился – Нет, с тобой явно что-то не то! - Еще минута, и «не то» будет с тобой!!! – рявкнул я, глядя почти с отчаяньем – Влад, ты прав, я изменился. Изменился настолько, что ты даже представит себе не можешь! И я даже не человек! Я – Киндред! Я- вампир! Влад отшатнулся, потом с облегчением рассмеялся. - Тьфу ты! А я уже почти поверил! – он выдохнул – Ну ты и актер! Какой талант пропадает!- я широко улыбнулся в ответ, показав клыки -Тогда попробуй снять это. – он попробовал. Лицо Влада стало белее мела. Влад отпрянул, но я поймал его за руку и рванул к себе. - Джулиан!- Влад рванулся, но мои руки уже не хотели отпускать его. - Поздно. Я больше не в силах сдерживаться. И не говори, что я тебя не предупреждал.- мой голос снизился до шепота – Но я не убью тебя, мой друг. Ты станешь одним из нас. Влад отбивался, как бешеный, но что такое сила человека по сравнению с силой каинита. Древняя Кровь в жилах человека не более чем просто кровь, а вот у вампира… Я повалил Блэйка на пол. Схватив за волосы, рывком запрокинул ему голову так, что это не могло быть не больно и всадил клыки ему в горло уже почти не контролируя себя. Весь во власти одуряющей жажды я глотал, ощущая на языке медный сладко соленый вкус. Какое это было блаженство. Как будто золотое сияние разливалось по моим жилам. Я пьянел. Какой-то частью своей души я ощутил, как к моему пиру присоединились Андрэ и Ричард. Я едва нашел в себе силы оторваться и напоить Влада своей кровью. Его выгнуло в спазме, но это был неизбежный этап Становления. В моем разуме еще витал отголосок незримого присутствия моих друзей. Подняв поубесчуственного Блэйка на руки я уложил его на диван. Подойдя к телефону, я позвонил кузену. Владислав ответил не сразу. - Ну? – послышался в трубке его сонно-недовольный голос. -Влад, это Джей. Приезжай ко мне. Срочно. Здесь Блэйк-старший. Объяснишь ему, что к чему. Я убегаю. Ключ ты знаешь где.- я положил трубку не дожидаясь ответа. - Влад, Дождешься Хантера. Он тебе все объяснит, а до тех пор не принимай никаких решений, хорошо?- он слабо кивнул. Я вылетел из дома, и почти сразу нарвался на трех тзимисов. Похоже, меня ждали. Я усмехнулся своей «фирменной» улыбкой. Они медленно приближались. Эти были посильнее вчерашних. Один – уже достигший уровня Мастера. Двое на подходе. И они даже не маскировались. В свете дня (а вы что думали, мы на самом деле света боимся? Сказки все это! Так же как чеснок, распятия, святая вода и прочая чепуха.) четко просматривались следы экспериментов над их собственной плотью. Такое явное нападение равносильно объявлению войны. Меня охватила дикая ярость. Так. Этот трюк мы знаем. Не выйдет ребята. Заставить меня потерять голову от бешенства и бить в слепую? Как бы не так! Я метнулся вперед, и в следующее мгновение тзимис-мастер катался по земле с вырванным горлом. Я повернулся к двум другим. Необходимо нейтрализовать их, пока это корчащаяся на земле сволочь не исцелилась. Кровь Блэйка все еще бродила в моих жилах опьяняющим потоком. Меня пронзила боль, сладкая до умопомрачения. Я рассмеялся, ощущая себя как будто со стороны. Боже мой! Я и представить не мог, что умею ТАК смеяться! Не думал я что могу услышать такой смех по эту сторону адских врат, а тем более что хохотать буду я сам! Нападавшие замерли в нерешительности. Я сделал рукой жест. Будто призывая что-то из под земли. Результат не заставил себя ждать. Три столба ревущего пламени не оставили от нападавших даже пепла. Они исчезли. На асфальте ни следа. Пройдя пару кварталов я поймал такси (моя машина осталась у «Стальной Совы», домой меня привез Герцог), и через 20 минут был у Андрэ. Рик уже был там. Увидев меня он поинтересовался. - Ты что, через Антарктиду добирался? - Ага. - Я уселся в кресло - Она теперь у моего дома располагается. - Проблемы?- Андрэ оторвался от изучения корреспонденции – Я рассказал все. Герцог нахмурился. -Тебя могли видеть. Если это так, то Большой Совет наверняка уже в курсе.- Я пожал плечами. -Они могут быть в курсе со вчерашнего вечера. Такое представление, как мы устроили, не могло пройти незамеченным. Кстати, вам не кажется, парни, сто эти нападения на нас какие-то…несерьезные Рик побарабанил пальцами по столу. -Не нравиться мне все это. Кстати, кто твой новообращенный? - спросил он, резко меняя тему. -Влад Блэйк. Меня с утра мучила жажда, а тут его принесло. Я бы не среагировал так, если бы не Древняя Кровь. - Значит и второй то же. - Подвел итог Герцог. - По всей вероятности - да. Кстати, он сказал, что вчера к нему приходил раненый Глэкен. Рука перевязана. - Глэкен ранен? А вот это уже серьезно! Похоже, Саббат решил нанести упреждающий удар.- Герцог отложил в сторону письмо. - Или это провокация. – Возразил я - Нас вынуждают на что-то. А если это так, то делать этого ни в коем случае нельзя! Подождем возвращения шпионов.- Подытожил Андрэ. - Один уже здесь!- подмигнул Ричард, кивнув на Соню, прыгнувшую на стол и усевшуюся на стопке бумаг. - Одна. – Поправил Герцог, почесывая любимицу за ушками, за что немедленно был вознагражден громким мурлыканьем. -Доклад по всей форме! – поддел я. Рик фыркнул. - Точно! -------------«»------------ Ричард Бруджа До вечера все было спокойно. Никакие шпионы, кроме Сони, к нам не явились. Мы втроем блаженствовали в доме Андре, совершенно забыв о двух последних днях, полных сногсшибательных новостей. Мы уже порядком расслабились, когда телефон Герцога взвизгнул. Андре ответил на звонок. Пару минут он молча слушал, потом сказал: - ОК! Мы едем! – и обернулся к нам. – Срываемся, парни! Глэкен ждет нас у себя дома. Там же Луис и Рустам. Есть новости! – Мы покинули дом Андре. Его чудо-машинка, взревев, как разъяренный монстр, рванула вперед. Дом Влада находился в другом конце города, и мы довольно долго в молчании мчались сквозь надвигающиеся сумерки. - Хоть бы на этот раз без приключений! – с надеждой сказал я, пытаясь разрядить напряжение, царившее в нашем триумвирате. - Накаркаешь! – Фыркнул Андре. Джей захохотал. У дома Глэкена Герцог выключил мотор, и мы покинули машину. Стоп! Взору нашему явилась делегация встречающих. И отнюдь не с цветами! Отлично! Значит, обойдемся без объятий и поцелуев! Мы замедлили шаг. Та-а-а-ак! Тзимисы. (А кого еще, собственно можно было ожидать?). Штук примерно двадцать. Больше половины, как я чувствовал, достигли уровня Мастеров, остальные – так себе, пушечное мясо. Видок у них конечно…Бр-р-р-р! Гадость! - Ого! – обрадовался Андре, приближаясь к ним. - Ага! – В тон ему произнес Джей. И на что я надеялся? Однако при виде нас делегация заметно оживилась. Впереди всех маячила высокая синьорина весьма садистского вида: в ботфортах, вся увешенная металлом. Замечательно! Провокация, я это уже понял! « Не используйте Силу, парни!» - отчетливо услышал я голос Андре, хотя он при этом не произнес ни слова вслух. И вот, началось! Впрочем, мы не стали демонстрировать этим ребятам свои редкие дарования. Обойдутся! Спустя миг я ощутил боль в плече. Дьявол!!! Девица кинулась на меня…Еще не хватало! Припомнив справедливое замечание Джея насчет трудности жизни без головы, я вынул пистолет. Первой головы лишилась матерая девица, ее упавшее тело продолжало дергаться. Зрелище на любителя! Отбиваясь еще от пятерых, я увидел, что Джея увлекли в переулок несколько «красавцев» Им же хуже! Мы с Андре продолжали громить этих недоносков. Было довольно трудно. Сволочи оказались посильнее прежних противников. Черт! Похоже, кто-то решил заняться нами всерьез! Наш веселый хоровод копошился, обливаясь кровавыми брызгами и покрывая землю образцами человеческой анатомии. Веселье уже близилось к концу, когда я увидел, как один из наших противников начал медленно отползать, удаляясь от свалки и рванул в переулок. Мы с Андре даже не стали задерживать этого недоумка. Там, в темноте, его караулил замечательный сюрприз в лице нашего любимого Вентру. Дикий вопль, спустя секунду, взорвавший воздух, сообщил нам, что рандеву состоялось. А еще через миг из переулка появился развеселившийся Джей и снова вписался в нашу вечеринку. Вскоре праздник окончился без применения крайних мер. Мы, далекие от мысли о своей внешней красоте, вошли в подъезд. Влад, наверное, заждался. Издалека донесся приближающийся вой полицейских сирен. По-видимому, кто-то из соседей, поняв, что продолжения бесплатного спектакля не предвидеться, вызвал копов. |
Demonikus Sant |
дата: Кристина М.Кэрри Вернуться до рассвета. Он стоял у самой стены здания, подняв лицо в ветреную ночь, хлеставшую по щекам крошечными, но пронзительно холодными каплями влаги. Капли ложились на лицо, застывая на ресницах и длинных прямых прядях волос мерцающими миниатюрными бриллиантами. В свете фонаря его бледное лицо казалось украшенным бесчисленными драгоценными камнями. Он смотрел на слегка колеблющийся под порывами шквального ветра фонарь и в его глазах с расширенными не-по-человечьи зрачками отражались два качающихся огня. Ветер качал и небольшую сережку, вставленную в мочку левого уха - серебряное колечко с подвешенным маленьким распятием. Дань своему своеобразному чувству юмора. Но все прочее в его фигуре оставалось недвижимым. Его звали Аллен. Он был одет в черный плащ современного и элегантного покроя. Плащ был распахнут, несмотря на отвратительную погоду середины зимы, под ним был строгий темно-синий ти-шот и узкие черные джинсы. Воротник плаща был поднят так, что закрывал щеки. Темные волосы с каштановым отливом модно пострижены под длинное элегантное "карэ". Из кармана торчала часть оправы очков - тонкое золото проволоки, тонкое стекло. По виду он более всего походил на преуспевающего программиста. Которым, собственно и был. Еще Аллен был вампиром. Но это не было профессией. Это было его образом жизни. Сейчас он стоял, замерев, наслаждаясь погодой. Более всего в жизни он любил дождь, а из всех видов дождя - вот такой вот, ледяной, мелкий, моросящий. Но он еще и принюхивался. И прислушивался. Его чувства были обострены и во много раз превосходили человеческие. Вдалеке слышались шаги. Ритм их был неровным: человек спотыкался, ноги его заплетались, он несколько раз поскальзывался, ронял нечто стеклянное - скорее всего, бутылку, подумал Аллен. Человек был пьян. И он шел именно сюда, туда, где между двух складских помещений, почти невидимый в тени, стоял вампир. Аллен едва-едва насторожился. Это была подходящая добыча. Он выходил раз, очень редко два в месяц, находил какого-нибудь забулдыгу или перепившую проститутку, убивал их, выпивая кровь, и затаивался еще на месяц. Вернее сказать, возвращался к своему привычному образу жизни: день и ночь в своем жилище на барже, надежно изолированном от дневного света. В жилище, в котором была широкая кровать, стеллаж с книгами и одеждой, музыкальный центр экстра-класса и баснословно дорогой компьютер, оснащенный всеми ультрасовременными изобретениями. За этим компьютером он и проводил большую часть своей жизни. Иногда он выходил и посещал бары и ночные клубы. Иногда это были гей-клубы. Ему было все равно, общаться с мужчиной или женщиной, ибо ни те, ни другие, не представляли для него никакого интереса. Но женщины иногда бывали слишком наблюдательны и проницательны. А потому опасны. Он не любил убивать, кроме как для еды. Он считал себя хищником. А хищник убивает, только когда голоден или в опасности. Аллен увидел свою жертву. Изрядно подвыпивший рабочий, в грязном комбинезоне, надетом на грубой вязки коричневый свитер. В одной руке он нес бутылку, другой поминутно хватался за ограду набережной, чтобы не поскользнуться. Лицо его было измятым, как ношеный носок.. да и запах исходил примерно такой же, как мог ощутить Аллен своим обостренным обонянием. Аллен быстро, но неслышно для человеческого уха, пошел следом за рабочим. На нем были дорогие замшевые мокасины, которые промокали в такую погоду, но это была единственная обувь, совмещавшая в себе возможность ходить тихо и не привлекать внимания необычным видом. Подойдя к рабочему сзади, он быстро положил обе ладони ему на шею сзади. По его пальцам пробежал парализующий импульс тока, заставляющий все нервы, проходящие через шею, утратить чувствительность на довольно долгое время. Жертва начала бессильно валиться вниз, словно куль с мукой, но Аллен вовремя подхватил его и прислонил к ограждению набережной. Пьяница был жив, в его глазах читалось легкое недоумение. Он был слишком пьян, чтобы испугаться. Это тоже нравилось Аллену - он не любил мучить свои жертвы. Он приник к шее рабочего, нащупав тонкими чуткими пальцами сонную артерию. Его зубы, конкретнее, клыки, были полыми, как у змеи. Но, в отличие от змеиных, он не только выпрыскивал, но мог и всасывать любую жидкость. А точнее, кровь. Прежде, чем начать пить кровь, он впрыснул в сосуд добычи определенное вещество, препятствующее свертыванию крови. В такие минуты он видел себя огромным москитом, летучей мышью, и это смешило его. Он пил, приникнув к сосуду. Со стороны это могло бы выглядеть поцелуем - ни одной капли не проливалось мимо. Его грудная клетка двигалась размеренно и часто, словно он совершал глубокие вдохи и выдохи. На самом деле, из зубных каналов кровь по сложной системе сосудов поступала в резервуары, расположенные в грудной клетке позади легких. Движения мускулатуры грудной клетки и диафрагмы позволяли высасывать из жертвы до трех четвертей крови - всю кровь, помимо той, что находилась в кровяных депо и не содержалась в сосудах, и некоторую часть лимфы. Когда он оторвался от шеи жертвы, тот уже был мертв. Аллен считал это легкой смертью - мозг, лишенный кислорода, просто отключался. На месте укуса не было ни одной капли крови - лишь только две синеватые точки на неестественно белой коже. Аллен тяжело поднялся - после "еды" он всегда чувствовал себя усталым и тяжелым, еще бы, ведь к его семидесяти пяти килограммам прибавлялось еще не менее пяти, выпитых у жертвы. Он с трудом перекинул тело покойного рабочего через ограду набережной, проследил, как оно с тяжелым плеском ушло вниз, в глубину грязной, покрытой пленкой мазута и засоренной всевозможными отходами воды. Он пошел по улице, с трудом поддерживая осанку. Он чувствовал себя примерно так, как чувствует человек, возвращающийся с пышного обеда в кругу друзей: в груди была тяжесть, переходящая пределы приятной. При каждом шаге в боку покалывало и ломило. Аллен дошел до своей баржи, неловко спустился по трапу, вошел внутрь. Оставил мокрый плащ на вешалке при входе, небрежно сбросил на ходу промокшие мокасины. Зашел внутрь помещения, уже неровно двигаясь, и пошатываясь, как человек, получивший изрядную дозу снотворного. На автомате включил систему контроля герметичности и сигнализацию. Она разбудила бы его, если бы в специально защищенное помещение стал бы проникать дневной свет. Он еще успел стянуть с себя одежду, бросить ее на пол и обнаженным упасть поверх разобранной постели, застланной бельем в неброских тонах. Он будет спать так двое или трое суток, пока не переварит всю пищу. Сначала сон его будет тяжелым и мрачным, и он будет не в силах пошевелиться, и половина кошмаров будет навеяна леденящим холодом, который будет тревожить его обнаженное тело, крестообразно распростертое на кровати, лицом вниз, в одеяло. Но через много часов сон сменится более легким, он пошевелится, находя во сне на ощупь край одеяла и толстого пушистого пледа из овечьей шотландской шерсти, завернется в него и уснет еще на много часов. Но теперь лицо его, с тонкими аристократичными чертами, отмеченное печатью аскетизма и надменности, будет по-детски расслабленным и счастливым. Там, во сне, он живет жизнью, которой никогда не живет наяву.. а может быть, той, которой жил несколько сотен лет назад. Там горят яркие свечи в тяжелых канделябрах, кружатся в сложных фигурах танца дамы в высоких напудренных париках, нарумяненные юноши в пышных кружевных воротниках декламируют друг другу сочиненные оды во славу своих дам, скачут богато украшенные экипажи, в которых запряжены лошади, чья сбруя стоит дороже дома крестьянина. Там он кружится в танцах до самого утра, а поздним днем просыпается в своей постели, и дворецкий приносит ему письма в надушенных конвертах, приглашения и визитки. Там он почти что счастлив. А компьютер еле слышно гудит, убаюкивая его, и изредка мерцает зелеными и оранжевыми лампочками модема. По экрану бегут бесчисленные строки - черное на белом, прерываемое иногда зеленым и красным, пишутся бесчисленные логи и сыпятся письма со всего мира - письма, которые приносит программка с изображением летучей мыши. Письма, которые уже не принесет, покашливая от застарелой простуды, дворецкий в камзоле. Аллен спит, и во сне ему вдруг видится, как он выходит в ночь, исхлестанную струями дождя, на поиски добычи, и его дотоле безмятежное лицо искажает нечеловеческая гримаса - не злая, не азартная. Просто лицо хищника, вышедшего на охоту. И охота успешна, и он, торопясь, идет вниз по улице к своему жилищу, но навстречу ему с нереальной скоростью встает огромное багровое солнце. Солнце-враг, солнце-убийца, под чьими лучами его плоть распадается и гниет, и оставляет от него только наполовину разложившееся тело старика. Но этот сон-предупреждение не пугает его. Это просто напоминание - о том, что как бы ни была хороша ночь, всегда нужно вернуться до рассвета. |
Demonikus Sant |
дата: Кристина М.Кэрри Притворщик "Вампиры играют людей, которые играют вампиров" "Интервью с вампиром". Гэбриэл последний раз коснулся пальцами клавиш и слегка откинулся назад. Прощальный аккорд золотистым блеском повис в воздухе, долго еще плавно парил среди полутьмы небольшого клуба на одной из центральных улочек города. Он положил руки на клавиши, и стал постепенно отключать синтезатор. Его широкие, массивные ладони на удивление легко парили над бесчисленными клавишами и кнопками, опровергая суждение о том, что силовые упражнения и музыка мало совместимы. Гэбриэл знал в этой жизни только два увлечения. Первым была музыка, вторым - бодибилдинг. Оба этих несходных занятия удивительным образом отражались и на его внешности, и на его образе жизни. Он был очень высоким, мощным, с превосходно развитой рельефной мускулатурой. Очертания лица были такими же, как у бесчисленных посетителей тренажерных залов - тяжеловесный подбородок, развитые скулы. Но при этом одет он был со всем присущим богеме шиком и "художественным" беспорядком, носил длинные волосы, только на тренировках собирая их в "хвост", чем резко выделялся среди своих сотоварищей - коротко подстриженных, аккуратно одетых. Он неплохо играл на гитаре и исполнял песни собственного сочинения, удивительно хорошо подражая французским шансонье прошедших годов. Но чаще он выступал с маленькими шоу - как раз вот на такое небольшое кафе-клуб. Тема всех шоу, как и названия его электронных композиция, была всегда одна и та же: вампиры. Темная романтика. Его псевдонимом было имя Дракулы, музыка была мрачной и тяжелой, но в меру, и удивительным образом могла сочетать в себе средневековые странноватые ритмы и попсовую доступность любому слушателю. В черном костюме, частично стилизованном под средневековье, с легким макияжем, делающим лицо пронзительно бледным, а глаза чернее, чем на самом деле, он производил неизгладимое впечатление на многих слушателей. Чаще, впрочем, на слушательниц. Самые утонченные поклонники стиля готической музыки оценивали его выступления весьма лестно. Несмотря на отъявленную мрачность сценического имиджа, Гэбриэл на самом деле не был ни мрачным, ни загадочным. Он просто играл роль - третьим его увлечением, не реализованным не в силу отсутствия таланта, а по иным причинам, был театр. Играл, но не вживался. И после своих выступлений он обычно сидел вдалеке от сцены, которую уступал прочим исполнителям, пил пиво или какой-нибудь иной напиток. Часто вместе со зрителями. И они удивлялись этому перевоплощению - вместо мрачной тени в черно-красном плаще, магией или чудом извлекавшей из синтезатора волшебные звуки, перед ними оказывался молодой, не старше двадцати пяти лет, парень с обычной, хотя и на редкость привлекательной внешностью, острым языком и вечной широкой улыбкой, любитель пива и футбола. Гэбриэлу не было нужды играть вампира в обычной жизни. Он и был им. А его шоу были данью своеобразному чувству юмора, а может быть, идеальной маскировкой. Он настолько связал свое имя с идеей вампиризма, что, вцепись он сейчас в горло кому-нибудь из зрителей, они могли бы подумать, что он сошел с ума и вообразил себя вампиром. Эта маскировка помогала объяснить все странности - то, что он появлялся везде только затемно, жил один - никто не знал где, и многое другое. На любой вопрос он спокойно отшучивался, что "его гроб, в котором он спит, стоит в склепе на одном из городских кладбищ". Сейчас он сидел за столом один, наблюдая за странным танцем, который демонстрировала молоденькая танцовщица. Это было похоже.. нет, ни на что, по его мнению, не было похоже. Поэтому он лениво следил взглядом за движениями девушки и потягивал вино из бокала. Гэбриэл был красив. Он выглядел чуть старше, чем был на самом деле. Ему было всего двадцать три, когда он стал тем, чем был. Он выглядел латиноамериканцем, хотя на самом деле происходил из родовитой семьи американцев-южан, в его жилах текла некоторая доля крови креолов. У него была смугловатая кожа нежного и мягкого оттенка молока с каплей кофе, темные глаза и черные вьющиеся волосы. Черты лица, слегка огрубленные развитой мускулатурой, все равно были правильными, привлекающими одновременно мужественностью и утонченностью. Поклонницы сходились на одном - его взгляд был нежным. Это была та безотчетная нежность, с которой он глядел на каждую женщину, которая встречалась ему. Но едва ли он сам сознавал это. - Позволишь угостить тебя бокалом вина? Гэбриэл деланно вздрогнул, словно бы не слышал, как к нему подошла маленькая стройная женщина в темном платье. На самом деле, он мог расслышать любой, даже самый тихий, звук из тех, что раздавались в помещении. Но об этом никому не стоило бы знать. - О, Франсин.. Ты меня напугала. Благодарю. Франсин была француженкой, выглядела лет на тридцать, была обаятельна, умна, слишком нервна и неразговорчива. Когда-то она пыталась стать актрисой, и с тех пор обожала принимать "выразительные" позы и бросать "выразительные" взгляды. Общаться с ней было довольно сложно, но она была самой умной и хотя не самой красивой, но самой очаровательной из его знакомых. С вечной тонкой сигаретой, слишком длинными ногтями с безупречным маникюром темно-бордового цвета и любовью к темным тонам и мрачным историям, она могла бы хорошо смотреться рядом с Гэбриэлом. Но она никак не могла понять, что его сценическому имиджу нет места в его жизни. - Ах, неужели я выгляжу столь страшно? Франсин была хороша. Ее можно было бы назвать слишком худой, но все в ее облике было гармонично - и эти тонкие детские запястья и торчащие ключицы не противоречили огромным темно-карим глазам взрослой женщины, в которых читалась одновременно и усталость и жажда страсти. Когда она обращала такой взгляд на Гэбриэла, он привлекал на помощь весь свой опыт, самоконтроль и чувство юмора, чтобы не утонуть в пышущем страстью жерле вулкана, которым казались ее глаза, тонущие в тени от длинных ресниц и прически с пышной челкой. - Франсин, ты необыкновенно хороша. Но ты подошла так неслышно... Принесли вино. Франсин взяла бокал, чуть пригубила красное, а в полутьме почти черное, вино и задумчиво устремила пристальный взгляд на Гэбриэла. Но на этот раз в ее взгляде не было той страстности, от которой он всегда слегка краснел. Взгляд был одновременно испуганным и торжествующим, как у ребенка, который украл слишком дорогую для него игрушку. - Габриэль, могу я с тобой поговорить? Она всегда называла его так. Гэбриэл поморщился, но постарался сделать это незаметно. - Да, конечно, моя дорогая Франсин. - Послушай меня. Я тебя вычислила, Габриэль. Ты - на самом деле вампир. Гэбриэл замер на краткий миг, недоступный человеческому взгляду, а потом расхохотался самым радостным смехом. Он состроил мрачную физиономию, нахмурил брови и потянулся к женщине скрюченными пальцами. - О да.. Несчастная, ты раскрыла мою тайну и умрешь!... Франсин не улыбнулась. Она нервно дернула щекой и прикусила тонкие губы, подкрашенные темной помадой. - Не паясничай, Габриэль. Я говорю серьезно. Я поняла это. Совсем недавно, но это очевидно. - Франсин приняла одну из своих многозначительных поз, в данном случае это означало, что она ожидает бесчисленных вопросов. Но Гэбриэл промолчал, с улыбкой глядя на нее, и ей пришлось продолжать. - У меня есть доказательства. Я могла бы предъявить их полиции. Гэбриэл беспечно улыбался, но когда Франсин положила на стол фотографию, сделанную явно плохим фотоаппаратом и в сумерках, но достаточно четкую, чтобы на ней можно было узнать Гэбриэла в спортивной куртке и светловолосую девушку в белом платье, улыбка сникла. Они просто стояли на улице. Но Гэбриэл знал, что было всего через полчаса. И полиция знала.. вернее, знала, что девушка пропала без вести именно в тот вечер, и больше ничего. - Это все чушь, Франсин. Но то, что ты следишь за мной с этой дурацкой "мыльницей", мне не нравится. - Нет, не чушь! - голос Франсин сорвался и на них оглянулась молодая пара из-за соседнего столика. Гэбриэл не отреагировал, но его мозг лихорадочно просчитывал все варианты. И он нашел подходящий.. не сразу, но довольно скоро. - Франсин, не кричи. Давай выйдем на улицу. Если хочешь - я провожу тебя домой. - Проводи. Дома Франсин, только скинув туфли на высоком каблуке, устремилась к бару и налила себе полный стакан недорогого бренди. Под удивленным взглядом Гэбриэла она грустно улыбнулась: - Да, я пью эту гадость. Хороша, если надо перестать дрожать.. вот так, как я сейчас. - Она зябко повела тонкими плечами. Все было до боли очевидно - и смысл каждой позы, и подтекст каждого жеста. Гэбриэл покорно подошел к ней, обнял. Макушка Франсин доставала ему до груди, не выше. Она вцепилась ему в спину ногтями, требовательно царапая, скользила щекой по его груди. Гэбриэл на краткий миг поднял глаза к небу, вкладывая в этот взгляд все свое мнение о происходящем, а потом включился в роль нежного любовника. Когда все закончилось, Гэбриэл развалился в широком уютном кресле, Франсин - по своей неистребимой привычке - села у его ног. Какое-то время она просто сидела, положив голову ему на колени. Но потом она поднялась и взглянула на него. Гэбриэл перехватил ее взгляд, и понял, что Франсин еще не отступилась от своей идеи. Она взяла с журнального столика очередную сигарету, глубоко затянулась и выпалила: - Сделай меня такой же, как ты! - Что ты имеешь в виду? Ты не можешь стать мужчиной... - попытался уйти от неприятного разговора вампир. - Сделай меня вампиром! - Я не вампир, Фрэнси. - А кто же ты? Серийный убийца, маньяк? Гэбриэл напрягся. По интонации Франсин можно было понять, что в таком случае она тут же вызовет полицию. Убивать ее нельзя - многие видели, как они ушли вместе. - Нет, я не маньяк. - Но ты убил эту девицу? - Да. Убил. - Он помедлил, потом сказал с видом, словно бы сознавался в страшной тайне. - Да, ты права. Я и впрямь вампир. - Сделай меня такой же!! Голос Франсин, хриплый после занятий любовью, срывался на крик. - Нет, Франсин. Не сделаю. - Почему? - А зачем тебе это? - Я хочу быть бессмертной.. хочу быть одним с ночью и тьмой. Хочу выходить на охоту и пить кровь. Хочу летать при полной луне в звездном небе... Гэбриэл искренне расхохотался. - Мы не умеем летать. Это все сказки. - Мне все равно! Сделай это со мной.. - Нет, не сделаю. - Почему?! - Не хочу, Фрэнси. Она подскочила с пола, замахнулась на него рукой, увенчанной грозными остро подточенными ногтями, но он легко поймал ее руку и слегка сжал. Ей не было больно, но Франсин не могла упустить возможности сыграть очередную роль. - А-ай! Больно.. - И будет больно, если ты еще раз так сделаешь. - Подыграл ей Гэбриэл. Франсин задумалась, прошла взад и вперед по комнате, непрерывно затягиваясь уже третьей, за пять минут, тоненькой сигаретой. Вдруг она остановилась, и торжествующе взглянула на вампира. - Мне тоже не хочется отдавать тебя полиции, Габриэль! Но, видимо, придется. В своей одержимости Франсин начинала действовать так здраво и логично, как не умела никогда в жизни. С подросткового возраста она была повернута на вампирах, ведьмах, темной романтике и черной магии, изучала всевозможные культы и ритуалы. Вампиры были ее страстью и идеалом. - А ты не боишься, Фрэнси, что я попросту сверну тебе шею? - Нет. Потому что тогда тебя поймают. Нас видели. Нас видели многие. Они знают и тебя, и меня. - Хорошо, Фрэнси, я сделаю по-твоему. Франсин робко замерла в той позе, в которой услышала его слова, не решаясь повиснуть у него на шее, как ей хотелось бы. Будущему вампиру это не приличествовало. Гэбриэл с минутным сожалением подумал о том, что из всей их небольшой компании, разбросанной по всему миру, Франсин могла бы быть самым "настоящим" вампиром. Со всей атрибутикой, о которой эти глупцы пишут в книгах. И самым опасным - ее поймали бы тут же, их образ жизни не допускает театра. А кто знает - успела бы она выдать их тайну перед смертью? Гэбриэл уже несколько минут играл зажигалкой, умело управляя бликом от лампы на ее крышке. Он медленно подошел к Франсин, продолжая бросать блики на лицо Франсин. Она следила глазами за точкой света на крышке зажигалки, пока в ее глазах эта точка не стала размером с огромный шар, и не вспыхнула ярче солнца. Когда Гэбриэл резко поднял руку с зажигалкой вверх, глаза Франсин закатились. Он ухмыльнулся - насколько же легко было иметь дело с этой истеричкой.. Когда-то он учился на врача. В то время гипноз еще был популярным средством. "Слушай меня, Франсин. Сейчас ты заснешь. Утром ты проснешься. В руке у тебя будет пакетик. Ты растворишь его содержимое в стакане своего бренди. Потом ты откроешь окно и спрыгнешь вниз. Ты не будешь бояться. Ты не умрешь. Ты станешь тем, кем хотела быть. Ты забудешь все то, что я говорю тебе, но запомнишь мой приказ. Ты будешь счастлива выполнить мой приказ. Запомни, ты станешь настоящим вампиром только после этого, Франсин. Спи". Франсин проснулась. Было раннее утро. Она испуганно поморщилась, но солнце еще не коснулось окон ее квартиры. Она машинально взяла пакетик, высыпала его содержимое в стоявший прямо рядом с постелью, на сервировочном столике, стакан. Это был кокаин - такая доза, которая была смертельно опасна, особенно в сочетании с алкоголем. Но яд не успел подействовать. Франсин шагнула к окну, распахнула его, легко вспрыгнула на подоконник. Она чувствовала себя предельно легкой и невозможно счастливой. За этим шагом вниз ее ждало исполнение всех мечтаний. И хрупкое женское тело упало на асфальт. Семнадцать этажей небоскреба встретили ее равнодушными взглядами слепых окон. Это было идеальное самоубийство. Когда через пару недель Гэбриэлу сообщили о нелепой смерти Франсин, он был очень огорчен. Многие решили, что их связывали близкие отношения. Несмотря на все это, полиция так и не побеспокоила Гэбриэла. Вероятно, дело показалось ей совершенно ясным. Никто так и не узнал, что основное огорчение Гэбриэла касалось бесцельно размазанных по асфальту пяти литров крови. Бессмертные умеют хранить тайны. Среди двухсот или трехсот реальных настоящих вампиров, рассеянных по всему миру, новички появляются очень редко. И еще реже ими становятся те, кто был причастен темной романтики и готических романов. |
Demonikus Sant |
дата: Кристина М.Кэрри Легенда больших городов Га-рет, Га-рет.. еле слышно стучит отлаженный мотор. Га-рет, га-рет - имя в шелесте шин на скоростном шоссе. Не Маргарет, не Марго. Именно Гарет. Девушка в темных очках нещадно жмет на тормоза и лихим виражом вписывает машину на крохотный пятачок перед небольшим подвальным клубом на узкой центральной улочке. Тормоза жалобно плачут, но Гарет нравится ощущение огромного механизма, слушающегося ее легких прикосновений, почти что мысленных приказов. На вид машина Гарет просто довольно популярная модель "BMW", но только сама девушка и ее механик знают, что на самом деле скрывается под темно-синим, цвета ночного неба, корпусом автомобиля. Гарет эффектным жестом захлопывает дверцу машины. Машина остается стоять на площадке, немая и глухая, равнодушная ко всему происходящему. Гарет эффектнее своего автомобиля, но они чем-то похожи. Сейчас на девушке узкое платье из блестящей черной синтетики, туфли на мощной "платформе", темные очки. Уши прикрывают мощные наушники, на поясе - никелированной цепочке - проигрыватель компакт-дисков. Весь ее облик - воплощение техногенной реальности, уникальной культуры, которая может существовать только в центре мегаполиса, ограниченная, словно заповедник, хайвеями, тоннелями метро, ночными дискотеками и стеклянно-бетонными коробками небоскребов. Таких людей не бывает - это персонаж видеоклипа, морок, навеянный музыкой в стиле "техно", дух большого города, видение на фоне небоскребов и негаснущих неоновых огней витрин... Гарет легко поворачивается на своей немыслимой платформе и легко идет к двери небольшого подвального клуба. Ее пластика - пластика исконного горожанина, чувствующего затылком спешащий сзади автомобиль и знающего наощупь все выбоины на асфальте. В полупризрачном освещении фонаря и красно-голубой рекламной вывески кажется, что через ее силуэт просвечивают контуры зданий. Она - древнейшая из бессмертного племени. Ее биография идет в прошлое на бесконечные века, запутывается в бесчисленных годах древности. Ее лицо - лицо современного человека - только маска, порождение искусного скальпеля пластического хирурга. Но знакомый-антрополог безошибочно уловил в ней черты древних кельтов. Ее фигура выдает ее - нынешние люди стройнее, тоньше, с более хрупкими и легкими костями. Гарет широкобедра и широка в кости, но этого почти не видно под искусно подобранной одеждой и фигурой, долгими часами упражнений подогнанной под современную норму. Темно-каштановые, коротко остриженные волосы, серые глаза, светлая кожа с отбеленными веснушками. Она привлекательна, по-своему красива, но ее красота, скорее, для ночной дискотеки, нежели для полотна художника. Гарет - собирательница легенд. Под беспечным обликом завсегдатая ночных развлечений таится твердый и сильный характер, недюжинный ум и отменное образование. Она собирает легенды и сказки, предания и баллады о своем племени - племени вампиров. Она знает о них больше, чем кто-либо на этой планете. Но она вовсе не ученый - просто летописец. Она знает все обо всех вампирах, живущих на Земле ныне, о тех, кто уже ушел и о тех, кому еще предстоит войти в их круг. Она не только старейшая, но и наиболее уважаемая из них - ее слово значит очень много. Гарет толкает дверь и входит в клуб. Музыка, клубы дыма и аромат десятка разных духов едва не сбивают ее с ног, но это привычный для нее воздух, более привлекательный, нежели запах ветра в лесах. Музыка нравится ей - электронные переложения средневековых мелодий. Мелодий, большая часть которых подобрана с ее напевов. Ей хорошо знаком автор и исполнитель - мощный темноволосый парень с длинными волосами, с гримом на лице и подведенными темным контуром глазами. Мрачная, тяжелая музыка, темы страха и полета, погони и охоты сменяют друг друга. Гарет видит восхищенные лица слушателей и слушательниц. Последних за столиками больше. Все они похожи друг на друга - неким байронизмом облика, думает Гарет. Сама она едва ли вписывается обликом в круг людей, собравшихся вечером в этом клубе, но это едва ли заботит ее. Она терпеливо ждет, слушая музыку, пока концерт закончится, и исполнитель сядет за ее столик, взяв себе кружку темного пенистого пива.. Слушая электронные аккорды несуществующих инструментов, Гарет вспоминает прошлое. ... Чащоба леса. Ход в земле, тщательно прикрытый от постороннего взгляда. Внутри, в землянке, сидит девушка с длинными темными волосами, спутанными и полными всяческого сора. Ее жилище темно и убого, в самом темном углу стоит грубо сколоченный ящик, похожий на гроб. Больше нет ничего - только неумело обтесанное бревно, отполированное за долгие годы. Ее убежище. Ей не нужен ни очаг, ни кухонная утварь. Ей не нужно ничего - только иногда кровь. Иногда. Редко, может быть два-три раза в год. Это впятеро меньше, чем нужно ей на самом деле, но она вынуждена таиться. Если она будет охотиться чаще - ее найдут. Заблудившийся крестьянин, не добравшийся до соседней деревни заезжий купец - такое иногда случается. Тел не находят, но вокруг столько гиблых болот и диких зверей... Если же выходить чаще, то найдется кто-то догадливый, и смерть найдет ее. Ее вытащат под палящие, убийственные лучи солнца - на смерть. Вампира так легко убить... ... Дом на окраине. Завешенные окна. Обычная, бедная мебель. Все выглядит так, будто бы здесь живет обычная женщина. В округе ее считают вдовой, ведущей монашеский образ жизни. Не выходить из дома - ее обет в знак траура, так считают соседи. Разносчик из соседней лавки раз в неделю приносит ей большую корзину провизии. Она расплачивается мелкой монетой - унылая странноватая женщина в поношенном сером платье, прячущая свое лицо под потрепанной вуалью. Она ходит в церковь - соседки знают это, но всегда в сумерках - рано утром или ввечеру, таково единственное, позволенное отступление от обета. Она не привлекает никакого внимания. У нее несколько кошек и сторожевая собака, чисто выметенный двор и совершенно обычные манеры. К ней не ходят гости. Обычная вдова... Но истинный ее дом, о котором никто не знает - в подвале. Там никогда не бывает дневного света, там уютно и светло от свечей. Там она становится собой - красавица с длинными волосами, крутобедрая и яркоглазая. Такой ее видят немногие - те, кто приходит к ней после полуночи. Те, кого она считает своими. Те, кого не видят соседи. Иногда в округе пропадают люди. Чаще всего их находят потом утопленниками, с лицами, объеденными рыбами. Никто не может определить, что из них словно бы выкачана вся кровь. Она все еще голодает, и этот голод не может утолить снедь, что она покупает в лавке. Ей нужна кровь, чтобы жить - это необходимость. Без человеческой крови она умрет, как должна была бы умереть еще сотни лет назад. Но нужно быть осторожной... ... Шумный молодой город, недавно построенный на недавно открытом континенте. Порты, осанистые капитаны и хлопотливые купцы, усталые грузчики и набивающие карманы торговцы. Балы и лавки, витрины и прилавки, чопорные дамы в сопровождении служанок-негритянок, роскошные базары и суета. Здесь легко жить, не будучи слишком заметной. Похожий на тот, что принадлежал ей раньше дом на окраине, молодая женщина, живущая со своим братом. Они спят весь день, потому что всю ночь проводят в развлечениях. Они не претендуют на светский круг общения - их компания попроще, чем благородные джентльмены и их леди, принесшие в новый мир всю надменность и чопорность старого. Они проводят время с купцами и богатыми лавочниками, их содержанками и подобным веселым и предприимчивым людом. Иногда они устраивают приемы у себя - разумеется, вечером. Пышные обеды, виски и вино - рекой, танцы под нанятый оркестр. Веселье и безвкусная роскошь. В этом городе тоже иногда пропадают люди. Но никто не обращает на это внимания - негр может сбежать с плантации, матрос - с корабля. Гарет и ее спутник, молодой парень-англичанин по имени Аллен, ее создание, соблюдают осторожность. Она хорошо знает на вкус слово "осторожность". Под этим девизом проходит вся жизнь Гарет. Она не одна, рядом с ней человек, во всем подобный ей. Ее ученик и любовник, выдающий себя за брата столь искусно, что никто не сомневается, что их связывает нечто большее. Это не любовь, но одиночества больше нет. На время. Гарет создавала подобных себе и ранее, несколько мужчин, двух женщин. Они всегда уходят, рано или поздно, в иную, самостоятельную жизнь. Гарет это не беспокоит. Она учит всему, что знает сама. Старается передать свою осторожность и внутренне спокойствие - что она еще может подарить юному бессмертному? Только свой опыт и свое тело - умелое, сильное, нежное... Музыка оборвалась острым, пронзительным аккордом, и еще долго не таяла в дымном воздухе, подсвеченном огнями. Гарет помахала рукой музыканту, он улыбнулся ей. Через некоторое время, переодевшись и стерев грим, он уже сидит за ее столиком. Гарет пьет коктейль, музыкант, Гэбриэл, пиво. Они долго и внимательно смотрят друг на друга. Ловят изменения.. даже следы их. Бич бессмертных - постоянство, скука - их проклятье. Скука, однообразие, тоска - то, что толкает под палящие лучи солнца, навстречу смерти, ставшей избавлением. Они умеют сражаться со скукой, но она всегда побеждает. Рано или поздно. Гарет - одна из немногих, выигрывающих раунд за раундом. Она всегда на гребне волны, она знает эту волну, как знает ее опытный любитель виндсерфинга. Новизна. Новая музыка, новый стиль литературы, новая мода. Новый ночной клуб. Новый любовник. Это развлекает. Развлекает так же, как сознание собственной древности. Как выбранное для себя - "Я - легенда". Как легкий быстрый бег по ночной улице, как умение затаиться в неверной тени фонаря, как навык всегда оставить по себе след - не тот, что найдет полиция, тот, что сумеет распознать только ребенок или кот. Тень запаха, шорох движения, взгляд чуть светящихся в темноте глаз, силуэт, тонкий скрежет ногтями по стеклу. Она может заглянуть в комнату к ребенку, рассказать ему какую-нибудь старую сказку. Показаться видением. Растаять в ночи. Или вернуться - возможно, хищником на охоте. - Наслышана о твоих последних приключениях. - говорит Гарет приятным низким голосом с какими-то мальчишескими нотками. - Аллен доложился? - хмурит брови Гэбриэл. - Я говорил только с ним. Чертов болтун... - Он не болтун, Гэб. Просто это то, о чем мне следует знать. Не только потому, что я хочу знать о вас основные факты. Но и потому, что это опасно. - Это не было опасным. Все улажено. - Не все. Аллен покопался в банках данных. За тобой установлена слежка. - Я знаю. И что они могут найти? - Неужели в твоем образе жизни нет ничего странного или необычного? - Нет. - Гэб, достаточно одного ареста. Только на основании того, что какому-нибудь дотошному агенту ночной образ жизни покажется чересчур экстравагантным.... Гэбриэл резко серьезнеет, взгляд его резко мрачнеет. В самом деле.. он настолько отличается в лучшую сторону от людей - безукоризненное здоровье, потрясающая живучесть, способность к регенерации, выносливость на уровне, недоступной обычным смертным. Но достаточно просто-напросто яркого солнечного света, и все это закончится, рассыплется прахом. - И что теперь? - Я предлагаю тебе выход. Ты уезжаешь вместе со мной. - Что будет расценено, как повод для возбуждения новых подозрений. - Нет. Аллен уничтожит все, касающееся тебя. - Пусть сделает это сейчас. Зачем мне уезжать? И куда? - Ко мне, в Нью-Йорк. Потом - в любой из свободных городов. Но я попрошу Аллена только при условии, что ты уедешь. - Я попрошу его сам. - Он откажется. Гарет ослепительно улыбается и подносит к губам бокал. - Это шантаж, Гарет. Просто шантаж. Как я от этого устал! Сначала эта идиотка Фрэнси, потом ты.. Сколько можно... Он бросает отрывистые фразы в пространство между ними, даже не задумываясь о том, слушает ли его Гарет. А она не слушает. Она любуется игрой огней светомузыки на противоположной стене. Пальцы ее стучат по столу в такт играющей мелодии. - Мне нужно, чтобы ты отсюда уехал. Но я не буду тебя уговаривать. Дело твое.. И от крайнего равнодушия в ее голосе, он внезапно сдается. - Хорошо, Гарет. Только.. есть одна просьба. Увези меня. Увези сейчас. Вот так - без всего. Я слишком привязался к своему дому, к своим вещам. Уехать будет сложно... Увези меня в ночь... Гарет поднимает голову и улыбается одной из самых задорных своих улыбок. Она негромко напевает - только ему: ...И в ночь, навстречу ветру, по шоссе, Дорога ждет, и полная луна блестит над облаками. Асфальтом в ледяной ночной росе И теплым ветром с крыш, что полон нынче снами... Гэбриэл подхватывает: ...Крещу тебя в кольце дорог и стен, Я нарекаю именем твоим дорогу, ночь и скорость, Мы отряхнем с ладоней сладкий тлен Ограничений, знаков "Стоп", тревогу, боль и совесть.. Уже в машине Гарет, которая все еще прокручивает в уме песню, кусочек из которой они только что тихонько пропели друг другу, говорит: - А ты всегда умел писать такие песни, что заставляли меня чувствовать нечто.. особенное. Как тебе это удается? - Просто ты меня вдохновила. Я буду долго помнить ту нашу поездку по Нью-Йорку. А теперь.. Не махнуть ли нам в Париж? Заглянем в гости к этому трепачу Аллену.. - Не называй его так. Ты же знаешь, он всегда заботился о тебе. - Я знаю. И я люблю его. Но из-за его заботливости я всегда чувствую себя ребенком рядом с нашим мудрым старым Алленом. Гарет насмешливо фыркает, и в знак своего возмущения закладывает такой вираж, что Гэбриэла нешуточно прикладывает о дверцу машины. Ремнем он не пользуется. - Он старый?! А кто я тогда?! Я сделала его бессмертным всего-то лет 300 назад.. - Ты - просто легенда. Легенда городов.. - Ухмыляется Гэбриэл, запуская руку во вьющиеся черные волосы, потягиваясь и чувствуя себя слегка пьяным от скорости, проносящихся навстречу ярких огней и ослепительного видения ночного города. - Больших городов. - Поправляет его Гарет серьезно. |
Demonikus Sant |
дата: Кристина М.Кэрри Трое. Где-то на улице сейчас, должно быть, летний полдень, и солнце вовсю накаляет крыши, заставляя горожан открывать окна, опускать жалюзи и покупать новые мощные кондиционеры. Но в комнате Аллена прохладно, сюда не проникает ни один солнечный луч. Комнату освещают лампы "дневного света", закрепленные на низком на потолке. Для обладающего чувствительными глазами вампира такое название звучит издевкой, ибо спектр излучения лампы не имеет никакого отношения к настоящему дневному свету. Комнату на барже трудно назвать просторной, как трудно и назвать особенно уютной - очень широкая кровать, стеллаж с книгами и компакт-дисками, музыкальный центр на кронштейне и компьютер в углу. Обстановка, близкая к аскетической. Но для прячущейся от солнца и жары троицы бессмертных комната вполне приемлема. Они уже успели насытиться и роскошью, и богатством.. теперь им достаточно минимального комфорта. Центр играет популярную молодежную музыку. Это одна из многочисленных европейских радиостанций. Гарет, разлегшаяся на кровати в позе сытой кошки,отстукивает ладонью ритм звучащей мелодии. Гэбриэл завладел пультом и каждые пять минут пытается поймать другую волну, но все его выборы - тяжелый металл, американское кантри, джаз отметаются Гарет, как мало пригодные для ее нежных современных ушек. Аллен сидит, по своему обыкновению, за компьютером. Его пальцы летают над клавиатурой с немыслимой скоростью. - Хэй, Аллен, в скольких чатах ты сидишь? Аллен на миг замедляет печать, но сосредоточенно молчит. Когда Гэбриэл уже забывает, зачем задал вопрос, тот отвечает. - Четыре канала на IRC, на одном три привата, на другом четыре.. и еще парочка. - Ping 5 минут, - ехидно говорит Гарет. - Гэб, да мы в лаге. - Говори нормально хоть ты, пожалуйста. - Гэбриэл делает комично-трагичную физиономию и закатывает глаза. - Я хочу сказать, что время от твоего вопроса до получения его ответа 5 минут. Это очень много. В норме три-четыре секунды. Вот примерно так, как отвечаю я. - Хэй, Аллен! А о чем вообще можно говорить с этими несчастными идиотами? Да еще и круглые сутки? На часах проходит ровно пять минут, прежде чем Аллен отвечает: - Там не все идиоты.. Бывают даже вполне нормальные. Вот вчера я говорил.. Так, погоди минутку.. Картинка, увы, не шлется.. В общем, с девушкой. Она очень хотела бы поговорить с настоящим вампиром.. Я притворялся, что тоже этим интересуюсь. Нормальная такая девушка, только по-английски плохо понимает.. - А по-какому она хорошо понимает? Гарет отсчитвает еще пять минут. Ответа нет. - А? Что ты говорил? По-какому понимает? Не знаю. Она из Литвы. - Литва - это где? - удивленно спрашивает Гэбриэл. Гарет щелкает его по носу и отвечает сама: - Это на Балтийском море. Бывшая часть Советского Союза. Рядом еще есть Польша. Слышал про такую, неуч? - Угу. Только давно. - отвечает нимало не смущенный Гэбриэл. Через пять минут Аллен отвечает сам: - Литва - это в Польше. И совершенно не понимает, почему его ответ вызывает такой громкий смех. Пока они смеются, Гарет, с трудом выговаривая слова, которые перебиваются у нее хихиканием, что-то негромко говорит Гэбриэлу на ухо. Устав смеяться, Гэбриэл подходит к Аллену и кладет ему на плечи теплые ладони. - Хватит стучать по кнопкам, посиди с нами. - Подожди, дай мне договорить. Гэбриэл делает вид, что внимательно рассматривает переднюю панель системного блока. - Ой, какая красивая кнопка! А что будет, если ее нажать? - и прежде, чем Аллен успевает его остановить, нажимает на Reset. С противным воем компьютер входит в режим перезагрузки. Аллен вскидывает голову, в глазах его отблеск истинного возмущения, и ссора кажется неминуемой. - Что за идиотские шутки... Но Гэбриэл просто прикладывает излучающие тепло ладони к его щекам, смотрит снизу вверх, молча, но взляд его более чем красноречив. Этот жест кажется неуместным в тесной комнате, слишком интимным для такой простой ситуации. И так много еще всего отражается в череде коротких взглядов, которыми они обмениваются едва ли за миг. "Посиди со мной". "Да, конечно. Но тебе не следовало делать этого". "Я соскучился". "Я тоже. Веришь?" "Хочу верить. Постараюсь" "Тебя не было долго". "И скоро я опять уйду". "Я не хочу этого". "Ну, посиди же с нами, хоть недолго!". Нет, они не умеют читать мыслей друг друга. Но есть нечто, большее чем наблюдательность, основанная на знании друг друга - то, что рождается между бессмертными из взаимной приязни, дружбы, симпатии. Тайный шифр на двоих, код, понятный только им. Жесты, взгляды, улыбка и движение ресниц. Так рождается язык.. - Мальчики, кончайте секретничать, - кокетливо говорит Гарет, - я уже тут соскучилась в одиночестве. Через несколько минут, после возни и препирательств вокруг диванной подушки, они устраиваются все втроем. С непринужденностью котят в корзине, они образуют тесный круг, и наслаждаются ощущениями тел друг друга. Мысль, по обыкновению, приходит ко всем одновременно, но высказывает ее Гарет. - Мы все дальше и дальше уходим от нормального общества. Даже в мелочах. Посмотрите сами, - она окидывает взглядом Аллена, который одной рукой обнимает ее за плечи, а другой небрежно гладит по щеке и волосам Гэбриэла, уютно положившего голову ему на бок, а руку на колено Гарет, - вот это все едва ли вписывается в нормы общения. Нас сочли бы поклонниками группового секса. - Глупости, - говорит Гэбриэл. - Просто лежать рядом приятно и здорово. Почему сразу надо думать о сексе? Это все ерунда. - Это не ерунда, ma chere. Потому что в том мире, что ожидает нас за стенами этого дома, нас с тобой сочли бы любовниками. - Аллен отвечает, не прекращая движения руки. - Видишь ли, чем ближе люди живут друг к другу, тем менее приличным они считают прикасаться друг к другу. Это привилегия сексуальных партнеров. Неразрешенное прикосновение - сексуальная агрессия. Разве ты не заметил этого? - Не могу сказать, что до сих пор вообще задумывался о подобном. Разговор затихает на несколько минут. Гарет, не вставая, тянется к своей куртке, достает из кармана сигарету и с наслаждением затягивается. - Гарет, курить нынче немодно. - И невкусно! - поддерживает Гэбриэл. - Ну и что, что не модно? Я же не на вечеринке какой-нибудь... - Ага, значит, нас ты совсем не стесняешься? - Кого из вас, молодые люди, я должна стесняться больше? - Меня! - гордо заявляет Гэбриэл. - Это еще почему же? - Потому что я такой обаятельный и мог бы быть тебе кавалером. А ты.. куришь.. Фи! Это не женственно! - Я не нуждаюсь в таких кавалерах. Я оставлю тебя Аллену. В подарок. Аллен снисходительно оглядывает свой новообретенный подарок с ног до головы. - Спасибо, Гарет. - Он целует ее в щеку. - Это отличный подарок! - Хэй, а меня кто-нибудь спросил? - А тебя никто спрашивать и не собирается... Подарки не спрашивают об их мнении. - Вы жестоки и аморальны. Гэбриэл слезает с кровати и садится за компьютер. Включив его, он долго смотрит на монитор, не понимая, что видит перед собой. Несколько раз кликнув мышкой по иконкам, он разочарованно оборачивается: - И как работает эта чертовщина? Аллен настраивает ему mIRC и коротко объясняет, как им пользоваться. Через некоторое время Гэбриэл увлеченно что-то печатает, неловко орудуя мышью и что-то бубня по-испански себе под нос. - Потерян для общества. - Ехидно констатирует Гарет. - Я очень рад, что ты привезла его - еле слышно говорит Аллен. - Я скучал без него. Но ты сама знаешь, что выбраться куда-нибудь для меня выше моих сил.. - Он заигрался в свои роли. Потерял всякую осторожность. Охотился, не думая о последствиях. Ты вправишь ему мозги подходящим образом. Я тебя прошу об этом. - Я не могу. Он опять решит, что я его ограничиваю и воспитываю. И сбежит. Как сбегал уже несколько раз. Для меня не так-то легко каждый раз проходить через все это.. - Постарайся. Я тебя прошу. - Хорошо. Через некоторое время они засыпают, нежно обняв друг друга. Стук клавиш и музыка убаюкивают их лучше, чем усталость и темнота обычных людей. Они просыпаются с наступлением вечера, как просыпаются обычные люди поздним утром - хорошо отдохнув, с ясной головой и сладким чувством готовности к действию в мышцах. Только через несколько минут Гарет понимает, что треск клавиатуры, под который она заснула, так ни на мгновение не прекратился. Гэб все также сидит, неудобно склонившись вперед, к монитору, и неловко держа руки на весу, что-то вдохновенно печатает. Скорость его работы значительно повысилась. Аллен первым делом провел рукой по волосам, приведя в порядок и без того не растрепавшуюся даже во сне стрижку, еще не открывая глаз провел рукой по своей одежде. Гарет с трудом сдержала ехидную усмешку, но, видимо, что-то большее, чем мысль промелькнуло в воздухе комнаты. Аллен с задумчивым видом произнес: - И почему вы все считаете меня занудой? - Кто это "все"? - Все наши. - Ты и в самом деле зануда, Ал. Посмотри на свою книжную полку, на которой все книги стоят идеально ровно и каждая на месте. Посмотри в свой компьютер, где каждый файл лежит в надлежащей директории. Посмотри на свои вычищенные до блеска ботинки. Разве нормальное существо способно на такую педантичность? И Гарет искренне смеется. - А разве мы нормальные существа? - с философским видом вопрошает Аллен. - Мы совершенно ненормальные. Мы отличаемся от людей очень и очень сильно. - В чем именно? В том, что питаемся кровью, и не можем без этого прожить? - Нет, не в этом. В мелочах. Ты говорила днем о том, что у людей не принято находиться близко друг к другу. А нам это, напротив, кажется естественным - даже двум едва знакомым нашего племени. В том, что мы живем очень долго и находим совершенно особенный способ ладить с окружающим миром. Люди живут в нем, словно бы плывут в потоке изменяющейся реальности, но они не замечают ее изменений - они внутри потока. А мы - всегда вовне. И мы пропускаем через себя этот поток, как через сеть, выбирая в улове только то, что нам по вкусу. - Это твой способ мириться с миром. Не все так легко учатся этому. Помнишь Маршалла? Он так и не смог примириться со своим бессмертием, с тем, что не сможет назвать себя человеком в полной мере. - Маршалл шарахался из крайности в крайность. Сначала он убивал просто оттого, что хотел насладиться своей силой. Потом он боялся грядущего наказания и стремился оградить свое существование от любой опасности. Потом он почувствовал себя одиноким и хотел найти утешение в дружбе и сексе - общаясь только с обычными людьми. Потом он понял, что каждому есть дело только до себя.. Но себя к тому времени у него уже не было - только набор страхов и претензий ко всем окружающим. Он так и не поверил в то, что сначала должен полюбить себя и примириться с собой, а потом уже искать любви у окружающих. Он боялся себя и ненавидел себя. Вот почему он предпочел шагнуть на свет, а не остаться наедине с собой. - Мне было жаль его. Но больше жаль тебя. - Почему? - Две твои креатуры - Маршалл и Торвальд. Маршалл мертв, Торвальда не пустит на порог ни один из наших. Тебе не повезло. - Мне не повезло с здравым смыслом. Я сотворил Маршалла только потому, что хотел узнать, как все это получится. Я едва знал его. Я сотворил Торвальда только потому, что он догадался о большей части всего и показался мне более-менее пригодным для нашей жизни. И просто потому, что он неплохо развлекал меня. Я вытащил его из какого-то довольно грязного клуба, где он вертел задом перед туристами, отмыл и был уверен, что этого достаточно, чтобы у него появились какие-то понятия о порядочности. Я ошибался. Он прекрасно приспособился к нашему образу жизни, но только за счет того, что не ведает ни малейших понятий о чести или совести. - Вот я и говорю - жаль, что так случилось. - Да, тебе всегда везло больше. Хотя бы мы с Гэбом - вроде бы, от нас было не столько уж много неприятностей? - Аллен усмехнулся. - Да. Но мы отвлеклись. Мы говорили о наших отличиях. Мы воспринимаем мир по-иному, не так ли? - Не уверен, Гарет. Скорее всего, нет. Просто мы воспринимаем только ту часть мира, которую сами отмеряем для себя, но воспринимаем ее также, как обычные люди. - В смысле? - Я могу смеяться или плакать, если слышу смешное или грустное. Я могу сожалеть и сочувствовать, могу быть заинтересован или подавлен услышанным. Но я интересуюсь только тем, чем хочу интересоваться. Мне все равно, кто правит страной и с кем рядом я живу, что нынче модно в области литературы, потому что я давно уже не читаю современных книг и все равно, что нынче модно носить и как принято думать о жизни. - Я тебе не верю. Хотя бы потому, что ты модно одет и не вылезаешь из интернета. Твои беспрерывные чаты, твоя модная стрижка - разве это не есть желание быть частью мира? У меня есть это желание, и я не отказываюсь от него. Я люблю быть в толпе и ловить с экрана телевизора самые первые проблески нового стиля, люблю говорить на самом новом молодежном сленге и создавать его самой. Я хочу быть миром и оставаться собой. - Я ненавижу толпу. Я не хочу говорить с незнакомыми людьми, которые могут находиться рядом со мной. Мне достаточно экрана и возможности выбрать собеседника по вкусу и в любой момент прекратить ставший неприятным разговор. Гэбриэл оторвался от монитора и покосился на спорящую парочку. - Я уже лет тридцать слушаю, как вы доказываете друг другу, чей взгляд на жизнь более верный. Вам еще не надоело? И вообще, я хочу есть. Я хочу на охоту! Гарет и Гэбриэл уловили, даже не взглядом, а каким-то иным чувством, легкую гримасу на лице Аллена. Они оба знали, что он не любит убивать, не любит разговоров об убийствах, что для него это не удовольствие, а необходиомость, и не самая приятная. Он старается быть равнодушным, как хищник, но никогда не будет обсуждать какие-либо детали этого. - Я вряд ли составлю вам компанию... - Аллен! Я тебя прошу. Пойдем с нами. - Мне не нравится, когда вы меня к этому принуждаете. - Никто тебя не принуждает, Ал. Но я хочу провести с вами и эту ночь. Скоро я уеду. Но до того мне нужна охота. - Гарет была уверена, что у нее все получится. В том числе и уговорить своего старого приятеля. - Пойдем, Аллен. Выловим в каком-нибудь клубе какого-нибудь наркомана... Он, как всегда, соглашается. На вечерней улице, ярко освещенной фонарями, они смотрятся довольно обычно, хотя и довольно примечательно - двое высоких мужчин, один широкоплечий и мощный, другой более изящный, со строгим взглядом сквозь тонкое стекло очков, и девушка в ультрамодном платье из блестящего синтетика и ботинках с тупыми носами на подошве толщиной в добрую ладонь. Обычные обитатели города, отправляющиеся душным вечером уик-энда на какую-нибудь дискотеку. Находится и дискотека, и, после нее, ближе к утру, добыча - какой-то парень, принявший хорошую дозу наркотиков, взгляд которого мутен и бесцельно блуждает. На троих это не настоящая добыча, которой хватает на добрый месяц или, в случае крайней необходимости, на полгода - это всего лишь средство поддержать свои силы на какое-то время. И еще - ритуал, который объединяет. Одна охота, одна добыча на троих, и одна кровь, что заструится по жилам, согревая и возвращая силы. И даже хмурый Аллен улыбается, чувствуя себя одним целым с двумя своими друзьями. Завтра Гарет уезжает, и, может быть, они не увидятся еще десяток лет. Но мир, оплетенный сетью радиоволн, проводов и оптоволоконных кабелей, становится все теснее, и все ближе они становятся друг к другу - там, где не дотянется рука, прозвучит звонок, появится приветственная строка на экране компьютера. Одиночества нет, об этом думают все трое, возвращаясь домой на баржу к Аллену. Одиночества нет... |
Demonikus Sant |
дата: Кристина М.Кэрри Дикарь Аллен сделал еще несколько шагов по узкому переулку и резко остановился. То лицо, что маячило перед ним эпизодом из муторно-тягучего неприятного ночного сна, казалось под струями дождя неживым. Белая в синеву кожа, всклокоченные, давно не чесанные черные волосы, совершенно безумные глаза - широко раскрытые, с пульсирующими в неярком свете витрин зрачками - чувствительными даже к такому перепаду освещения. Одежда - заляпанная землей, порванная в нескольких местах. Аллен отшатнулся - он инстинктивно старался держаться подальше от всего того, что было грязным, шумным или дурно пахнущим. От всего, что причиняло беспокойство. Тот, кто шагнул ему навстречу из лилово-голубого света витрин, больше походил на мертвеца, вставшего из могилы, чем на живое существо. Не видом, даже не запахом - от него исходил некоторый неприятный запах, но Аллен мог различить, что это только запах сырой земли, но никак не разложения. Нет - мертвеца он более всего напоминал закостеневшей посадкой головы, безжизненным неестественным углом плеч. И оскалом - верхняя губа была задрана в статичную гримасу, обнажая не полностью развившиеся клыки. Если бы не эти клыки, Аллен никогда не догадался бы, что перед ним - один из равных ему. У них не было никаких отличий, по которым один вампир мог отличить другого - ни специфического запаха, ни какой-либо ауры или чего-то подобного. Но именно эта не самая значительная деталь анатомии - удлиннившиеся и закругленные, как бы конусовидные клыки - подсказала ему, что перед ним вампир, скорее всего - новичок, существо, появившееся без наставника, напуганное до полусмерти всем, происходившим с ним. Вампир без учителя. Легенда, ошибка. То, чего не должно быть. Что с ним делать? - неторопливо подумал Аллен. - Убить? Это не так уж и сложно. Но - почему? Только потому, что я не знаю, годится ли он для нашей жизни? Разве это - и впрямь повод? Ведь он уже есть, он выжил, вопреки всему, прожил первые недели болезни. Он научился прятаться от света, наверняка уже научился пить кровь. Научился один.. Значит, он достоин жизни. Пусть выживает тот, кто силен. - Кто ты? Ты такой же, как я? Голос у этого существа был тоже нечеловеческий - глухой, хриплый, сорванный и какой-то замогильный. Но то, что он спросил, указывало на то, что его разум вполне сохранился. - Да. Я помогу тебе. - Будь ты проклят.. ты и тот.. кто.. убил меня.. Говорил он, выговаривая слова только в самом начале выдоха, дальше шло только глухое гортанное сипение. - Ты жив. И я жив. Иди сюда. Аллен протянул руку. Голос его был холодным, на лице застыла маска равнодушия. Еще слишком никем был для него этот человек напротив - еще никаких чувств не мог вызвать ни своей бедой, ни своей беспомощностью. И, может быть, эта холодность была сейчас более выигрышной, нежели живой интерес или сочувствие. Этого новичка следовало вываживать, словно рыбу, давая ей спокойно заглотить наживку. Тот подошел, неуверенно коснулся грязными пальцами с глубоко сорванными ногтями руки Аллена. Аллен цепко захватил его ладонь и повел за собой в направлении дома. Парень, что был выше его на полголовы и заметно шире в плечах, шел покорно, словно маленький мальчик. Внешне он чем-то походил на Гэбриэла, но был совсем другим по внутреннему ощущению. Он был неуверенным, запуганным, каким-то неровным. Это не было результатом последних дней болезни, это было в нем изначально. Об этом Аллен думал, как о чем-то таком, с чем ему еще представляло бороться. Внезапно парень остановился посреди дороги, словно упрямый мул. - Куда.. мы.. идем..? - Ко мне. - Зачем? - Там безопасно. Нет света. Спокойно. Нет никого. Ты отдохнешь. Аллен говорил короткими размеренными фразами, в голосе его было нечто почти что гипнотическое - он научился этому от Гэбриэла. Парень стоял, набычившись, упершись широко поставленными ногами в мостовую, словно бы его собирались тянуть куда-то волоком. - Пойдем. Скоро утро. Услышав это слово, парень вздрогнул всем телом, огляделся затравленно, дернулся, собираясь куда-то бежать. Аллен схватил его за руку, вывернул ему руку за голову, нащупал свободной рукой хорошо известные ему точки на шее. Вампир мог быть сильнее обычного человека в толчковой силе или в выносливости, но нести нечто, массы превосходящей свою, долго он не смог бы. Потому он просто отключил у своего новоявленного подопечного ощущение своего тела, оставив у него возможность двигаться. В этом была опасность - тот мог упасть, но было и преимущество - он не мог бы и сопротивляться. Аллену удалось довести его до своего дома-баржи без приключений. Там он попросту, не церемонясь особо, оглушил свою "добычу" изрядной долей биоэлектричества, которое мог генерировать в своих ладонях, подобно электрическому угрю или другому животному. Уложив его на кровать, на которой могли бы разлечься минимум четверо, он подошел к компьютеру и принялся искать кого-то в веренице разных чатов и серверов, обеспечивавших передачу сообщений на пейджеры. Только через некоторое время, получив нужные инструкции, он вернулся обратно, к кровати, на которой бездвижным телом лежал его подопечный. Все было слишком непонятным, слишком сложным. Никто из тех, с кем Аллен поддерживал отношения, не знал о том, как получаются дикари. Они были легендой, с которой никто не сталкивался лично, мифом, доказательств которого никто не видал воочию. А единственная, кто мог бы ему помочь, Гарет, была где-то вне его доступа. Сам Аллен был слишком далек от знания медицины, чтобы делать хотя бы примитивные выводы о состоянии того парня, который лежал на его постели и выглядел совершенно безнадежно больным. Аллен слишком плохо помнил, как сам становился бессмертным. Это были долгие дни, наполненные болью и жаром, бредом и кошмарами. Но тогда рядом с ним была Гарет, и все, что с ним происходило, казалось не таким уж и страшным, когда ближе к полуночи наступали моменты просветления. Хорошо он запомнил только последний день своего превращения... или первый день новой жизни. Тогда он встал с постели легким и чувствующим в себе необычайную силу, незнакомое до той поры ощущение абсолютного здоровья, полной гармонии во всем теле. Тогда ему казалось, что он может летать, и вся память о предыдущем страдании неслышно ушла из его тела. Так сглаживаются родовые муки в памяти женщины, которая держит на руках свое дитя. Но из-за этого, или просто из-за того, что он никогда не интересовался природой всех изменений, которые происходили с ним, в отличие от Гэбриэла, который несколько лет провел над микроскопом и пробирками, пытаясь исследовать собственную кровь и тело, сейчас он был совершенно беспомощен. Его мысли текли неторопливо, он не волновался, ибо никогда не был способен сопереживать искренне незнакомому человеку, но ни одного решения он не мог принять, ни одного действия для себя не определил. Наконец, прозвучал звонок телефона. Аллен неторопливо протянул руку, взял трубку одной рукой, другой неожиданно для себя потянулся к лежащей на столе измятой пачке дешевых сигарет, которую он извлек из кармана своей "находки". Он не курил уже несколько десятков лет, но и до того, как решил, что эта привычка лишняя в его жизни, не верил, что курение способно успокоить нервы. Но сейчас сигарета сама легла в пальцы. - Да? - Привет, Ал, это Гарет. Получила твое сообщение. В чем дело? - У меня тут один интересный.. человек. Я бы сказал, что это дикий вампир. Он еще не полностью изменился. И, по-моему, он не переживет изменение. Ты можешь мне что-нибудь подсказать? - Где ты его нашел?! - На улице, что особо интересно... - Я не могу сказать ничего конкретного. Такое случалось иногда.. может, один или два раза, когда кто-то из наших был неосторожен, оставлял жертву еще живой и происходило заражение. - Я его никогда не видел. Кто из наших еще в моем городе? - Никого вроде бы. Но я уточню. - Так что с ним делать? - Даже не знаю.. Попробуй найти Гэбриэла, он может быть, сумеет помочь как-то через медицину - он исследовал изменения. Я могу только посоветовать дать ему еще крови. Может, это поможет. Но.. стоит ли? Что это за человек? Ты же не знаешь, что из этого выйдет. - Я не хочу оставлять его умирать. Отчего-то не хочу. Я попробую его вытащить. - Ну что ж... Удачи! - Пока! Не пропадай, ты, может, еще понадобишься. Аллен положил трубку и задумался. Через несколько минут он поднял голову, привычным жестом поправив волосы и пристально взглянул на лежащего парня. Тот очнулся после парализующего удара, кажется, был в сознании. Он медленно обводил глазами интерьер комнаты. Аллен подошел, сел рядом, удивившись тому, что при взгляде на него незнакомец вздрогнул и попытался отодвинуться. Движение не удалось, и в его глазах - темно-серых, как разглядел теперь Аллен - мелькнул дикий, животный страх. - Не бойся меня. Я не причиню тебе вреда. Я буду лечить тебя. Как твое имя? Парень помедлил, словно бы с трудом понимал смысл сказанных ему слов. Потом он облизнул сухие потрескавшиеся губы, на которых запеклась кровь, и с трудом выговорил: - Кевин. - Откуда ты? - Из Ливерпуля. - Как ты себя чувствуешь? - Плохо. Больно. Жар. Холодно. Хочется пить. - Где больно? - Везде. Голова. Суставы. Глаза. Везде. - Как давно это случилось? - Что .. это? - Как давно ты заболел? И почему? - Неделя. Может быть - две. Я.. на меня напал кто-то.. укусил, пил кровь. Как в кино. Потом я умер. Потом воскрес. В аду. Это все еще ад? - Ада нет. И ты жив. И будешь жить. - Я прятался от солнца. Оно меня пугало. Было больно. Я прятался в подвалах, в канализации. Я знаю, что солнце меня убьет. Я едва не умер, когда попал на свет. Почему все это? И кто ты? Сатана? - Меня зовут Аллен. Я - человек. Такой, каким ты станешь, когда тебе станет лучше. Я все тебе объясню, но после. Сейчас я... Аллен помедлил, не зная, как объяснить то, что он собирается сделать. - Я дам тебе своей крови. Тебе станет лучше. Наверное. Или сначала хуже, но потом лучше. Это - лекарство. Поверни голову ко мне. - Зачем?! - Не кричи. Мне нужна твоя вена. Это как укол. - Нет! Хватит. Ты тоже хочешь моей крови.. Убирайся, монстр! - Если ты не подчинишься, я опять отключу тебя. Уговаривать тебя я не буду. Парень закусил губу и отвернулся, подставляя обнаженную шею. На месте, где проходила артерия, был большой сине-желтый синяк. Аллен поморщился, но наклонился к его горлу, положил руку так, чтобы тот не мог пошевелиться и знакомым уже движением прокусил вену и медленно стал перекачивать ему свою кровь. В это время он думал о том, что когда-то слышал о системах групп крови и о том, что кровь чужой группы могла быть опасной и даже смертельной для человека. Когда он создавал обе свои креатуры, он действовал по веками отработанной методике - понемногу делясь своей кровью, три или четыре раза за две недели, маленькими порциями. Но здесь был другой случай, и он не знал, что последует за его действием. Аллен отнял клыки от шеи, прижал пальцем прокушенную вену, надавил хорошенько, чтобы не сделать еще один синяк. При этом он внимательно вглядывался в лицо Кевина, наблюдая за происходящими переменами. Парень закрыл глаза, на его лице появилась слабая улыбка. Выглядело все так, будто он получил хорошее количество успокоительного средства. Буквально через несколько минут кожа "пациента" стала более розовой, пропал зловещий синеватый оттенок, он словно бы оживал на глазах. Аллен не знал, хороший ли это симптом, у тех двух, которых он сделал вампирами, введение крови вызывало лихорадку и сильную боль, но потом все проходило. Он хотел остаться сидеть рядом со спящим парнем до утра, но, убедившись через несколько часов, что тот спит спокойно и ровно, ушел к своему компьютеру и стал отлаживать очередную программу. Иногда он оглядывался и тут же поворачивался к монитору вновь. Он не знал, как определить состояние парня. Дыхание его было раза в два реже, чем у Аллена, но ровным, он не стонал и не метался. За возней с упрямой программой он не заметил, что настало утро, затем день и вновь вечер. Кевин так ни разу и не приходил в себя, но уже в середине дня он стал дышать тяжелее, с хрипом, его руки беспрерывно теребили простыню, которой он был накрыт. Глаза под полуприкрытыми веками беспрерывно дергались. Разбудить его Аллену не удалось. Аллен старался сосредоточиться на программе, но оборачивался все чаще и чаще. Он уже отправил Гэбриэлу несколько писем с просьбой немедленно приехать, но умению Гэбриэла обращаться с электронной почтой и вообще с компьютером он не доверял. Когда прозвучал звонок в дверь, Аллен с трудом удержался от того, чтобы не броситься открывать ее бегом. Ему стоило некоторого усилия придать себе свой обычный спокойный и равнодушный вид. Он с удивлением подумал, что давно уже так не был взволнован. На пороге стоял долгожданный Гэбриэл в какой-то странной куртке с огромным количеством ярких нашивок и этикеток. В руке его был чемоданчик, в котором обычно носят свои инструменты рабочие, чемоданчик звенел и брякал стеклом и железом. Гэбриэл улыбнулся широко и сказал: - Доктор пришел! Аллен пожал его широкую ладонь и кивнул в сторону комнаты. - Пациент уже заждался... И понял, что улыбнуться не может. Гэбриэл быстро и уверенно прошел в комнату, склонился над лежащим без сознания парнем. Открыл свой чемодан, вытряхнул какой-то инструмент, Аллен с трудом вспомнил, что это называется стетоскоп, термометр, еще что-то. Он впервые видел Гэбриэла в роли врача, и старался не думать о том, что тот так и не окончил медицинского колледжа, да и было это еще перед второй войной этого века. Через несколько минут комната наполнилась неприятным запахом лекарств и спирта. Сделав некоторое количество уколов, на которые Кевин даже не отреагировал, Гэбриэл обернулся. - Ну? - Все довольно плохо. Но не смертельно. У него слабое сердце, видимо, была какая-то болезнь. Сейчас это меняется, но с трудом. Я сделаю то, что могу, но он должен справиться со всем сам. - Каким образом? - Ты знаешь, почему все это происходит? Изменение? - Давай считать, что нет. И мне хотелось бы узнать. - В нашей крови содержится определенный вирус. Он относится к группе ретровирусов. К той же, что и СПИД, попросту говоря. - ... - Не удивляйся. Это не значит, что мы непременно умрем. Скорее наоборот, как видишь. Так вот. Этот вирус мы передаем друг другу, когда создаем себе подобных. Он размножается и поселяется в каждой, абсолютно в каждой клетке организма. Но не уничтожает ее, а, наоборот, берет на себя функции управления ей. Этот вирус - одновременно идеальная программа работы клеток. Обеспечивает их идеальную работу и поддерживает себя при этом. Поэтому мы - как бы идеально здоровые люди. Эта программа вируса обеспечивает и регенерацию, и вечно молодое состояние, и все наши необычные способности. Все это могло бы быть в природе каждого человека. Ну, по крайне й мере, часть. Этот вирус так изменяет гены клетки, что она обретает совершенство. - А зачем же мы пьем кровь? Именно людей? - Весь фокус в том, что этому вирусу для его размножения нужен совершенно определенный белок, который входит в состав эритроцитов человека и только человека. Без него он не может существовать. И еще.. этот вирус мгновенно разрушается ультрафиолетом. Разрушаясь, он приводит к мгновенному распаду клетки, в которой существует. Поэтому солнце так опасно. Понятно? - В общем, да. Но что происходит при.. заражении? Почему ему так плохо? - Вирус проникает в организм и начинает расселяться во всех клетках. Первое время он разрушает эритроциты, чтобы размножаться. Это переносится тяжело. Потом он начинает изменять клетки по своей программе. Это тоже очень болезненно. Первое время, около недели, организм еще борется, поэтому и температура, и все прочие явления. - Это как грипп... Гэбриэл усмехнулся. - Ты все отлично понимаешь. Вот именно. Но у него эта стадия уже прошла. Теперь вирус пытается перестроить работу его тела. Но он получил слишком мало крови сначала. Поэтому большая потеря его собственной крови - чем больше первичное заражение, тем легче происходит весь процесс. - Я дал ему вчера крови. Немного. Больше побоялся, чтобы не навредить. Я же не знаю его группу крови. Да и свою. - На этой стадии у него уже нет группы крови. Как у всех нас. Кровь, ее состав и свойства, меняется очень сильно. - Так может, дать ему еще? Я могу.. - Нет. Уже не нужно. Сейчас ему нужна энергия, много энергии, чтобы произошли изменения. А он истощен. - Ему нужна еда? Но он не может есть... - Аллен, приятель, медицина уже давно научилась кормить тех, кто неспособен сам слопать хороший кусок мяса с бутылкой пива. Но я предпочел бы как раз старый метод питания. И мне нужно прогуляться до аптеки, кстати. Где ближайшая? - Три квартала вверх по набережной. - Скоро вернусь! Аллен сидел, рисуя на компьютере какую-то абстракцию из цветных линий. Понять все рассказанное было несложно, но возникало еще множество вопросов, ответить на которые он сам не мог - требовались хоть какие-то знания о биологии. Все это было сложно, слишком сложно. Он пытался представить себе идеальную компьютерную программу, которая развивалась бы сама, вносила изменения в работу и поддерживала себя без участия человека. Пока что такое было недоступно. Гэбриэл вернулся с несколькими банками пива и кучей каких-то пластиковых флаконов. Он быстро устроил из полки штатив для капельницы, которую принес с собой в пластиковом пакете, несколько минут поколдовав над предплечьем парня, установил ее, ругаясь на себя за то, что разучился попадать в вену и, в конце концов поднялся с довольной улыбкой. - И посмотрел я на дело рук своих, и увидел, что хорошо весьма. Выпьем пива? Уже через сутки пациент стал выглядеть вполне нормально. Ему еще делалось хуже ближе к полудню и Гэбриэл делал ему какие-то уколы, но в остальное время он лежал довольно спокойно, даже начал понемногу разговаривать. Говорить с ним после того, как Гэб давал ему довольно сильные дозы успокоительного, Аллену казалось забавным - говорил он медленно, отстраненно, словно бы во сне. - Так откуда ты? - Я из Ливерпуля. Приехал сюда на каникулы. Да уж, веселые вышли каникулы. - У тебя есть родные? - Нет. Я вырос в приюте. - Какое счастье! - встрял в разговор Гэбриэл. - Почему? - недоуменно спросил Аллен. - Ты еще спрашиваешь! Аллен, приятель! Он же не смог бы вернуться к ним, сам подумай. А его стали бы искать. Сейчас не семнадцатый век, сейчас есть полиция, которая любит искать пропадающих людей. - Почему я не смогу вернуться? У меня есть друзья, девушка... - Потому что ты умер. Умер для этого мира. И родился в ином, понимаешь, парень? Кевин поморщился. Все разговоры о смерти пугали его. Аллен почувствовал возникшее в нем напряжение и отрицательно покачал головой, глядя на Гэбриэла. "Не надо" - сказал он одними губами. - Что же, теперь я не смогу жить, как нормальный человек? - Кевин, посмотри на нас с Гэбриэлом. Я - программист. Он - музыкант. Мы живем нормальной жизнью. Но о том, кто мы такие помимо этого, не должен узнать никто и никогда. Ни один ученый. Ни один агент правительства. Никто. Ты не сможешь выходить на свет. Ты будешь должен пить кровь человека. В этом твое единственное, но очень важное отличие от остальных. Во всем другом ты можешь жить так, как захочешь. - Я не хочу убивать. Это грешно! - Нет. Это просто твой образ жизни. Волк не грешит, когда убивает. Он просто поддерживает свою жизнь. Ты будешь делать так же. Только для своего выживания. - Погоди, Аллен, может, он захочет стать профессиональным киллером. Кевин слабо улыбнулся. - Едва ли. Я был художником и фотографом. Но неужели нельзя обойтись без убийств? - Я пробовал обходиться донорской кровью. Неприятность состоит в том, что консерванты ее практически разрушают то единственное вещество, которое нам в ней необходимо. Для человека это безразлично, а вот для нас нет. Подождем, пока придумают другой способ. Кевин засыпал на долгие часы, потом просыпался и вновь начинал задавать вопросы - негромко, спокойно, но Аллену все время казалось, что спокойствие это неестественное, обусловленное только действием лекарств. - Кто был первый.. тот, кто напал на меня? - Опиши его, если помнишь. - Немного помню. Невысокий, едва по плечо мне. Худой. Длинные светлые волосы, глаза очень светлые.. голубые, наверное. Лицо детское, ангельское, я бы сказал. - Какие-нибудь приметы? - произнес Аллен, и Гэбриэл уронил шприц, в который набирал лекарство - таким незнакомым был голос старого друга. - Да. Шрам. На подбородке. Небольшой, почти незаметный. Он сидел рядом со мной в кино. Очень ухоженные руки... - Торвальд. - Негромко выговорил Аллен, и Гэбриэл уронил шприц во второй раз. - Сс-скотина! - Громко заявил Гэбриэл. - Идиот. Кто еще способен на что-нибудь подобное?! - А знаешь, Аллен... - совсем тихо сказал Кевин. - Он называл твое имя. Просил передать тебе привет. Я только сейчас вспомнил. Громко хрустнула, разбившись, ампула, которую держал в руке Аллен. Он поднял руку, показывая Кевину ладонь, на которой с небывалой скоростью затягивалась порезы. - Я его убью. - сказал Аллен. Теперь это был шепот. |
Demonikus Sant |
дата: Кристина М.Кэрри Танцующий на лезвии Он выглядел странно. Но не более странно, чем мог бы выглядеть любой другой человек, одевшийся не по времени и не к месту. Черные джинсы, черная же кожаная куртка, плотно застегнутая, из-под которой виднелся только ворот высокой водолазки. Кожаные перчатки, натянутые на рукава куртки и скрепленные зажимами. Поверх всего - мотоциклетный шлем с темным стеклом. Все это было бы нормально, если бы не душная летняя жара, что сжимала вторую неделю в своих объятиях город. На мотоцикле - довольно старом и потрепанном, чтобы быть незаметным, он неспешно катил вдоль обочины, подыскивая место для парковки. Соскочив с мотоцикла, он пошел вдоль по улице. На него оглядывались, компания школьников что-то прокричала ему вслед. Но парень в шлеме не оборачивался. Ему было все равно. Он был невысок, изящен. В походке было что-то необъяснимо женственное - возможно, излишне плавное покачивание бедрами. И в то же время его нельзя было принять за женщину. В помещении школы, в рекреации, был установлен компьютер. Парень заплатил положенное, уселся за него и, неловко тыкая пальцами, закованными в перчатки, словно в броню, стал что-то набивать. Недолгое - вероятно, письмо. Закончив это, он вышел, чувствуя спиной удивленные взгляды детей и учителей. Парень в шлеме сел на свой мотоцикл и уехал, оставив о себе на память только порцию неароматного сизого дыма. На табло школьных часов было 12 дня. Аллен спал. Его компьютер оккупировали Гэбриэл и Кевин. Когда мейлер выдал сообщение о том, что пришло новое письмо, они ненадолго отвлеклись от игры, посмотрели на раскинувшегося на кровати приятеля и решили его не будить. Порядочность помешала им заглянуть в письмо, которое не предназначалось им, и они продолжили свое увлекательное путешествие в дебрях очередной аркадной игры. Когда Аллен прочитал письмо, было уже 9 вечера. Письмо было коротким, но очень содержательным. "Если до 17-ти часов ты не найдешь меня, умрет ребенок". Подписи не было. Аллену не потребовалось много времени, чтобы узнать, откуда послано письмо. Однако то, что оно было послано из интернет-кафе одной из школ Парижа, никому пользы не принесло. К тому же, от указанной даты прошло уже четыре часа. Аллен отодвинулся от компьютера и оглянулся на своих компаньонов. Гэбриэл сидел у музыкального центра и вертел ручку тюнера, пытаясь поймать какую-то радиоволну. Он был странно спокоен. Кевин же навис у Аллена над плечом, жадно глядя на экран, словно бы нехитрые нажатия на кнопки могли совершить какое-нибудь чудо. Кевин выкручивал себе пальцы, как обычно делал, когда был крайне взволнован. Аллен на мгновение задумался, изучая своего нового приятеля. Выздоровев, тот сильно изменился внешне. Он обрезал свои длинные черные волосы на манер Аллена, в стильное "карэ" до подбородка, приобрел общий для всех бессмертных идеальный цвет лица и легкий румянец. Кожа у него была светлой, а темные серые глаза, посаженные глубоко и широко, казались почти синими. У Кевина было очень мягкое, почти детское лицо - короткий чуть вздернутый нос, широкий рот, округлый подбородок с ямочкой. Мягкость была и во всей его фигуре - ростом заметно выше Аллена, он все равно казался легким и слабым. Аллен опять подумал, что, возможно, дело в том, что Кевин с детства страдал неоперабельным пороком сердца, с первых шагов был жестоко ограничен в движении. Это наложило мощный отпечаток на все его существование. Только тихие игры. Только интеллектуальные занятия. Никакого спорта. Никаких танцев. Никаких волнений, споров, ссор. Никаких крайностей. Аллен задумался о том, каково это - всегда думать о том, что любая вещь, доступная любому человеку, легко может уложить тебя на больничную койку или в гроб. Да, конечно, это меняет все. Кевин не был трусом, но мог показаться таковым менее наблюдательному, чем Аллен человеку. Достаточно было повысить на него голос, чтобы он отказался, по крайней мере на словах, от своих убеждений. Достаточно было показать ему кулак, чтобы он покорно сделал то, что от него хотят. Аллену казалось это абсурдным, он давно забыл те времена, когда думал о сохранности своего тела. Он мог позволить себе вмешаться в любую драку, не опасаясь быть убитым - тело легко боролось с повреждениями. Мог выдерживать любую нагрузку, не боясь повредить себе - его выносливость была почти бесконечной. Как у всех бессмертных. Но на солнце выходить он все-таки не мог. - Аллен, мы должны что-то с этим сделать! - С чем, с этим? - С ним, с этим парнем. Гэбриэл поднял голову от приемника. Посмотрел на Кевина. В углах рта притаилась злая усмешка. - С какой стати? Только потому что он прислал какое-то дурацкое письмо? - Но ведь он же это сделает! Как, неужели тебе все равно? - Во-первых, уже сделал. Если только это не пустозвонство. Во-вторых, я бы на твоем месте думал бы о том, что он сделал тебе. - Но это ребенок? В чем виноват он? - А в чем виноват ты? - Что я? В конце концов, я должен благодарить его за все это. Я здоров. Я никогда себя так свободно не чувствовал. У меня есть друзья, которые не смотрят на меня, как на калеку - впервые в жизни! У меня есть тысяча лет жизни впереди. Это же дар Божий! - И необходимость убивать для этой жизни. Две недели назад ты называл это проклятием... - Я буду убивать только тех, кто этого заслуживает. - А разве ты Господь наш Христос, чтобы об этом судить? - Все, что происходит - по Божьей воле. - Неплохое оправдание. Тогда оставь в покое этого ребенка. Это тоже Божья воля. Только я слышал о том, что Бог даровал людям свободу воли. - Чего ты хочешь от меня? Я думал, ты мой друг... - Я твой друг. Поэтому я не хочу слушать, как ты превозносишь этого мерзавца. Как ты готов целовать ему ботинки. И как ты не в силах разобраться со своей несчастной религией. - Прекрати! - Ого, Кевин! Ты, оказывается, умеешь кричать... Аллен, улыбаясь, слушал эту содержательную дискуссию. - Ну что, господа? Будем дискутировать о нашем бытии дальше? Этим разговорам не одна тысяча лет. Или будем думать дальше? - Что тут думать, Ал? Ищи его через свои ресурсы. Скоро стемнеет, мы с нашим богомольцем попробуем найти его обычным методом. - Перестань цепляться к его религиозности, Гэб. Это утомляет. Ты сам придешь к какой-нибудь религии рано или поздно. Когда начнешь задаваться вопросами о смысле своей жизни. - Я?! Да никогда! - Ты еще молод. Очень молод. - Я прожил уже восемьдесят лет. Полная жизнь человека. Это - молодость? - Гэб, закончим этот разговор. Молодость не в числах, она в душе. В беспечности, в тяге к удовольствиям. В эгоцентризме. В жажде деятельности. В жестокости. Все это - твое. И будет твоим еще много лет. - Ну хорошо, старый мудрец, хорошо. Кевин выпил залпом пару стаканов воды. По тому, как он закусил губу, было ясно, что он о чем-то напряженно думает. - Аллен. А как он мог отправить письмо с терминала школы, если это было днем? Он может ходить по свету? - Возможно, у него есть помощники. Из обычных людей. - Это совсем плохо. - Почему? - Потому что у нас их нет. Аллен чуть не прикусил губу, в попытке не рассмеяться. Ему не хотелось ничем обижать свою новообретенную креатуру, но на языке вертелись только колкости. Он не мог решить для себя, сам ли стал столь серьезен и рассудителен, или им попался слишком простой и наивный товарищ. - Кев, чем больше людей помогает ему, тем проще нам будет его найти. - Найти - и что? - И убить. - Ты и впрямь хочешь это сделать? - Да. Я пообещал убить его еще до всего этого. А я привык исполнять обещания. - Будет ли это справедливо? - Кевин, забудь все свои дурацкие слова: правосудие, справедливость, честность.. - вступил в разговор Гэбриэл. - Все это не для нас. Торвальд паршивая овца в стаде. Он опасен для всех нас. И он уже приговорен, осталось только привести приговор и похоронить его. - Ты знал его лично? - О, да. Я знал его. Так же, как знали его еще пара десятков наших. Близко, но недостаточно хорошо. Потому что пустил его к себе, где он успел и мне попортить нервы, прежде чем я выставил его вон. К сожалению, я не выставил его вон на свет. Стоило бы.. - Как вы можете быть так жестоки к одному из вас? Разве нервы значат так много? Аллен недоуменно глядел на темноволосого мальчика, который почти плакал. Как можно так переживать за человека, который мало того, что не сделал тебе ничего хорошего, но и изрядно поломал всю твою жизнь? Как можно так метаться из стороны в сторону в своих мнениях - то он требовал немедленно что-нибудь сделать, чтобы спасти какого-то ребенка, то, узнав, что будет с пресловутым убийцей, бросился защищать его. Бред. Просто невозможно понять. Аллен подавил вздох при мысли о том, что ему придется ломать и подавлять, цинично растаптывать и замещать на холодное равнодушие весь этот плещущий во все стороны неуправляемый гуманизм. Ради блага остальных. Ради его собственного блага. Но все-таки жаль мальчишку. Он не годится в Создания Ночи. Он слишком мягок и чувствителен. Он лишен логики и самолюбия, неустойчив психически и слаб, да. Но он удивительно добр и человечен. Аллен не был таким, не были такими и его знакомые-вампиры. Ни до, ни тем более после преображения. Но всех их выбирали для новой жизни. Тщательно, внимательно. Оценивая со всех сторон. А этот мальчик был столкнут на рельсы новой жизни, под колеса трансформации жестокой рукой другого мальчишки, жестокого и глупого, привыкшего играть чужими нервами и судьбами ради временного удовлетворения своего вечного чувства ущербности. Жестокие слова, меткие определения приходили на ум. Аллен мог читать лекции о психических проблемах своего творения. Он мог разобрать на составные части все его комплексы, фобии и дефекты воспитания. Но это ничего не меняло. Ведь он не мог ничего сделать со всем этим, со всем тем хламом, что годами копился в голове мальчика по имени Торвальд Йенссен. Знание о том, что лежало за всеми его выходками, не давало ключа к тому, чтобы прекратить это. Возможно, все дело было в том, что Аллен никогда не мог полюбить его, хотя бы так же, как он любил Гэбриэла или других молодых. И, уж конечно, Аллен никогда не мог полюбить его так, как нужно было бы, чтобы исцелить обиженную душу и ненавидящее сердце Торвальда. И тот знал об этом, и ненавидел Аллена больше всех остальных бессмертных. И со всем этим совершенно ничего нельзя было сделать. Ненависть порождала отвратительные поступки, отвратительные поступки порождали ненависть обратную. Пути назад не было. Как сделать так, чтобы Кевин не пошел этим путем? Как научиться давать людям тепло, или хотя бы удачно притворяться, что делаешь это? Аллен подтолкнул ногой невысокий пуфик поближе к себе. - Кевин, сядь сюда. Просто сядь и ничего не говори. Напряженно, недоверчиво Кевин сел, стараясь не задеть провода и шлейфы, которые свисали из полуразобранного после недавнего апгрейда системного блока. - Нет, не так. Ближе ко мне. Аллен сам направил его движение, надавив на плечо, кладя голову парня к себе на колени. Он провел рукой по его волосам, сначала движение было простым, прикосновение - нечувственным, почти отцовским. Потом рука скользнула ниже, на спину. Аллен собрал на кончики пальцев легкий электрический разряд и, умело играя им, стал водить пальцами вдоль позвоночника. При этом он старался окружить своего подопечного волной тепла и заботы, вспоминая все слова той речи без слов, танца эмоций и чувств, которой бессмертные владеют много лучше простых людей. Гэбриэл следил взглядом, теплым и мягким, за руками Кевина, которые то сжимались в кулаки, бессознательно и бесцельно, то слегка трепетали под натиском чувств. Нескоро, только перестав бояться, что от случайного слова или движения наваждение исчезнет, Кевин поднял голову. Глаза его были одновременно влажными от слез и сияющими безумным счастьем. - Как ты это делаешь? Что это такое? Песни ангелов я слышал и многое иное... Это даже не секс... - Это может быть сексом, если ты захочешь. Но это - больше. Это то, чему ты еще научишься, это то, что есть у всех нас. - Я.. я хочу научиться. - Кевин, послушай меня. Я хочу, чтобы ты это запомнил. Вот это вот тепло. Все это. И я хочу, чтобы всегда, какими бы ты нас не увидел, что бы мы не делали, ты помнил его. И я хочу, чтобы ты знал, что я люблю тебя. Мы оба любим тебя. Кевин молча положил голову обратно ему на колени. Гэбриэл встретился с ним глазами, слегка улыбнулся. Аллен улыбнулся в ответ. Это было неправдой. Но ведь это работало, в конце концов... Гэбриэл вышел за дверь баржи и тут же влетел обратно. - Пойдите-ка, полюбуйтесь на привет от нашего юного друга!.. - В чем дело?! - встрепенулся Аллен. - Что там еще? То, что он увидел, его не особенно впечатлило, но все-таки вывело из равновесия. Перед дверью валялось то, что пару часов назад было черной кошкой. Теперь это было телом, а вернее сказать - тушкой. Голова была отрублена и красовалась над дверью, аккуратно положенная на выступ над дверью, внутренности были тщательно и не без своеобразного изящества разбросаны по палубе. - Э-э.. ну, может, это просто какой-нибудь хулиган-подросток? - задумчиво произнес Аллен, брезгливо отступая от кровавого пятна под дверью и автоматически вытирая и без того безупречно чистые руки. - Аллен, мне кажется, я могу взять след того, кто это сделал. Я чувствую запах. Может такое быть? - Голос Кевина был и робким, и возбужденным одновременно. - Может, - уверенно ответил Гэбриэл. Аллен приподнял брови: - В нашей милой компании таких способностей еще не было. Это что-то новенькое. - Вирус мутирует, Ал. Вирус мутирует. - Негромко ответил Гэбриэл. - И мы не знаем, сколь далеко зайдет мутация. - Итак, мы пойдем по следу, а ты останешься дома и будешь держать с нами связь. По сотовику, думаю, это будет нормально. - Сыщики с сотовым телефоном - вот это номер! Достойно хорошей пародии на детектив. - улыбнулся Аллен. - Ну что ж, попробуйте. Я попытаюсь выследить сукиного сына через мои ресурсы. Они быстро бежали по улицам, стараясь никого не сбить. Краем глаза Гэбриэл наблюдал за Кевином, за его неуверенно-легкими движениями, за сомнением, которое было в каждом его шаге и движении рук и за одержимой уверенностью, которая доминировала на его лице. Он едва верил, что может бежать, не задыхаясь, но так четко знал, куда должен свернуть на перекрестке. Сам Гэбриэл спокойно выдерживал такой ритм, для него это было пустячной задачей - несколько километров кросса по вечерним улицам, полным людей, вышедших на прогулку. След вел Кевина с такой четкостью, словно бы был прочерчен светящимися линиями на темном асфальте. Он знал, что чувствует запах, но не осознавал этого, просто путь был отмечен в его уме - повернуть здесь, спуститься вниз по подземному переходу. Он знал еще многое, и не понимал, откуда знает - знал, что противник беспечен и самоуверен, что он и не подозревает, что его можно выследить, а потому даже не пользуется метрополитеном, чтобы оборвать след. С каждым шагом он все более чувствовал преследуемого - его образ мыслей, его планы, его ожидания. Его ненависть ко всем и его бесконечное ледяное одиночество. Все это приходило из запаха крови и машинного масла, странных редких благовоний и новой хорошо выделанной кожи, которым полнился след. След оборвался на ступенях, ведущих вниз, к стальной двери. Кевин нажал на ручку, но дверь была заперта. - Это все? - спросил Гэбриэл, отдышавшись - пробежка утомила даже его. - Попробуем обойти здание? - Нет, подожди. Что-то не так. Кевин прислушался, забывая о том, что вокруг, заставляя себя обратиться в чистый слух. В здании - каком-то офисе - никого не было, но он слышал тревогу и опасность, понять которую еще не мог. Это была большая и грозная опасность, и она исходила от двери, от ручки, которую он беспечно нажал. Это было тихое тиканье, это был незнакомый и странно острый запах какого-то синтетического вещества, и это был запах боли и страха. Запах катастрофы. - Быстрее отсюда! За угол, куда угодно.. быстрее! Кевин схватил Гэбриэла за рукав и потащил его прочь, за угол улицы. Они успели только повернуть и упасть на землю, когда сзади грянул гром. Их вдавило в землю сначала неописуемо тяжелым ударом воздуха, расплющившего их, оглушившего и ослепившего, а потом над головами пронеслась волна жаркого пламени и сухого раскаленного воздуха. Оглушительно взвыли сигнализации машин, повсюду слышался звон бьющегося стекла. - Что за черт?! - простонал Гэбриэл, поднимая голову и размазывая непослушной рукой по лицу кровь, пошедшую из носа. - Что это было? - Здание было заминировано. Еще минута - и... - Уносим ноги, сейчас здесь будет полно полиции. К месту взрыва уже сбегались люди, но никто не бежал по той улице, на которую они свернули. Гэбриэл вытер лицо своей черной майкой, отряхнулся, пригладил волосы. Теперь они не выглядели жертвами взрыва - почти достаточно, чтобы спокойно идти по улице. Кевин почти сделал шаг вперед, и замер, молча сжимая рукой плечо Гэбриэла и пытаясь развернуть его направо. Вдалеке, под вывеской какого-то ночного бара, стоял, глядя на них невысокий светловолосый юноша в черной одежде. Черт его Кевин не мог различить, но четко знал, кто это. Тот, кто встретился ему в кинотеатре. Его убийца. Его создатель. Торвальд Йеннсен. - Ах, ты, ублюдок! - закричал Гэбриэл, бросаясь к нему. Но было поздно - юноша вскочил на мотоцикл и умчался по улице, разрывая воздух ревом мотора. - Мы его потеряли. - Скорбно сказал Кевин. - След останется, но мы его не поймаем, он уедет слишком далеко. Зазвонил такой нелепый, слишком официальный и строгий на этой улице, где не осталось целого стекла, телефон. - Что там у вас? - Ублюдок заминировал целый дом, но мы невредимы. - Возвращайтесь! Немедленно. Несколькими часами позже, на барже, они вновь и вновь обсуждали все обстоятельства погони и происшедшего потом взрыва. - Это было приветом для нас. Но откуда он знал, что мы так скоро будем там? - Он не знал. Он просто ждал. Я нашел это здание, потому что он снял в нем помещение под офис сегодня утром. И он знал, что я это узнаю. - Но он был удивлен, - сказал Кевин. - Удивлен, он не ожидал увидеть там нас. - Откуда ты знаешь? - Я могу чувствовать его мысли на расстоянии. - Скромно сказал Кевин. - С того момента, как встал на его след. - И что же он думает сейчас? - Ничего. Просто едет по скоростной автостраде на своем мотоцикле. - Куда едет? - Сюда, обратно. Гэбриэл присвистнул: - Однако, до чего же смелый мерзавец! - Он никогда не был трусом. Он всегда обожал танцевать на лезвии бритвы. |
Demonikus Sant |
дата: Кристина М.Кэрри Вставшие над обрывом Аллен медленно шел вдоль по улице. Вглядываясь в лица людей, он думал о том, что сложно найти среди многих - одного, если только тот не старается быть обнаруженным. Их противник же или не умел заметать следы на снежном поле Сети, или же просто получал удовольствие от того, что по его следу неумолимо шли несколько опытных профессионалов. Враждебно настроенных профессионалов. Они находили следы его кредитных карт при покупках и регистраций в гостиницах, следы выхода в Сеть и случайных задержаний при превышении скорости. Их противник не покидал города - чужого города в мире, разграфленном на невидимые участки строгим распорядком жизни бессмертных. Он был рядом - что-то замышлял, планировал, дразнил. Письма, записки, другие приветы - Аллен и его приятели получали их регулярно. Сейчас, после полуночи, на площади было немноголюдно. Несколько любопытных туристов, несколько девиц легкого поведения, пара бродяг сомнительного вида. Аллен лениво выбирал для себя подходящую жертву - он давно уже не пил крови. Пришло его время - он чувствовал это по холоду в кончиках пальцев, по онемению губ и частичной потере ночного зрения. Он мучительно не хотел пить крови сейчас - слишком важны были для него те часы глубокого забвения, которые следовали за питанием. И в то же время не хотелось встречаться с Торвальдом без полной силы, период которой наступал через пару дней после принятия крови очередной жертвы. Было сухо и жарко - вовсе не та погода, которую он любил. Не было ни дождя, ни тумана, и воздух был отвратительно сух, а в свете фонаря кружила только мелкая мошкара, но не играла радуга на капельках света, и Аллен чувствовал дискомфорт и неприязнь к душно-теплой летней ночи, к огням звезд и пролетающих самолетов над головой, к медово-желтому диску луны, освещавшему ему путь. Аллен резко остановился, сделал несколько шагов, вновь остановился. Уже дважды ему казалось, что кто-то идет по его следам, стараясь подражать ритму его шагов, но неподходящая обувь - вероятно, тяжелые ботинки, выдавали преследователя. Делая вид, что просто изучает местность, Аллен еще несколько раз прислушался, потом свернул в тихий переулок. Днем здесь, должно быть, было многолюдно - на улочке было множество небольших магазинов. Но сейчас, после полуночи, здесь было пусто, а окна домов уже давно повествовали о покое и крепком сне хозяев. Дойдя до середины улицы и вычислив расстояние до преследователя, его положение и все прочее, что мог донести до него слух, Аллен неожиданно и резко обернулся, сделал несколько шагов с неразличимой для человеческого глаза скоростью в том направлении, где шел таинственный соглядатай. Но встретиться с тем лицом к лицу ему не удалось - его ночной незваный спутник отличался той же феноменальной реакцией бессмертного. Они оказались по разные стороны неширокой улицы. Аллен впервые с давнего времени увидел своего преследователя, того самого мальчишку, который был источником их неприятностей в течение последнего месяца. Увидел, и неожиданно для себя понял, что не может ненавидеть его - да, умом он понимал и помнил все то, что сделал Торвальд: и безобразную выходку с Кевином, и заложенную бомбу, и многочисленные подначки и прочие мелкие гадости; умом он все понимал, и все же этот месяц, эти дни, проведенные бок о бок с Кевином и Гэбриэлом сделали его если и не добрее, то терпимее и внимательнее. Торвальд был невысок. У него была фигура долговязого пятнадцатилетнего подростка, длинные почти белые волосы, молочно-белая, как у всех бессмертных, кожа. Он выглядел мальчишкой - нежным, красивым мальчишкой, это впечатление усиливалось за счет его глаз - голубых, слишком крупных для тонко очерченного узкого личика. Глаза были глазами потерянного ребенка.. образ, который помогал Торвальду выжить всегда и везде уже многие годы. Мальчик-сирота для бездетных домохозяек, невинный наивный любовник для пресыщенных завсегдатаев гей-баров, простой тинэйджер из приличной семьи для полиции... но за всем этим прятался расчетливый и ненавидящий всех и вся ум. Таков был Торвальд - творение Аллена, его порождение и его ночной кошмар. Аллен помедлил, хотя много резких вопросов рвалось с его губ. - Зачем ты преследуешь меня? Хочешь приблизить свой приговор? Мальчик недоуменно посмотрел на него. Когда он говорил, верхняя губа капризно и высокомерно вздергивалась, обнажая ровный ряд белых зубов и некрупные клыки. - Приговор? Уж не ты ли его вынес, создатель? - Приговор вынесла Гарет. - весомо и жестко сказал Аллен. - Ты хочешь узнать свою вину и меру пресечения? Мальчик заметно вздрогнул, потом гордо поднял голову. В глазах его металось что-то.. возможно, бешеная злоба или ненависть. Ненависть пополам со страхом. - Ты обвиняешься в нарушении границ и законов гостеприимства, угрозе своему создателю, нарушении закона о креатурах, нарушении других законов и правил. Ты лишаешься покровительства бессмертных, становишься вне закона и подлежишь казни. Торвальд вздрогнул сильнее, потом шагнул к Аллену. Глаза его были почти белыми от ярости, зрачки пульсировали, словно при быстрой смене вспышек света и темноты. Руки мальчишки были сжаты в кулаки, он держал их у груди, словно бы в боевой стойке. - Уж не твоих ли рук дело, создатель? Ты пустил по моим следам эту бешеную суку? - Ты говоришь о Гарет? Не стоит так говорить о ней. Впрочем, ты имеешь право на любые слова. Последнего слова у тебя никто не отбирал. Торвальд истерически рассмеялся: - Неужели ты веришь в то, что сумеешь схватить меня, создатель? Как нашкодившего котенка? Попробуй - сейчас. Попробуй и убедишься, что у меня есть когти. - Неужели ты думаешь, что я не знаю о пистолете в твоем кармане? Неужели ты думаешь, что безоружен - я? Неужели ты думаешь, что я один? Беловолосый мальчик быстро оглянулся, и тут же повернулся вновь лицом к Аллену, настороженно следя за его спокойно опущенными руками. - Ты блефуешь. Ты один. Аллен невесело улыбнулся и слегка повел плечами, показывая, что ему все равно, что же подумает о правдивости его слов собеседник. Потом он сказал негромко: - Ты шел за мной. Хотел бы применить пистолет - сделал бы это раньше. Чего ты хотел? Разговора? - О чем мне с тобой говорить, создатель? Я уничтожу тебя - вот и весь наш разговор. - Попробуй. Делай все, что захочешь. Мне нет смысла спорить с тобой. Ты приговорен. Мне только интересно - зачем ты шел за мной? - Хотел посмотреть на тебя. Хотел еще раз убедиться, что ты ненавидишь меня. Что я поступаю верно, пытаясь уничтожить тебя. Аллен спокойно выслушал этот монолог, опять равнодушно повел плечами. - Да, я ненавижу тебя. После того, как ты сбежал от меня, прихватив все мало-мальски ценное в доме. После того, как ты едва не перессорил меня с Гэбом, морочил ему голову а потом сбежал, ограбив и его. После того, как ты обошелся подобным образом еще с десятком наших. После всех твоих выходок в этом месяце. А ты думал добиться любви подобным образом? - насмешливо улыбнулся Аллен. Он медленно поднял руку, поднес ее к уху, поправляя темную прядь с каштановым отливом, и вдруг, не закончив движения, с немыслимой для обычного человека переместился к Торвальду. Выглядело это так, будто бы он прошел через мальчишку и оказался у него за спиной, но в краткий миг, в который прозвучал выстрел, уложилось гораздо больше движений, и в одном из них Аллен успел выбить из руки Торвальда пистолет, развернуть его к себе спиной и опустить бьющие парализующим биоэлектричеством ладони тому на шею - единственное действенное оружие бессмертных друг против друга. Торвальд почти обмяк у него в руках, но не потерял сознания, и Аллен одним резким ударом ребра ладони рубанул его по шее, потом еще и еще раз - пока к его ногам мягко не сложилось бесчувственное тело. Тогда Аллен, наконец, позволил себе оглянуться, и махнул рукой - в начале улицы показалась блистающе-черная машина Гарет. И только увидев ее, Аллен осторожно опустился на землю рядом со своей жертвой, прижимая ладони к ране в животе, из которой толчками выплескивалась кровь. Гарет быстро домчала их - бледного, прикусывающего губы, но вполне живого и чувствующего себя вполне пристойно сравнительно человека Аллена и бессознательного Торвальда, за которым бдительно наблюдал Кевин, только вчера овладевший умением производить биоэлектричество по своему желанию - на баржу Аллена. Гэбриэл, успевший за часы нервного ожидания вспомнить детскую привычку грызть ногти, даже не взглянув на ценную добычу, бросился к Аллену и был удостоен редкого зрелища, которое удается увидеть бессмертным только иногда, а людям - и вовсе никогда. Рана - небольшое пулевое отверстие на входе и изрядная воронка в тканях, кровоточащая разорванными сосудами и белеющая частями изрядно поврежденного последнего ребра сзади - стремительно регенерировала. Ткани затягивались тонкой розовой пленкой гранулята, а с краев уже наползала еще тонкая, но уже совершенно целая кожа. Увлекшись необычным зрелищем, Гэбриэл не заметил, что Аллен фактически обвис у него на руке и даже не вносит никаких дополнений в изрядно грешащий против фактов рассказ Гарет и Кевина. Гэбриэл осторожно уложил друга на кровать, набрал в кружку воды и стал вытирать кровь, которая темными мрачными сгустками запеклась вокруг раны. Бессмертного нельзя убить таким ранением, но можно доставить ему немало неприятностей, и, главное, боли. Организм не желает терпеть мучительную боль, он борется с ней и впадает в наркотический транс - те вещества, которые вырабатываются в подобном случае у каждого обычного человека, вырабатывались у них в намного больших количествах, полностью снимая любую боль. И погружая в долгий целебный сон, который выглядел опасно глубоким. Потом Гэбриэл небрежно осмотрел пленника. Половину времени занял осмотр тонких и прочных веревок, которыми тот был связан. Его меньше всего волновало состояние здоровья их долгожданной добычи, тем более, что в скором времени добыче предстояло обратиться во прах под лучами солнца. Не позднее, чем следующим днем, как решила Гарет. Тянуть с этим не было никакого смысла - Торвальд был опасен, Торвальд был приговорен и обсуждать это никто не собирался. На суде бессмертных не было адвокатов и прокуроров, присяжных и свидетелей. Редко, не чаще двух раз в тысячелетие происходило что-нибудь, требующее от Гарет решений, и она выносила его - жестоко, не задумываясь. Выживание всех значило много, жизнь одного не значила ничего. Эти правила она помнила со времен своего детства, с которых прошло не одно тысячелетие. И теперь, не колеблясь, едва услышав от Гэбриэла историю стычки с Торвальдом, она коротко сказала: - Смерть И жестоким блеском отразился в ее глазах свет настольной лампы, и впервые Гэбриэл понял, насколько она стара и жестока, насколько вне всех законов и правил, кроме одного - выживания своего рода - стоит она. И насколько она сильна своей жестокостью и решительностью, сильнее многих из них, потому что слово справедливость ей ведомо только в одном смысле - ее справедливость, а слово закон - только в древней трактовке "око за око". Это было странно даже для Аллена, который был не так уж и молод по меркам бессмертных, который был холоден и суров ко всем, кроме своих друзей. Это было странно для Гэбриэла, который никогда не стеснялся убивать для пищи или защиты. Это было почти невыносимо для Кевина, который был человеком конца двадцатого века, с его немыслимо мягкими законами и моралью, превозносящей гуманность и милосердие превыше всех благ. Но это было Законом Гарет - законом, высшим для всех них. Аллен спал, не чувствуя ни боли, ни жара от всех странных процессов, что происходили в его организме. Он спал сладким сном под воздействием уникального наркотика, который производило его собственное тело, и этот сон был слаще и радостнее, чем сон, подаренный любым варварским препаратом, которые изобретало человечество многие годы. Но даже в этом сне была боль - не физическая, но душевная. Он видел во сне Торвальда, таким, каким увидел его впервые - очаровательный подросток с глазами затравленного оленя, с неловко-грациозными движениями и потаенным страхом в каждом жесте. Дитя улиц, странноватое и дикое, жестокое и одинокое - мальчик, которого он так неловко хотел сделать совсем иным. Смыть грязь подворотен и липких прикосновений, научить быть честным и веселым, свободным и сильным. Торвальда, который не был еще его творением, а был капризным подростком, навязавшимся ему в спутники мокрым зимним вечером несколько лет назад, вычислившем его секрет и умолившим его сделать его равным себе. Он видел вновь мальчика, которого творил, даря ему свою кровь и сидя у его постели в полумраке, с опаской и тревогой наблюдая за его изменениями. Мальчика, который не расслаблялся даже во сне, всегда готовый отразить удар, который ему никто не собирался наносить. Удар, который он ожидал всегда и от всех, и бил первым даже тех, кого бить не имело смысла. И, проснувшись резко и преждевременно, он понял - казни не будет. Или он сам шагнет под лучи солнца вместе с ним - своим проклятым творением, восставшим против творца. Гэбриэл задумчиво наблюдал за пленником. Ненависть, которую он привык испытывать, слыша это имя, отходила на второй план. Теперь ему было жаль глупого и злого мальчишку, который не мог жить в мире ни с собой, ни со всем миром. Он удивленно думал о том, что жалость впервые за много лет напомнила ему о себе, об этом странно щемящем состоянии, когда поступки утрачивают логичность, а сердце становится не органом, перекачивающим кровь, но чем-то большим и даже неприятным в своей нервной пульсации. Ему не было жаль ни своих жертв, ни всех остальных. Недавняя напрасная кровь - глупая смертная женщина по имени Франсин - никак не мешала ему жить дальше. А вот то, что предстояло сделать ему через несколько часов, вызывало в нем отвращение. И для себя он решил - этого не будет. Нет того права, по которому они будут казнить или миловать. Слишком тяжек этот груз. Слишком велика ответственность - стоя на краю обрыва, сталкивать туда кого-то. Только самого себя можно толкнуть вниз. Себя. Но не иного. Можно убивать для жизни. Такова их участь. Им нужна кровь - живая, пульсирующая в венах жертв. Чтобы жить самим. Такова судьба и таков рок тех, кто стал жертвами - быть пищей для бессмертных. Нельзя убивать из мести. Даже если это грозит разоблачением. Даже если это существо доставило тебе столько неприятностей. Это не равносильно - неприятности и смерть. И даже если глупый мальчишка в ненависти своей обрек тебя самого на смерть - нет права у тебя казнить его. Детей не убивают. Детей наказывают. Наказывают жестоко, но не смертью. Их глаза встретились, и они поняли друг друга без слов, как понимали всегда. Гэбриэл подошел к уже практически пришедшему в себя пленнику, перочинным ножом вспорол веревки на запястьях и щиколотках. Торвальд вздрогнул, затравленно оглянулся, словно бы прощаясь со всем окружающим. Гэбриэл не спешил радовать его своим решением, ибо в его замысел это не входило. Гарет ошеломленно посмотрела на него, попыталась встать из кресла. Но на ее плечо легла уверенная и тяжелая рука Кевина, который впервые осознал свою силу и обрел уверенность в себе. Он знал, что делает то, что должен делать и не колебался более. - Аллен! Что все это значит?.. - Подожди, милая. Аллен поднялся - с трудом, он чувствовал себя тяжелым и сонным, но уверенность в правильности своего решения окрыляла его. Он подошел к сидящему на полу и растирающему затекшие руки парню, приподнял его лицо за подбородок - жестко, но не грубо. - Ты хочешь жить? В глазах Торвальда метнулось и тут же скрылось что-то невиданное - радость, безумная жажда жизни, надежда, благодарность. И тут же вернулась привычная ненависть. - Что это значит? Хочешь поиздеваться напоследок? Плевать! Я готов - поехали же. Аллен размахнулся и отвесил Торвальду пощечину такой силы, что тот упал навзничь на пол. - Отвечай! Ты хочешь жить? Гарет пыталась подняться с кресла, но руки Кевина крепко вдавливали ее обратно. Мальчишка молчал, прижимая руку к пламенеющей щеке. - Отвечай мне, мальчик! - Да! Да, будь ты проклят! Проклятый сукин сын, да! Хочу! Слезы катились по его щекам, искусанные в кровь губы выбрасывали слова, словно пули. - Тогда ты будешь жить. Но ты будешь жить совсем по-иному. Не так, как раньше. По нашим правилам. По нашим законам. По нашей морали. И ты будешь жить с нами, пока мы не разрешим тебе уйти. А это случится, когда ты изменишься. - Нет! Я запрещаю, Аллен, Гэбриэл! Мое слово - закон! - Это закон варварской древности, - негромко сказал Кевин. - Этот закон порождает вот таких вот дикарей. Пора принимать иные законы. Торвальд недоуменно переводил взгляд с Аллена на Гарет. Он никак не мог понять, что все это значит - то ли жестокий фарс, мастером которых он был, то ли что-то совсем иное. Понять смысл иного ему было трудно - прощение, милосердие, любовь были для него недоступными понятиями. Пока еще недоступными. Аллен поднял его за плечи, резко встряхнув, внимательно взглянул в глаза. - Я нарушаю закон для тебя. Я отменяю твой приговор. На свой страх и риск. Я даю тебе последний шанс на жизнь. Торвальд молчал, но по нервному движению губ было видно, что он хочет что-то сказать. - Я не прощаю тебя за то, что сделал ты. Но я прошу у тебя прощения за то, что сделал я. И - за то, чего я не сделал. Слышишь меня? И тут произошло неожиданное. Торвальд разжал кулаки, вцепился накрепко в футболку Аллена, прижался к нему так, словно кто-то пытался его оторвать, и заревел - как обиженный, несчастный, брошенный всеми ребенок. Которым он и был в глубине души. Аллен погладил его по волосам, не успокаивая, и негромко проговорил: - Я ведь люблю тебя, мальчик. Люблю. Глазами он встретился с Гэбриэлом и опять слегка улыбнулся ему. Это не было правдой. Но это как всегда - работало. |
Demonikus Sant |
дата: Анатоль Франс Дочь Лилит. Я выехал из Парижа вечером и провел в вагоне долгую и безмолвную снежную ночь. Прождав шесть томительно скучных часов на станции ***, я только после полудня нашел крестьянскую одноколку, чтоб добраться до Артига. По обеим сторонам дороги, то опускаясь, то поднимаясь, тянулась холмистая равнина; я видел ее прежде при ярком солнце цветущей и радостной, теперь же ее покрывал плотной пеленой снег, а на нем чернели скрюченные виноградные лозы. Мой возница лениво понукал свою старую лошаденку, и мы ехали погруженные в бесконечную тишину, прерываемую время от времени жалобным криком птицы. В смертельной тоске я шептал про себя молитву: "Господи, господи милосердный, помилуй и сохрани меня от отчаяния и не дай мне, после стольких прегрешений, впасть в тот единственный грех, который ты не прощаешь". И вот я увидел на горизонте заходящее солнце, красный дрек без лучей, словно окровавленная гостия, и, вспомнив об искупительной жертве Голгофы, я почувствовал, что надежда проникла мне в душу. Одноколка продолжала еще некоторое время катиться по хрустящему снегу. Наконец возница указал мне кнутовищем на артигскую колокольню, которая словно тень вставала в красноватом тумане. - Вам к церковному дому, что ли? - сказал он. - Вы, стало быть, знаете господина кюре? - Он знал меня мальчиком. Я учился у него, когда был школьником. - Он, видать, человек ученый. - Кюре Сафрак, любезнейший, - и ученый и добродетельный человек. - Говорят так. Говорят и этак. - А что же говорят? - Говорят что угодно, по мне пусть болтают. - Но все-таки что же? - Есть такие, что верят, будто господин кюре колдун и может напустить всякую порчу. - Что за вздор! - Мое дело сторона, сударь. Но если господин Сафрак не колдун и не напускает порчу, так зачем бы ему книжки читать. Повозка остановилась у дома кюре. Я расстался с дурнем-возницей и пошел вслед за служанкой, которая проводила меня в столовую, где уже был накрыт стол. Я нашел, что кюре Сафрак сильно изменился за те три года, что я его не видел. Его высокий стан сгорбился. Он поражал своей худобой. На изнуренном лице блестели проницательные глаза. Нос точно вырос и навис над сузившимся ртом. Я бросился ему на шею и, рыдая, воскликнул: - Отец мой, отец мой, я пришел к вам, ибо я согрешил! Отец мой, старый мой учитель, ваша глубокая и таинственная мудрость ужасала меня, но вы успокаивали мою душу, ибо открывали передо мной свое любящее сердце, спасите же вашего сына, стоящего на краю бездны. О мой единственный друг, вы один мой наставник, спасите, просветите меня. Он обнял меня, улыбнулся с бесконечной добротой, в которой я не раз убеждался в моей ранней молодости, и, отступя на шаг, как бы для того, чтоб лучше разглядеть меня, сказал: "Да хранит вас бог!" - приветствуя меня по обычаю своего края, ибо господин Сафрак родился на берегу Гаронны среди тех знаменитых виноградников, которые как бы олицетворяют его душу, щедрую и благоуханную. После того как он с таким блеском читал философию в Бордо, Пуатье и Париже, он испросил себе одну-единственную награду - бедный приход в том краю, где он родился и хотел умереть. Вот уже шесть лет он священствует в глухой деревне в Артиге, соединяя смиренное благочестие с высокой ученостью. - Да хранит вас бог, сын мой, - повторил он. - Я получил письмо, где вы сообщаете о своем приезде, оно меня очень тронуло. Значит, вы не забыли вашего старого учителя! Я хотел броситься к его ногам и снова прошептал: "Спасите меня, спасите!" Но он остановил меня движением руки, властным и в то же время ласковым. - Ари, - сказал он, - завтра вы расскажете то, что у вас на сердце. А сейчас обогрейтесь, потом мы поужинаем, вы, должно быть, и озябли и проголодались. Служанка подала на стол миску, откуда поднимался душистый пар. Это была старуха в черной шелковой косынке на голове, в морщинистом лице которой удивительно сочеталась природная красота с безобразием одряхления. Я был в глубоком смятении, однако покой этого мирного жилища, веселое потрескивание сухих веток в камине, уют, создаваемый белой скатертью, налитым в стаканы вином, горячими блюдами, постепенно овладевал моей душой. За едой я почти позабыл, что пришел под этот кров, дабы смягчить жестокие угрызения совести обильной росой покаяния. Господин Сафрак вспомнил давно минувшие дни, которые мы провели в коллеже, где он преподавал философию. - Ари, - сказал он, - вы были моим лучшим учеником. Ваш пытливый ум постоянно опережал мысль учителя. Потому-то я сразу привязался к вам. Я люблю смелость в христианине. Нельзя, чтоб вера была робкой, когда безбожие выступает с неукротимой дерзостью. В церкви остались ныне только агнцы, а ей нужны львы. Кто вернет нам отцов и ученых мужей, взгляд которых охватывал все науки? Истина подобна солнцу, - взирать на нее может только орел... - Ах, господин Сафрак, как раз вы смело смотрели в лицо истине, и ничто не могло вас ослепить. Я помню, что ваши суждения смущали иногда даже тех из ваших собратьев, которые восхищались святостью вашей жизни. Вы не боялись новшеств. Так, например, вы были склонны признать множественность обитаемых миров. Взор его загорелся. - Что же скажут робкие духом, когда прочтут мою книгу? Ари, под этим прекрасным небом, в этом краю, созданном господом с особенной любовью, я размышлял и работал. Вам известно, что я довольно хорошо владею языками: еврейским, арабским, персидским и несколькими индийскими наречиями. Вам также известно, что я перевез сюда библиотеку, богатую древними рукописями. Я занялся серьезным изучением языков и преданий древнего Востока. Бог даст, огромный труд не останется втуне. Я только что закончил книгу "О сотворении мира", которая исправляет и утверждает религиозное толкование, коему безбожная наука предвещала неминуемое поражение. Ари, господу по его великому милосердию угодно было, чтоб наука и вера, наконец, примирились. Работая над их сближением, я исходил из следующей мысли: библия, боговдохновенная книга, открывает нам истину, однако она не открывает всей истины. Да и как могла бы она открыть всю истину, раз ее единственная цель - научить нас тому, что необходимо для нашего вечного спасения! Вне сей великой задачи для нее не существует ничего. Ее замысел прост и в то же время огромен. Он охватывает грехопадение и искупление. Это божественная история человека. Она всеобъемлюща и ограниченна. В ней нет ничего, что могло бы удовлетворить мирское любопытство. Однако нельзя, чтоб безбожная наука торжествовала и долее, злоупотребляя молчанием бога. Настало время сказать: "Нет, библия не лжет, ибо она открыла не все". Вот истина, которую я провозглашаю. Опираясь на геологию, доисторическую археологию, восточные космогонии, хетские и шумерские памятники, халдейские и вавилонские предания, древние легенды, сохранившиеся в талмуде, я доказываю существование преадамитов, о которых боговдохновенный автор Книги Бытия не упоминает по той только причине, что существование их не имеет никакого отношения к вечному спасению детей Адама. Мало того, кропотливое исследование первых глав Книги Бытия убедило меня в том, что было два сотворения мира, отделенных одно от другого многими веками, причем второе - это, так сказать, просто приспособление одного уголка земли к потребностям Адама и его потомства. Он на мгновение остановился и продолжал тихим голосом с чисто религиозной торжественностью: - Я, Марциал Сафрак, недостойный пастырь, доктор теологии, послушный сын нашей святой матери Церкви, утверждаю с полной уверенностью, если будет на то соизволение его святейшества паны и святых соборов, что Адам, созданный по образу божию, имел двух жен, из коих Ева была второй. Эти странные слова в конце концов отвлекли меня от моих дум, пробудили непонятное любопытство. Я был даже разочарован, когда г-н Сафрак, положив локти на стол, сказал: - Довольно об этом. Возможно, вы когда-нибудь прочтете мою книгу, которая осветит вам сей вопрос. Я должен был, повинуясь строгому предписанию, представить мой труд на рассмотрение архиепископу и просить его одобрения. Рукопись находится сейчас в епархиальном управлении, и со дня на день я ожидаю ответа, который, по всем вероятиям, должен быть благоприятным... Сын мой, отведайте грибков из наших лесов и вина наших виноградников, а потом скажите, что наш край не вторая обетованная земля, для которой первая являлась как бы прообразом. С этой минуты наша беседа стала более обычной и перешла на общие воспоминания. - Да, сын мой, - сказал г-н Сафрак, - вы были моим любимым учеником. Господь дозволяет предпочтение, если оно основывается на справедливом суждении. А я сразу определил в вас задатки настоящего человека и христианина. Это не значит, что у вас не было недостатков. Вы отличались неровным, нерешительным характером, вас было легко смутить. В глубине души у вас назревали горячие желания. Я любил вас за вашу мятежность так же, как другого моего ученика за противоположные качества. Мне был дорог Поль д'Эрви непоколебимой стойкостью ума и постоянством сердца. Услыхав это имя, я покраснел, побледнел и с трудом удержался, чтоб не вскрикнуть, но, когда я хотел ответить, я не мог говорить. Г-н Сафрак, казалось, не замечал моего волнения. - Если мне не изменяет память, он был вашим лучшим товарищем, - прибавил он. - Вы по-прежнему близки с ним, не правда ли? Я слышал, что он избрал дипломатический путь, что ему предсказывают прекрасное будущее. Я хотел бы, чтоб он был послан в Ватикан, когда наступят лучшие времена. Он ваш верный и преданный друг. - Отец мой, - произнес я с усилием, - я поговорю с вами завтра о- Поле д'Эрви и еще об одной особе. Господин Сафрак пожал мне руку. Мы расстались, и я ушел в приготовленную для меня комнату. Я лег в постель, благоухающую лавандой, и мне приснилось, что я еще ребенок, стою на коленях в часовне нашего коллежа и любуюсь женщинами в белых сверкающих одеждах, которые занимают места на хорах, и вдруг из, облака над моей головой раздается голос: "Ари, ты думаешь, что возлюбил их в боге. Но ты возлюбил бога только в них". Проснувшись утром, я увидел г-на Сафрака, который стоял у моего изголовья. - Ари, - сказал он, - приходите к обедне, которую я буду служить сегодня для вас. По окончании богослужения я готов выслушать то, что вы собираетесь мне рассказать. Артигский храм - небольшая церковь в романском стиле, который еще процветал в Аквитании в XII веке. Двадцать лет тому назад ее реставрировали и пристроили колокольню, не предусмотренную первоначальным планом, но, по бедности своей, церковь сохранила в неприкосновенной чистоте свои голые стены. Я присоединился, насколько мне позволяли мои мысли, к молитвам священнослужителя, затем мы вместе вернулись домой. Там мы позавтракали хлебом с молоком, а потом пошли в комнату г-на Сафрака. Придвинув стул к камину, над которым висело распятие, он предложил мне сесть и, усевшись рядом, приготовился слушать. За окном падал снег. Я начал так: - Отец мой, вот уже десять лет, как, выйдя из-под вашей опеки, я пустился в свет. Веру свою я сохранил; но, увы, не сохранил чистоты. Впрочем, незачем описывать вам мою жизнь вы и так ее знаете, вы - мой духовный наставник, единственный руководитель моей совести! К тому же я хочу поскорее перейти к событию, перевернувшему всю мою жизнь. В прошлом году родители решили меня женить, и я охотно согласился. Девушка, которую прочили за меня, отвечала всем требованиям, обычно предъявляемым родителями. Кроме того, она была хороша собой, она мне нравилась; таким образом, вместо брака по расчету я собирался вступить в брак по сердечной склонности. Мое предложение было принято. Помолвка состоялась. Казалось, мне были обеспечены счастье и спокойная жизнь, но тут я получил письмо от Поля д'Эрви, который, вернувшись из Константинополя, сообщал о своем приезде в Париж и желании повидаться со мной. Я поспешил к нему и объявил о своем предстоящем браке. Он сердечно меня поздравил. - Я рад твоему счастью, дорогой! Я сказал, что рассчитываю на него как на свидетеля, он охотно согласился. Бракосочетание было назначено на пятнадцатое мая, а он возвращался на службу в первых числах июня, - Вот и хорошо! - сказал я. - А как ты? - О, я... - ответил он с улыбкой, одновременно и радостной и грустной, - у меня все переменилось... Я схожу с ума... женщина... Ари, я очень счастлив или очень несчастлив; какое может быть счастье, если оно куплено ценою дурного поступка? Я обманул, я довел до отчаяния доброго друга - я отнял там, в Константинополе. .. Г-н Сафрак прервал меня: - Сын мой, не касайтесь чужих проступков и не называйте имен! Я обещал и продолжил свой рассказ. - Не успел Поль кончить, как в комнату вошла женщина. По-видимому - она. На ней был длинный голубой пеньюар, и держала она себя как дома. Постараюсь одной фразой передать вам то страшное впечатление, которое, она произвела на меня. Мне показалось, что она не нашего естества. Я чувствую, до какой степени это. определение неточно и как плохо передает оно мою мысль, но, может быть, из дальнейшего оно станет более понятным. Действительно, в выражении ее золотистых глаз, неожиданно искрометных, в изгибе ее загадочно улыбающегося рта, в коже одновременно смуглой и светлой, в игре резких, но тем не менее гармоничных линий ее тела, в воздушной легкости походки, в обнаженных руках, за которыми чудились незримые крылья, наконец во всем ее облике, страстном и неуловимом, я ощутил нечто чуждое человеческой природе. Она была и менее и более совершенна, чем обычные женщины, созданные богом в его грозной милости для того, чтоб они были нашими спутницами на этой земле, куда все мы изгнаны. С той минуты, как я увидел ее, мою душу охватило и переполнило одно чувство: мне бесконечно постыло все, что не было этой женщиной. При ее появлении Поль слегка нахмурил брови, но, спохватившись, тут же попробовал улыбнуться. - Лейла, представляю вам моего лучшего друга. Лейла ответила: - Я знаю господина Ари. Эти слова должны были бы показаться странными, ибо я мог с уверенностью сказать, что мы никогда не встречались, но выражение, с которым она их произнесла, было еще более странным. Если бы кристалл мыслил, он говорил бы так. - Мой друг Ари, - прибавил Поль, - женится через полтора месяца. При этих словах Лейла взглянула на меня, и я ясно прочел в ее золотистых глазах: "Нет". Я ушел очень смущенный, и мой друг не выразил ни малейшего желания меня удержать. Весь день я бесцельно бродил по улицам с отчаянием в опустошенном сердце; и вот вечером, случайно очутившись на бульваре перед цветочным магазином, я вспомнил о своей невесте и решил купить ей ветку белой сирени. Не успел я взять сирень, как чья-то ручка вырвала ее у меня, и я увидел Лейлу, которая засмеялась и вышла из магазина. Она была в коротком сером платье, таком же сером жакете и в круглой шляпке. Костюм для улицы, обычный для парижанки, признаться, совсем не шел к сказочной красоте Лейлы и казался маскарадным нарядом. И что же? Увидя ее именно такой, я почувствовал, что люблю ее беззаветной любовью. Я хотел догнать ее, но она исчезла среди прохожих и экипажей. С этой минуты я больше не жил. Несколько раз я заходил к Полю, но не видел Лейлы. Поль принимал меня радушно, однако не упоминал о ней. Говорить нам было не о чем, и я уходил опечаленный, и вот однажды лакей Поля сказал мне: "Господина д'Эрви нет дома. Может быть, вам угодно видеть госпожу?" Я ответил: "Да". О мой отец! Одно слово, одно короткое слово, и нет таких кровавых слез, которые могли бы его искупить! Я вошел. Я застал ее в гостиной, она полулежала на диване, поджав под себя ноги, в желтом, как золото, платье. Я увидел ее... нет, я ничего не видел. У меня вдруг пересохло в горле, я не мог говорить. Аромат мирры и благовоний опьянил меня негой и желанием, словно моих трепещущих ноздрей коснулись все благоухания таинственного Востока. Нет, воистину она была женщиной не нашего естества; в ней не проявлялось ничего от человеческой природы. Лицо ее не выражало никакого чувства: ни доброго, ни злого, разве только сладострастие, одновременно чувственное и неземное. Она, конечно, заметила мое смущение и спросила голосом более прозрачным и чистым, чем журчание ручейков в лесу: - Что с вами? Я бросился к ее ногам и воскликнул, заливаясь слезами: - Я люблю вас безумно! Тогда она открыла мне объятия и озарила сладострастным и чистым взглядом. - Почему вы не сказали этого раньше, мой друг! Непередаваемые словами мгновения... Я сжимал Лейлу, лежащую в моих объятиях. И мне казалось, что мы оба уносимся в небо и заполняем его собою. Я чувствовал, что уподобился богу, что в душе у меня вся красота мира, вся гармония природы: звезды, цветы, леса с их песнями, и ручьи, и глубины морские. В свой поцелуй я вложил вечность. При этих словах г-н Сафрак, слушавший меня уже некоторое время с заметным раздражением, встал, повернулся спиной к камину, приподняв до колен сутану, чтоб погреть ноги, и сказал со строгостью, граничащей с презрением: - Вы жалкий богохульник! Вместо того чтоб возненавидеть свой грех, вы исповедуетесь в нем только из гордыни и самоуслаждения! Я больше не слушаю вас! От этих слов у меня на глазах навернулись слезы, и я стал просить у него прощения. Увидя, что раскаяние мое чистосердечно, он разрешил мне продолжать признания, поставив условием относиться без снисхождения к самому себе. Я продолжал рассказ, как будет видно дальше, решив по возможности сократить его. - Отец мой, я оставил Лейлу, терзаемый угрызениями совести. Но на следующий же день она пришла ко мне, и тут началась жизнь, исполненная блаженства и непереносимой муки. Я ревновал ее к Полю, которого обманул, и жестоко страдал. Не думаю, что на свете есть страдания унизительнее ревности, наполняющей душу нашу отвратительными картинами. Лейла даже не считала нужным прибегать ко лжи, чтоб облегчить эту пытку. Поведение ее вообще было необъяснимо... Я не забываю, что говорю с вами, и не позволю себе оскорбить слух такого почтенного пастыря. Скажу только, что Лейла казалась безучастной к радостям любви, которые дарила мне. Но она отравила все мое существо ядом сладострастия. Я не мог жить без нее и боялся ее потерять. Лейле было совершенно незнакомо то, что мы называем нравственным чувством. Это не значит, что она была зла или жестока; наоборот, она была нежной, кроткой. Она была умна, но ум ее отличался от нашего. Она была молчалива, отказывалась отвечать на вопросы о своем прошлом. Не знала того, что знаем мы. Зато знала то, что нам неизвестно. Выросши на Востоке, она помнила множество индийских и персидских легенд, которые с бесконечным очарованием передавала своим однозвучным голосом. Слушая ее рассказ о дивном утре вселенной, можно было подумать, что она современница юности мира. Я как-то заметил ей это, она, улыбаясь, ответила: - Я стара, это правда! Господин Сафрак, все так же не отходя от камина, с некоторых пор подался вперед, всей своей позой выражая самое живое внимание. - Продолжайте, - сказал он. - Несколько раз, отец мой, я спрашивал Лейлу о ее вере. Она отвечала, что религии у нее нет и что она ей не нужна; что ее мать и сестры - дочери бога, но не связаны с ним никакой религией. Она носила на шее ладанку со щепоткой глины, которую, по ее словам, она хранила из благоговейной любви к матери. Едва я выговорил последние слова, как г-н Сафрак, бледный и дрожащий, вскочил с места и, сжав мне руку, громко крикнул: - Она говорила правду! Я знаю, теперь я знаю, кто она! Ари, ваше чутье вас не обмануло, - это была не женщина. Продолжайте, продолжайте, прошу вас! - Отец мой, я почти кончил. Увы, из любви к Лейле я расторг официальную помолвку, обманул лучшего друга. Я оскорбил бога. Поль, узнав о неверности Лейлы, обезумел от горя. Он грозил убить ее, но она кротко сказала: - Попытайтесь, друг мой, я желала бы умереть, но не могу. Полгода она принадлежала мне; потом в одно прекрасное утро заявила, что возвращается в Персию и больше меня не увидит. Я плакал, стонал, кричал: - Вы никогда меня не любили! Она ласково ответила: - Не любила, мой друг. Но сколько женщин, которые любили вас не больше моего, не дали вам того, что дала я. Вы должны быть благодарны мне. Прощайте! Два дня я переходил от бешенства к отупению. Потом, вспомнив о спасении души, поехал к вам, отец мой! Вот я перед вами. Очистите, поднимите, наставьте меня! Я все еще люблю ее. Я кончил. Г-н Сафрак задумался, подперев рукой голову. Он первый нарушил молчание: - Сын мой, ваш рассказ подтверждает мои великие открытия. Вот что может смирить гордыню наших современных скептиков. Выслушайте меня! Мы живем сейчас в эпоху чудес, как первенцы рода человеческого. Слушайте же, слушайте! У Адама, как я вам уже говорил, была первая жена, о которой ничего не сказано в библии, но говорится в талмуде. Ее звали Лилит. Она была создана не из ребра Адама, но из глины, из которой был вылеплен он сам, и не была плотью от плоти его. Лилит добровольно рассталась с ним. Он не знал еще греха, когда она ушла от него и отправилась в те края, где много лет спустя поселились персы, а в ту пору жили преадамиты, более разумные и более прекрасные, чем люди. Значит, Лилит не была причастна к грехопадению нашего праотца, не была запятнана первородным грехом и потому избежала проклятия, наложенного на Еву и ее потомство. Над ней не тяготеют страдание и смерть, у нее нет души, о спасении которой ей надо заботиться, ей неведомы ни добро, ни зло. Что бы она ни сделала, это не будет ни хорошо, ни плохо. Дочери ее, рожденные от таинственного соития, бессмертны так же, как и она, и, как она, свободны в своих поступках и мыслях, ибо не могут ни сотворить угодное богу, ни прогневать его. Итак, мой сын, я узнаю по некоторым несомненным признакам, что это создание, которое толкнуло вас к падению, - Лейла, дочь Лилит. Молитесь, завтра я приму вашу исповедь. Он на минуту задумался, потом вынул из кармана лист бумаги и сказал: - Вчера, после того как я пожелал вам спокойной ночи, почтальон, опоздавший из-за снега, вручил мне грустное письмо. Господин первый викарий пишет, что моя книга огорчила архиепископа и омрачила в его душе радость праздника кармелитов*. Это сочинение, по его словам, полно дерзких предположений и взглядов, уже осужденных отцами церкви. Его преосвященство не может одобрить столь вредоносных мудрствований. Вот что мне пишут. Но я расскажу его преосвященству ваше приключение. Оно докажет ему, что Лилит существует и что это не моя фантазия. Я попросил у г-на Сафрака еще минуту внимания. - Лейла, отец мой, уходя, оставила мне кипарисовую кору, на которой начертаны стилосом слова, не понятные мне. Вот этот своеобразный амулет. Господин Сафрак взял легкую стружку, которую я ему подал, внимательно ее рассмотрел, затем сказал: - Это написано на персидском языке эпохи расцвета, и перевод трудностей не представляет: Молитва Лейлы, дочери Лилит Боже, ниспошли мне смерть, дабы я оценила жизнь. Боже, даруй мне раскаяние, дабы я вкусила от наслаждения. Боже, сделай меня такой же, как дочери Евы! Перевод Н.Н. Соколовой |
Demonikus Sant |
дата: Генри Каттнер, Кэтрин Мур Маскарад - Вот видишь, - с горечью сказал я, - начни я рассказ таким образом, и любой издатель с ходу завернёт его... - Ты слишком суров к себе, Чарли, - вставила Розамонд. - ...сопроводив отказ вежливыми заверениями, что это вовсе не значит, будто рассказ ничего не стоит. Но вообще-то история довольно натянутая. Медовый месяц. Близится гроза. Зигзаги молний полосуют небо. Дождь льёт ручьём. А здание, к которому мы направляемся, наверняка, скорее всего, психиатрическая клиника. Когда мы постучим старомодным дверным молотком, послышится тяжёлое шарканье шагов, и какой-нибудь отвратительный старый дурак впустит нас в дом. Он очень обрадуется нашему визиту, но когда начнёт рассказывать о вампирах, рыщущих по округе, во взгляде его будет насмешка. Сам он в такие бредни не верит, но... - Но почему у него такие острые зубы? - рассмеялась Розамонд. Мы поднялись на полуразрушенную веранду и постучали в дубовую дверь, представшую перед нами в свете молний. Потом ещё раз. - Попробуй молотком, - сказала Розамонд. - Не стоит нарушать традиции. Я постучал старомодным дверным молотком, и послышалось тяжёлое шарканье. Мы с Розамонд переглянулись, недоверчиво улыбаясь. Она была так красива! Мы с неё любили одно и то же, прежде всего - необычное, и потому нам было так хорошо вместе. А потом дверь открылась, и на пороге появился мерзкий старый дурак, державший в обезображенной ладони керосиновую лампу. Похоже, он вовсе не удивился. Впрочем, лицо его покрывала густая сеть морщин и прочесть по нему что-либо было трудно. Крючковатый нос торчал этаким ятаганом, а небольшие зеленоватые глаза странно сверкали. Меня удивило, что волосы у него были густые и чёрные, и я тут же решил, что он похож на мертвеца. - Гости... - произнёс он скрипучим голосом. - Немного бывает у нас гостей. - И вы, конечно, голодаете между визитами, - пошутил я и втащил Розамонд в коридор. В нём воняло плесенью и точно так же несло от старикашки. Он захлопнул дверь перед порывом яростного ветра и проводил нас в гостиную. Входя, мы раздвинули портьеры украшенные кисточками и внезапно оказались во временах королевы Виктории. Старик не был лишён чувства юмора. - Мы не едим гостей, - пояснил он. - Просто убиваем и забираем деньги. Но добычи в последнее время так мало! Он рассмеялся гордо, словно курица, у которой до срока вылупилось пятеро цыплят. - Меня зовут Джед Карта, - сказал он. - Картер? - Карта. Садитесь и грейтесь. Я разведу огонь. Мы промокли до нитки. - У вас не найдётся, во что переодеться? - спросил я. - Если это вас интересует, мы уже несколько лет супруги, но по-прежнему чувствуем себя грешниками. Наша фамилия Денхем, Розамонд и Чарли Денхем. - Так это у вас не медовый месяц? - Карта казался разочарованным. - Это второй медовый месяц, причём куда приятнее первого. Идиллия, верно? - обратился я к Розамонд. - Точно, - согласилась она. - В этом что-то есть. Жена у меня хитрая. Единственная женщина умнее меня, к которой я не испытываю ненависти. Она действительно красива, даже если выглядит мокрой курицей. Карта разводил огонь в камине. - Когда-то здесь жило много людей, - сообщил он. - Правда, они вовсе не хотели этого. Они были безумна. Но сейчас здесь психов нет. - Вот как? - протянул я. Он управился с камином и зашаркал к двери. - Принесу вам что-нибудь надеть. Конечно, если вас не смущает перспектива остаться наедине. - Вы не верите, что мы супруги? - спросила Розамонд. - Мы вовсе не нуждаемся в присмотре. Карта оскалился в щербатой улыбке. - О, дело не в этом. У местных людей такие странные мысли. Например... - он захихикал. - Вы когда-нибудь слышали о вампирах? Говорят, в последнее время по округе было много смертей. - Отказ вовсе не означает, что рассказ ничего не стоит, - сказал я. - Что? - Нет, ничего. Мы с Розамонд переглянулись. - Меня такие вещи не касаются, - заявил Карта. Он снова широко улыбнулся, облизал губы и вышел, захлопнув дверь и заперев её на ключ. - Да, дорогая, - сказал я. - У него зелёные глаза. Я заметил это. - А острые зубы? - Только один. Да и тот стёрт чуть не до десны. Может, некоторые вампиры жуют свои жертвы, пока не прикончат. Но вообще-то это ненормально. - Видимо, и вампиры не всегда нормальны... Розамонд смотрела на огонь. По комнате плясали тени, снаружи сверкало. Отказ вовсе не означает... Я нашёл несколько пыльных шерстяных пледов и выхлопал их. - Снимай это, - коротко бросил я Розамонд. Мы повесили одежду поближе к огню и завернулись в пледы, сделавшись похожи на нищих индейцев. - Может, это не рассказ о духах, - сказал я, - а просто любовная история. - Исключено, мы же супруги, - отрезала Розамонд. Я только усмехнулся, продолжая рассуждать. Этот Карта... Я не верю в случайности, легче уж поверить в существование вампиров. Кто-то открыл дверь, но это был не Карта. Человек, вошедший в комнату, походил на деревенского дурачка - откормленный парень с толстыми слюнявыми губами и жирными складками над расстёгнутым воротничком. Он поддёрнул брюки, почесался и одарил нас глуповатой улыбкой. - У него тоже зелёные глаза, - заметила Розамонд. У парня явно была волчья пасть, однако мы понимали, что он говорит. - У всех в нашей семье зелёные глаза. Дедушка занят и прислал меня. Я - Лем Карта. Лем принёс не плече какие-то вещи и бросил их мне. Старая одежда. Рубашки, брюки, ботинки - всё чистое, но тоже с запахом плесени. Лем поплёлся к камину и присел перед ним. У него был такой же крючковатый нос, как у дедушки Джеда, правда, частично скрытый складками жира. Он хрипло рассмеялся. - Мы любим гостей, - заявил он. - Мамуля сейчас спустится. Она переодевается. - Надо думать, заворачивается в новый саван, - попробовал я пошутить. - А теперь иди, Лем. И не смей подсматривать в замочную скважину. Он что-то буркнул в ответ и вышел, тяжело ступая, а мы надели затхлую одежду. Розамонд выглядела прелестно; я сказал ей, что она похожа на крестьянку... врал, конечно. В ответ она пнула меня. - Береги силы, дорогая, - предостерёг я. - Они могут нам понадобиться: похоже, эти чёртовы Карта что-то задумали. Исключительно мерзкая семейка. Наверное, это их родовое имение. Они явно жили здесь, когда в этом доме размещался бедлам. Я бы чего-нибудь выпил... Розамонд взглянула на меня. - Чарли, неужто ты и впрямь поверил... - Что это семья вампиров? Чёрт побери, нет конечно! Это просто банда придурков, которые пытаются нагнать на нас страху. Я люблю тебя, дорогая. И я обнял её так крепко, что едва не сломал пару рёбер. Она вся дрожала. - В чём дело? - спросил я. - Мне холодно, - ответила она. - Ничего больше. - Конечно, - я подвёл её поближе к камину. - Ничего больше. Разумеется. Дай-ка мне лампу, и пойдём на поиски. - Может, лучше дождаться мамули? Нетопырь ударил крыльями в стекло, но, к счастью, Розамонд ничего не заметила. Нетопыри редко летают во время грозы. - Нет, мы не будем ждать, - решил я. - Идём. У дверей я остановился, потому что моя жена вдруг опустилась на колени. Впрочем, она на молилась, а напряжённо вглядывалась в песок, рассыпанный по полу. Одной рукой я поднял Розамонд. - Разумеется. Знаю. Это песок с кладбища. Пошли, взглянем на этот сумасшедший дом. Здесь должны орудовать несколько скелетов. Когда мы вышли в коридор, Розамонд быстро подошла к парадной двери и попыталась её открыть. Потом взглянула на меня. - Закрыто. А на окнах решётки. - Идём же, - сказал я и потащил её за собой. Мы шли по коридору, иногда останавливаясь, чтобы заглянуть в грязные, тихие, погружённые в темноту помещения. Скелетов не было. Не было вообще ничего, только запах плесени, как в доме, где много лет никто не живёт. Я мысленно повторял, как заведённый: «Отказ вовсе не означает...» Мы вошли на кухню; приглушённый свет сочился из-под двери. Меня заинтересовал доносившийся оттуда странный скрежещущий звук. Огромный тёмный силуэт превратился в молодого Лема, опору и надежду этой жалкой семейки. Скрежет прекратился, и Джед Карта произнёс: - Пожалуй, он уже достаточно острый. Что-то полетело в сторону Лема и ударило его в лицо. Он схватил это, а когда мы подошли поближе, то увидели, что парень рвёт зубами кусок сырого мяса. - Хорошо, - сказал он, пуская слюни, причём глаза его горели. - Очень хорошо! - Зубы от этого становятся крепкими и здоровыми, - объяснил я. Мы вошли в дровяной сарай, где Джед Карта точил на оселке нож. Или меч. Во всяком случае, он был достаточно велик. Джед смутился. - Снаряжаетесь на большую дорогу? - спросил я. - Я всегда чем-нибудь занят, - пробормотал он. - Осторожнее с лампой, здесь всё сухое, как губка. Достаточно одной искры, и будет пожар. - Смерть в огне решает множество проблем, - тихо заметил я, а когда Розамонд ткнула меня в бок локтём, заткнулся. Она же произнесла: - Мистер Карта, мы ужасно голодны. Нельзя ли... Он ответил ей удивительно низким голосом, словно рычал: - Забавно, но я тоже голоден. - А выпить вы не хотите? - вставил я. - Мне хватило бы немного виски. Кровь для охотника, - добавил я, а Розамонд вновь толкнула меня. - Иногда, - заметила она, - ты сам напрашиваешься на неприятности. - Это я храбрюсь, - ответил я. - Мне ужасно страшно, мистер Карта. Честно. Я говорю совершенно серьёзно. Старик отложил тесак, и лицо его скривилось в улыбке. - Просто вы плохо знаете деревенские обычаи. - Вот именно, - согласился я, слыша, как на кухне Лем, чавкая, пожирает сырое мясо. - Такая здоровая и упорядоченная жизнь должна быть великолепна. - О да, - ответил старик, сдерживая смех. - Хеншоу - приятное местечко. Мы все живём здесь уже давно. Правда, соседи нечасто навещают нас... - Вы меня удивляете, - тихо сказала Розамонд. Похоже, она справилась со своими страхами. - Это довольно старое поселение. Довольно старое. У нас есть свои обычаи, уходящие ко временам войны за независимость. Есть даже свои легенды, - он глянул на кусок говядины, висящей рядом на крюке. - Легенды о вампирах... вампирах из Хеншоу. Я уже говорил о них, помните? - В самом деле, - сказал я, качаясь с пятки на носок. - Похоже, это вас мало трогает. - Но некоторых трогает, и даже очень, - он широко улыбнулся. - Я не слушаю бредни об одетых в чёрное дьяволах с белыми лицами, что протискиваются сквозь щели и превращаются в нетопырей. По-моему, вампиры тоже меняются. Вампир из Хеншоу-кантри не похож на европейского. Говорят, у него даже есть чувство юмора. - Карта расхохотался, глядя на нас. - Думаю, что он ведёт себя как все прочие люди, а те вовсе не подозревают, кто он такой. Потому он и может делать всё, что делал, пока... - Карта взглянул на свои изуродованные ладони - пока не умер. - Если вы хотите нас испугать... - сказал я. - Это просто шутка, - заметил Карта и потянулся за куском мяса на крюке. - Значит, вы хотите есть. Любите жаркое? - Я передумала, - поспешно ответила Розамонд. - Я вегетарианка. Это была ложь, но я последовал примеру жены. - Хотите выпить чего-нибудь горячего? - Возможно... Как насчёт виски? - О, разумеется. Лем! - позвал старик. - Принеси-ка немного водки, а не то получишь выволочку. Вскоре я уже держал две выщербленные кружки и облеплённую паутиной бутылку дешёвого виски. - Чувствуйте себя как дома, - подбадривал Карта. - Вы ещё увидите мою дочь, она вам кое-что расскажет. Какая-то мысль рассмешила его, потому что он расхохотался мерзко, злобно и раздражающе одновременно. - Знаете, она пишет дневник. Я говорю, что это глупо, но Рути всё делает по-своему. Мы вернулись в гостиную, уселись перед камином и стали пить виски. Кружки оказались грязными, так что мы по очереди прикладывались прямо к бутылке. - Давно мы не пили из горлышка. Помнишь, как ездили с бутылкой в парк... Розамонд кивнула и улыбнулась. - Мы были тогда сущими детьми, Чарли. Кажется, это было так давно. - У нас второй медовый месяц, и я люблю тебя, дорогая, - тихо произнёс я. - Никогда не забывай это. И не обращай внимания на мои шутки. Я подал ей бутылку. - Неплохо. Нетопырь вновь ударил крыльями в стекло. Гроза не утихала, громы и молнии неустанно создавали надлежащий антураж. Виски согрело меня. - Идём на поиски, - предложил я. - Пари на первый скелет. Розамонд взглянула на меня. - Что за мясо висело в той каморке? - Кусок говядины, - осторожно ответил я. - Ну, пошли, а не то получишь по зубам. Забери бутылку, а я возьму лампу. Осторожнее с люками, тайниками и костлявыми руками, которые могут до тебя дотянуться. - И с вампирами из Хеншоу? - С люками, - с нажимом повторил я. По скрипучей разболтанной лестнице мы поднялись на второй этаж. Некоторые двери были усилены металлическими решётками, но ни одна не закрывалась на ключ. Когда-то здесь был сумасшедший дом. - Представь себе, - сказала Розамонд и глотнула виски. - Здесь держали всех этих больных. Одни безумцы. - Да, - согласился я. - Достаточно взглянуть на эту семейку, чтобы понять - болезнь осталась в этом доме до сих пор. Мы задержались, чтобы заглянуть в помещение, где находилась какая-то женщина. Она спокойно сидела в углу, прикованная к стене кандалами и одетая в смирительную рубашку. Рядом стояла лампа. У женщины было плоское, как тарелка, землистое и уродливое лицо, широко открытые глаза были зелёными, а губы кривила застывшая усмешка. Я толкнул дверь и без труда открыл её. Женщина равнодушно посмотрела на нас. - Вы... больны? - нерешительно спросил я. Она скинула смирительную рубашку, выскользнула из цепей и встала. - О, нет, - ответила она, продолжая всё так же улыбаться. - Я Рут Карта. Джед сказал мне, что вы пришли. Меня несколько лет держали в сумасшедшем доме, а потом отпустили. Но иногда я тоскую по нему. - Да, могу представить, - заметил я. - Совсем как вампир, которому каждое утро хочется вернуться в свою могилу. Она замерла, а её глаза стали похожи на две стекляшки. - Что вам наговорил Джед? - Какие-то местные сплетни, миссис Карта. - Я протянул ей бутылку. - Выпьете? - Этого? - она криво усмехнулась. - Нет уж, спасибо. Разговор оборвался. Рути смотрела на нас зелёными непроницаемыми глазами, продолжая усмехаться, а от запаха плесени у меня свербило в носу. Что-то будет дальше? Тишину нарушила Розамонд. - Вы действительно миссис Карта? - спросила она. - Как получилось, что вы носите ту же фамилию, что и... - Успокойся, - тихо сказал я. - То, что мы супруги, не означает, что так бывает с каждым. Однако Рут Карта нисколько не рассердилась. - Джед - мой отец, а Лем - мой сын, - объяснила она. - Я вышла за Эдди Карта, своего кузена. Он уже давно умер, и потому меня поместили в сумасшедший дом. - Отчаяние? - предположил я. - Нет, - ответила она. - Я сама его убила. Помню, что всё вокруг было красным. Её улыбка не менялась, но я приметил в неё иронию и насмешку. - Это случилось задолго до того, как в судах стали высмеивать подобную линию защиты. Однако в моём случае всё было без обмана. Люди ошибаются, думая, что в газетах пишут сплошные враки. - Похоже, вы воспитаны гораздо лучше, чем Джед или Лем. - В молодости я была в школе для девиц на Востоке. Хотела там остаться, но Джед не мог больше платить за меня. Вот я и стала такой озлобленной... из-за этой пахоты. Но на скуку давно не жалуюсь. Я бы предпочёл, чтобы Рут перестала улыбаться. Розамонд потянулась за бутылкой. - Я хорошо понимаю, что вы чувствовали. Миссис Карта отступила к стене и прижалась к ней ладонями. Глаза её вспыхнули, и она хрипло заговорила: - Вы не можете знать. Такая молодая особа... вы не можете знать, как бывает, когда девушка живёт среди радости и восторга, имеет красивые платья и поклонников, и вдруг возвращается сюда скоблить полы и варить капусту, а потом выходит замуж за тупого деревенщину с мозгом шимпанзе. Я садилась у кухонного окна и смотрела в него, ненавидя всё и вся. Эдди этого никогда не понимал. Я просила его забрать меня в город, но он говорил, что это ему не по карману. Отказывая себе во всём, я скопила денег на поездку в Чикаго. Я мечтала о нём, но когда поехала, уже не была молодой девушкой. Люди на улице глазели на мои платья, а мне хотелось кричать. Я глотнул из бутылки. - Понимаю... кажется, - сказал я. Она говорила всё громче, и слюна капала с её губ. - Вот я и вернулась, а потом однажды увидела, как Эдди целует служанку, взяла топор и ударила его по голове. Он упал и задёргался как рыба на песке, а я снова почувствовала себя молодой. Все смотрели на меня и говорили, какая я красивая и прелестная. Голос женщины походил на заезженную пластинку. Она почти кричала и сползала по стене, пока снова не уселась на пол. На губах её появилась пена, она дёргалась во все стороны. Но хуже всего был её смех. Я схватил Розамонд за руку и вытащил в коридор. - Поищем мужчин, - сказал я, - пока Рути не нашла топор. Мы спустились по лестнице, чтобы рассказать обо всём Лему и Джеду. Лем захохотал так, что затряслись все его жировые складки, и вышел в коридор, а Джед взял бидон с водой и пошёл следом. - У Рути бывают такие приступы, - сказал он, поворачиваясь. - Обычно это быстро проходит. И он исчез. Розамонд по-прежнему держала лампу. Я взял её, осторожно поставил на стол и подал жене бутылку. Мы выпили её до дна. Потом я подошёл к кухонной двери и попытался её открыть. Разумеется, она была заперта. - Любопытство всегда было моей слабостью, - сказала Розамонд и указала на дверь в стене. - Как ты думаешь... - Можем проверить. Алкоголь уже начал действовать. Я взял лампу и дёрнул дверь - за ней открылась тёмная пропасть подвала. Оттуда потянуло плесенью, как, впрочем, от всего в этом доме. Розамонд шла за мной по лестнице. Вскоре мы оказались в тёмной комнате, здорово похожеё на склеп. Она была совершенно пуста, однако у своих ног мы увидели солидный дубовый люк. Рядом лежал открытый висячий замок. Мы продолжили свою весёлую прогулку: спустились по лестнице ещё метра на три вглубь, и оказались в коридоре, пробитом в сырой земле. Звуки грозы притихли. На полке недалеко от нас лежала потрёпанная тетрадь и карандаш, привязанный чудовищно грязным шнурком. Розамонд открыла тетрадь, а я заглянул ей через плечо. - Книга гостей, - заметила Розамонд. Это был список фамилий, причём рядом с каждой имелась важная запись. Например, такая: «Томас Дарди. 57 долларов, 53 цента. Золотые часы. Кольцо». Розамонд рассмеялась, открыла тетрадь на чистой странице и написала: «Мистер и миссис Денхем». - Твоё чувство юмора меня просто пугает, - холодно заметил я. - Если бы я тебя не любил, то свернул бы тебе шею. - Иногда предпочтительнее шутить, - прошептала она. Мы пошли дальше. В конце коридора обнаружилось небольшое помещение, а в нём скелет, прикованный к стене. В полу виднелся круглый деревянный люк с кольцом. Я поднял крышку и опустил лампу в тёмную яму. Несло отнюдь не духами. - Снова скелеты? - спросила Розамонд. - Трудно сказать, - ответил я. - Хочешь спуститься и проверить? - Ненавижу темноту, - сказала она, тяжело дыша. Я позволил крышке с грохотом упасть, поставил лампу и крепко обнял Розамонд. Она прижалась ко мне, как испуганный ребёнок в тёмной комнате. - Перестань, милая, - бормотал я, лаская губами её волосы. - Всё хорошо. - Нет. Это ужасно. Лучше уж умереть. О, я люблю тебя, Чарли! Как я тебя люблю! Мы разжали объятия, потому что в подземелье послышались чьи-то шаги. Вошли Лем, Джед и Рути. Никто из них не удивился, увидев нас здесь. Лем не сводил глаз со скелета. Он облизнулся и расхохотался. У Рути был пустой взгляд и всё та же кривая улыбка на лице. Джед Карта взглянул на нас зелёными злыми глазами и поставил на пол свою лампу. - Ну, людишки, - спросил он, - зачем вы забрались сюда? - Мы подумали, нет ли у вас убежища? - объяснил я. - Тогда человек может чувствовать себя безопаснее в этом мире. Старик заржал. - Вас нелегко испугать. Держи, Рути. Он взял кнут, висевший на стене, и вложил его в руки женщине. Она тут же оживилась, подошла к закованному в цепи скелету и принялась его хлестать. Лицо её напоминало страшную маску. - Только это успокаивает её, когда начинается приступ, - объяснил нам Джед. - С ней всё хуже с тех пор, как умерла Бесс. Он кивнул на скелет. - Бесс? - тихо спросила Розамонд. - Она... когда-то была у нас служанкой. Мы подумали, что ей это не повредит, а Рути после этого успокаивается. Миссис Карта выпустила кнут. Лицо её оставалось неподвижным, но когда она заговорила, голос её звучал совершенно нормально. - Пойдём наверх? Наши гости, должно быть, чувствуют себя здесь неважно. - Да, - ответил я. - Идёмте. Может, у вас найдётся ещё одна бутылка, Джед? Он указал на деревянный круг в полу. - Хотите туда заглянуть? - Я уже заглядывал. - Лем довольно силён, - старик болтал совершенно невпопад. - Покажи им, Лем. На цепи Бесси. Не имеет значения, если ты её порвёшь, правда? Семейство Карта развлекалось на всю катушку. Лем подошёл к стене и без труда вырвал цепь. - Значит, вот как обстоят дела, - заметил я. - Этот щенок делает всё голыми руками. У вас есть нож. А чем пользуется Рути? Надо думать, топором? Старик широко усмехнулся. - Надеюсь, вы не думаете, что мы на самом деле убиваем постояльцев? Или что сбрасываем их в большой пруд за домом, если они приезжают на машинах. - Если вы действительно вампиры из Хеншоу, - ответил я, - то должны здорово бояться проточной воды. - Та вода не течёт, - сказал он. - Она стоит. Пусть вас это не волнует. - Двери на замке, на окнах решётки, - мягко заметила Розамонд. - Мы нашли вашу книгу гостей, заглянули и в подземелье. Всё одно к одному, правда? - Не думайте об этом, - посоветовал Карта. - Легче будет заснуть. - Я не хочу спать, - ответила Розамонд. Я поднял лампу и взял жену за руку. Мы двинулись по коридору впереди остальных, поднялись по лестнице в подвал, а оттуда в кухню. Я заметил в тёмном углу огромную бочку с водой. Теперь мы вновь слышали яростную грозу. - Я приготовил вам постель, - сказал Карта. - Хотите сразу пойти наверх? - Подлейте керосина, ладно? - я указал на лампу. - Моя жена умрёт со страху, если посреди ночи лампа погаснет. Джед кивнул Лему, тот куда-то вышел, принёс грязную банку и наполнил из неё резервуар лампы. Затем все отправились наверх. Сначала Джед, похожий на пугало в жёстком чёрном парике, потом мы, за нами Лем, скалящий зубы, а в самом конце - Рути, с улыбкой, приклеенной, и пустыми зелёными глазами. - Эй, - сказал я, - вам же придётся тащить наши трупы в подвал, мистер Джед. Зачем делать лишнюю работу? - А я-то подумал, что вы устали, - захихикал он. - Кроме того, мне нужно ещё кое-что сделать. Мы шли, словно процессия привидений, поднимались по ступеням, и они оскорблённо скрипели под нашими ногами. Я вскользь упомянул об этом. Розамонд поджала губы. - Пожалуй, это слишком мелодраматично. - Должно быть тринадцать ступеней, - заметил я. - Это говорило бы о расчётливости. Тринадцать ступеней ведут на виселицу, - объяснил я Джеду в ответ на его вопросительный и гневный взгляд. - Забавно, - он рассмеялся. - Раз вы считаете нас убийцами, то почему же не уйдёте отсюда? - Двери на замке. - Можете попросить меня, чтобы я их открыл. Я не ответил, потому что в его голосе звучала злобная ирония. Слюнявый и радостный Лем наступал нам на пятки. Наконец мы дошли до последней спальни, откуда тоже тянуло плесенью. Ветки стучали в зарешёченное окно, нетопырь, как безумный, колотился о стекло. Войдя в комнату, я поставил лампу на запылённый столик возле кровати. Лем, Джед и Рути остановились на пороге, глядя на нас, словно три зеленоглазых волка. - Вам не приходило в голову, что мы вовсе не наивные овечки? Вы даже не спросили, откуда мы и как здесь оказались. Джед одарил нас улыбкой, показав единственный целый зуб. - Похоже, вы плохо знаете Хеншоу-кантри. У нас давно нет судов, которые бы этим занимались. Мы очень осторожны, и не думаю, чтобы власти уделяли нам много внимания. Хеншоу-кантри не может позволить себе иметь шерифа, который бы чего-нибудь стоил. Так что не пытайтесь нас испугать, ничего не выйдет. Я пожал плечами. - А разве мы выглядим испуганными? Джед неохотно признал нашу правоту. - Вас нелегко напугать. Ну, мне ещё нужно поработать, прежде чем... я спою себе колыбельную. До свидания. И он исчез в темноте. Ладонь Рути задрожала. Лем облизнулся и ушёл. На лице женщины застыла улыбка, похожая на гримасу. - Я знаю, о чём вы думаете. Боитесь, - сказала она. - И вы правы. Она шагнула назад и захлопнула дверь. Щёлкнул замок. - Джед забыл дать другую бутылку, - заметил я. - Скоро я протрезвею и захочу пить. Очень захочу. Я знал, что голос мой прозвучал несколько взволнованно. - Всё в порядке, милая. Иди сюда. Губы Розамонд были холодны, я чувствовал, как она дрожит. - Здесь как в холодильнике, - пробормотала она. - Я не могу привыкнуть к холоду, Чарли! Не могу привыкнуть к холоду!! Я обнял её так сильно, как только мог, не в силах сделать ничего больше. - Постарайся вспомнить, - тихо сказал я. - Ночь прошла. Гроза кончилась, и нас здесь нет. Мы снова в нашем парке. Помнишь, милая? Она уткнулась лицом в моё плечо. - Это трудно вспомнить. Кажется, что мы никогда не видели солнца. Этот ужасный дом... о, я бы и вправду хотела, чтобы мы умерли, дорогой! Я легонько встряхнул её. - Розамонд! Слова с трудом протискивались сквозь моё горло. - Прости, дорогой. Только... почему это должно было случиться именно с нами? Я пожал плечами. - Такова уж наша судьба. Не мы первые в таком положении. Закрой глаза и вспомни. - Думаешь, они догадываются? - Интересно, каким образом? Они слишком заняты своей игрой в убийц. Я чувствовал, как под воздействием внезапной перемены дрожь прошла по её телу. - Мы не можем влиять на то, что случится, - напомнил я ей. - Нам не дано изменить ни их, ни себя. Слёзы брызнули у неё из глаз, и мы прижались друг к другу, как дети, испуганные темнотой. Ни одна острота не приходила мне в голову. Порой бывает трудно шутить. Лампа замерцала и погасла. Спичек у нас не было, но теперь это не имело значения. Уже не имело. - Жаль, что Джед забыл о второй бутылке, - пробормотал я. - Виски помогает. Всё-таки я рад, что мы можем пить виски. Гроза заканчивалась, бледный свет луны сочился сквозь окно. Я вспомнил Дракулу и фигуры, являющиеся среди лунного сияния, в котором даже решётки на окнах кажутся прозрачными. «Семья Карта вовсе не вампиры, - говорил я себе. - Это просто убийцы. Безумцы, убивающие хладнокровно и безжалостно. Нет, сказал я себе, будь они действительно вампирами, им не нужно бы было притворяться. Настоящие вампиры так не поступают... Дракула, например!» Я обнял Розамонд и закрыл глаза. Часы пробили полночь. А потом... Было почти два, когда - как я, впрочем, и ожидал, - в замке заскрежетал ключ, и на пороге появился дрожащий всем телом Джед Карта. Он что-то пытался сказать, но не мог произнести ни слова, поэтому просто махнул рукой, приглашая следовать за ним. Мы так и сделали, хотя знали, чего следует ожидать. Я слышал, как Розамонд тихонько простонала: - Лучше бы умереть. Лучше бы мне умереть! Джед привёл нас в спальню в другом конце коридора. Рути Карта лежала на полу, а на её худой шее видны были два небольших красных пятнышка и дырки в тех местах, где проходили пустые кровеносные сосуды. Через открытую дверь я заглянул в другую комнату и увидел там огромное неподвижное тело Лема. Он тоже был мёртв. Джед Карта почти кричал: - Что-то прошло и... - Лицо его было мелко дрожащей маской смертельно напуганного человека. - Вампиры из Хеншоу! - Не рой другому яму... - сказал я, глядя на Розамонд. Она посмотрела мне в глаза, и я увидел, что она содрогается от предстоящей перемены и в то же время стыдливо жаждет её. Пожалуй, вновь пришло время сказать что-нибудь смешное... что угодно, лишь бы поправить настроение Розамонд. - У меня для вас сюрприз, Джед, - сказал я, подходя к нему всё ближе. - Я знаю, вы пускаете мимо ушей эти бредни, но верите вы или нет, а вампиры из Хеншоу - это мы. Переводчик: Н. Гузнинов Это сообщение отредактировал Monarhxxx - 19-12-2013 - 19:27 |
Demonikus Sant |
дата: Август Харе Вампир из Кроглин-Гран Фамилия Фишер,- так начал свой рассказ капитан,- может кому-то показаться очень плебейской, однако, этот род имеет очень древнее происхождение и вот уже много сотен лет владеет в Камлерленде очень любопытным особняком со странным названием <Кроглин-Гранж>. Отличительная черта особняка состоит в том, что никогда за всю свою очень длинную историю он не превышал одного этажа; но перед ним есть терраса с прекрасным видом вдаль и обширным участком, простирающимся до церквушки в лощине. Когда с годами семья Фишеров разрослась и обогатилась настолько, что <Кроглин-Гранж> показался им мал, у них достало здравого смысла не пристраивать еще один этаж и тем самым сохранить вековую неповторимость особняка. Они уехали на юг и поселились в Торнкомбе, что неподалеку от Гилдфорда, а в <Кроглин-Гранж> пустили жильцов. Им крайне повезло с постояльцами: двумя братьями и сестрой. В округе ими не могли нахвалиться. Соседи победнее видели в них само воплощение доброты и благодетели; те, кто стоял на более высокой социальной ступени, отзывались о них как о достойном пополнении небольшого местного общества. Что касается самих жильцов, то они были в восторге от своего нового места жительства. Планировка особняка могла привести в отчаяние кого угодно, но только не их. Одним словом, <Кроглин-Гранж> устраивал их во всех отношениях. Зиму новые жильцы <Кроглин-Гранж> провели с максимальным для себя удовольствием: они пользовались любовью жителей округи, и их приглашали на все вечеринки. Наступило лето. Один из дней выдался невыносимо, убийственно жарким. Из-за палящего зноя заниматься активной деятельностью не представлялось возможным, и братья провели день за чтением книг лежа в тени деревьев, а их сестра просидела на веранде, томясь от безделья. Рано поужинав, все собрались на веранде и просидели там без движения до позднего вечера, наслаждаясь вечерней прохладой и любуясь окружающей природой. Солнце скрылось, и над лесополосой, отделявшей их участок от погоста, появилась луна. Взобравшись высоко в небо, она залила всю лужайку серебристым светом, оживила и выпятила длинные тени деревьев. Пожелав друг другу спокойной ночи, молодые люди разошлись по своим комнатам. Оказавшись у себя, девушка закрыла окно на щеколду, но ставни запирать не стала - этом тихом месте опасаться было нечего. Она улеглась в постель, но из-за сильной духоты никак не могла заснуть, тогда она подоткнув повыше подушки, стала любоваться восхитительной, чарующей красотой летней ночи. Через какое-то время ее внимание привлекли два огонька, мерцавшие среди деревьев. Присмотревшись, девушка увидела, что огоньки являются частью чего-то темного и несомненно мерзкого, временами то пропадающего в тени деревьев, то возникавшего вновь, но уже более крупным V. явственным. Оно приближалось, не останавливаясь ни на секунду. Ее охватил панический ужас. Ей невыносимо хотелось выбежать из комнаты, но дверь находилась близко от окна и была заперта изнутри на ключ - пока откроешь, тварь подойдет еще ближе. Девушке хотелось закричать, но голос не слушала ее - язык как будто присох к горлу. Вдруг - впоследствии она так и не смогла объяснить почему - ей показалось, что ужасная тварь свернула в сторону, начала обходить дом и больше к ней не приближалась. Тотчас же выпрыгнув из постели и подбежав к двери, она попыталась открыть ее, но тут услышала настойчивое царапанье по стеклу. Ее несколько успокоило то, что окно надежно закрыто. Но вдруг царапанье прекратилось, и послышался какой-то долбящий звук. И тогда девушка с ужасом поняла, что существо пытается отогнуть свинцовую ленту и протолкнуть кусок стекла внутрь! Шум не прекращался, пока ромбовидный кусок стекла не вывалился внутрь комнаты. В отверстии возник длинный костлявый палец - задвижка была открыта, и окно распахнулось. Существо залезло через окно внутрь и прошло через комнату к кровати, куда, охваченная ужасом, безмолвно забилась девушка. Схватив девушку своими длинными, костлявыми пальцами за волосы и подтянув ее голову к краю кровати, существо... с силой вцепилось зубами ей в горло. От укуса к ней вернулся голос, и она издала истошный крик. Братья выскочили из своих комнат, ткнулись к ней в дверь, но та была заперта изнутри. Им пришлось сбегать за кочергой, чтобы выломать дверь. Когда они наконец ворвались в комнату, существо уже успело улизнуть через окно, а сестра без сознания лежала на краю кровати, и из раны на шее у нее обильно текла кровь. Один из братьев бросился в погоню за чудовищем, но безуспешно: оно гигантскими прыжками неслось прочь от дома, и в конце концов, как показалось юноше, скрылось за стеной погоста. Тогда он вернулся в комнату сестры. Девушка ужасно мучилась - рана оказалась весьма серьезной - но сильная духом и не склонная к каким-либо фантазиям или суевериям, она, едва придя в себя, сказала сидевшим у ее кровати братьям: <Я очень сильно пострадала. То, что случилось, совершенно невероятно, и на первый взгляд не имеет объяснения, но объяснение есть. И поэтому давайте подождем. В конце концов окажется, что какой-нибудь сумасшедший сбежал из дома для умалишенных и набрел на наш дом>. Через некоторое время рана затянулась, и девушка почувствовала себя хорошо. Однако, пришедший по просьбе братьев врач никак не хотел поверить в то, что она столь легко могла перенести такое ужасное потрясение, и поэтому настаивал на перемене обстановки для восстановления ее моральных и физических сил. И тогда братья решили повезти сестру в Швейцарию. Будучи от природы любознательной, девушка, попав в новую страну, сразу же принялась за ее изучение. Она составляла гербарии, делала зарисовки, ходила в горы. Но когда наступила осень, то именно она стала настаивать на возвращении в <Кроглин-Гранж>. <Мы сняли дом,- сказала она,- на семь лет, а прожили там всего один год. Найти же других жильцов в одноэтажный дом будет тяжело, поэтому давайте лучше вернемся туда - ведь сумасшедшие сбегают не каждый день, не так ли.> Девушка настаивала, а братья не возражали, и семья вернулась в Камберленд. Разместиться в доме как-то совершенно иначе не представлялось возможным из-за планировки. За девушкой осталась та же самая комната, и нет необходимости говорить, что она всегда закрывала ставни, которые, однако, как и во многих других старых домах, оставляли открытой верхнюю часть окна. Братья разместились вместе в комнате прямо напротив комнаты сестры, и всегда держали там наготове заряженные пистолеты. Зиму они провели покойно и счастливо. Наступила весна. Как-то ночью в марте девушку разбудил хорошо запомнившийся ей звук - настойчивое царапанье по стеклу - и, взглянув вверх, она увидела, что через верхнюю часть окна на нее смотрит та же самая, отвратительная, коричневого цвета сморщенная физиономия с блестящими свирепыми глазами. Тут она закричала во всю силу своих легких. Ее братья выбежали из своей комнаты с пистолетами в руках и помчались к парадной двери. Открыв ее, они увидели, что существо уже во весь опор несется по лужайке прочь от дома. Один из братьев выстрелил и ранил его в ногу. Но, даже раненому существу удалось добежать до стены, перелезть через нее на погост и, как им показалось, скрыться в склепе, принадлежавшем давно исчезнувшему роду. На следующий день братья созвали всех жителей округи и в их присутствии вскрыли склеп. Их глазам предстала ужасающая картина. В склепе было полно вскрытых гробов, а их содержимое беспорядочно разбросано по полу. Только один гроб стоял нетронутый. Крышка на нем была только сдвинута с места. Приподняв ее, они увидели то же самое отвратительное существо - коричневого цвета, сморщенное, похожее на мумию, но вполне сохранившееся - которое заглядывало в окна <Кроглин-Гранж>. На ноге у него осталась свежая отметина от пистолетной пули. И они сделали то единственное, что может уничтожить вампира - сожгли его. |
Demonikus Sant |
дата: Вениамин Шехтман Исполнение желаний. Зловеще-прекрсное существо в трепещущем плаще, казалось готово было разорвать сдерживающие его рамки старой гравюры. Баронет тоскливо вздохнул и закрыл ветхий фолиант. Обняв тяжелую книгу, он смотрел в пространство, а мысли его витали среди образов, вызванных тщательно выписанными готическими буквами. Как бы ему хотелось стать вампиром! Парить беззвездными ночами над разрушенными замками, проноситься над сверкающей в лунном свете рекой и не видеть в ней своего отражения, наводить ужас на крестьян, безжалостно и жестоко карать храбрецов, отважившихся бросить ему вызов... Последняя свеча в канделябре мигнула и погасла, приведя баронета в чувство. Отложив книгу, юноша поднялся и пройдя по полутемной галерее, вскарабкался на вершину донжона. Не обращая внимания на поклонившихся стражников, он подошел к краю смотровой площадки, положил руки на зубцы и с высоты башни вгляделся в ночь. Возможно, где-то там, над лесом по ту сторону озера, сейчас летит чудовище в образе нетопыря, высматривая позднего путника, который послужит ему пищей. Стражники, поняв, что молодому господину нет до них дела, сняли шлемы и прислонив к стене глевии, продолжили оборвавшийся разговор. - Вот, старуха и говорит: "Веришь, сынок, всю кровю у пасечника высосал, так того и нашли - мертвячего и сухого, точно его соты. Он пасечник-то не ахти был, одно прозванье только, что пасечник". - Да, видать погибель наша пришла, коли так-то уж дело обертывается. Только старуха-то твоя и налгет не оглянется. А ты и веришь, мозги трухлявые. Первый стражник был явно возмущен скептицизмом напарника. Повысив голос и наставив на оппонента только что вынутый из носа грязноватый палец, он горячился. - Ну ты мне-то про мозги мои, да и про старуху-то не шнуруй! Я небось побольше твоего-то понимаю! Ты вот послушай лучше, чем рожей крутить-то. Сторож кладбищенский, ну, тот что пиво еще солит всегда, он мне как есть говорил: "Вомпер в могилках обретается, как знаю говорю, а меня не трогает, потому я каждовый день рот святой водой полощу, что звонарь продает, у викария ворованную, да на порог ей плюю. Не может адовая тварь святой плевок переступить." Ему что, тоже не веришь, харя песья? Баронет, прислушивавшийся к восклицаниям рассказчика, не верил своим ушам. Вампир, здесь, совсем рядом с замком. Пораженный, он сбежал по лестнице и ворвавшись в конюшню, пинком разбудил спавшего в кормушке мальчишку - грума. - Седлай Пеликана! И без вопросов! - оборвал он собравшегося было возмутиться парнишку. В считанные минуты чалый мерин был оседлан, ворота отперты и баронет, как был в легкой рубашке и тонких домашних башмаках скакал вниз с холма к родовому кладбищу. Слегка поостыв на холодном ночном ветру, юноша задумался. А что собственно он будет делать? О вампирах он знал, как ему казалось все и понимал, что единственный путь присоединиться к этому славному племени - дать монстру укусить себя и остаться при этом в живых. Но как? Сломать осиновый сук и с ним наперевес ринуться на уже укусившее чудовище? Баронет вспомнил, как давеча проходил мимо зеркала, к его огромному сожалению пока еще исправно демонстрировавшему его отражение. Субтильный, тонкие ручки, более привычные листать книги, нежели управляться с оружием, цыплячья шейка, неловкие движения. Нет, вступать в бой с кем либо, тем более с чудовищем способным парализовать взглядом, стать невидимкой, превратиться в струйку дыма, а потом напасть - ему противопоказанно. Баронет отпустил поводья и перевел мерина на шаг. Страх постепенно охватывал юношу. Однако, идея появилась. Не то чтобы блестящая, но все же. У кладбищенской ограды баронет спешился и отпустил коня. Больше он ему не понадобится. Юноша был настроен весьма решительно: он или погибнет или станет вампиром. На подгибающихся от страха ногах, он вступил на кладбище. Ухоженные дорожки вились между добротных, каменных склепов в которых покоились предки баронета и скромных обелисков на могилах преданых слуг. Маленькие клумбы с анютиными глазками приобретали в лунном свете самые зловещие очертания, кусты бересклета, жимолости и калины бросали страшненькие тени на стены усыпальниц. Юноша надеялся и рассчитывал на то, что сейчас вампир вышел из свей могилы и его "дом" пустует. Баронет блуждал по кладбищу в поисках открытой могилы, но все было в целости и сохранности. Сторож, хоть и солил пиво, службу тащил честно, не отлынивая. Ага! В стене одного из склепов зияло отверстие. Приглядевшись, юноша узнал место захоронения собственного дедушки. Не может быть! Старый дурак стал воплощенной мечтой внука. Хотя, почему бы и нет? Дед, всегда был себе на уме. Потея от ужаса, баронет ввинтился в дыру. На ощупь определил, что крышка саркофага на месте. Ну и что? Он и сам всегда аккуратно застилал постель. Юноша лег на бок рядом с дырой и высунул наружу руку. Теперь вернувшись домой, вампир увидит, что место занято, рассвирепеет, укусит, тут-то баронет руку отдернет, а вход загородит крышкой саркофага. Вампира утром убьет солнечный свет, а юноша займет его место. Вдруг страшная мысль посетила голову баронета. А вдруг он не будет сразу кусать. Вдруг схватит за руку и вытащит его наружу, чтобы растерзать? Или превратиться в облачко тумана и проникнет внутрь, а тут уж запустит клыки в его шею? Нет, так не пойдет! Дыра должна быть плотно закупорена, а юношу пусть будет так же трудно выковырять из склепа, как улитку из раковины. Краснея от смущения, баронет разоблачился и встав на четвереньки, заткнул дыру задом, законопатив оставшиеся щелки кусками штанов. Потянулись тягостные часы страха и ожидания. Вдруг что-то холодное коснулось его тела. Юноша чуть не отскочил от дыры и мгновенно обмочился. В ягодицу впились острые клыки, и баронет от боли и ужаса завопил так, что склеп загудел. В глазах вспыхнули алые молнии и юноша впал в беспамятство. Очнувшись, он ощутил дурноту, жар, сердце колотилось, как у гончей. Баронет приоткрыл рот и сплюнул, почувствовав, что горло немеет. Тело его сотрясали судороги, но разум ликовал. Он добился своего! Он превращается в вампира. Скоро зубы его заостряться, глаза обретут способность видеть в полной темноте и он будет парить на фоне полной луны, вселяя ужас в сердца своим воем. Бешеный пес, обращенный в бегство воплем баронета, остановился у куста боярышника, лег и попытался сглотнуть. Ничего не вышло, он раскрыл пасть и тягучая желтоватая слюна залила ему лапу. |
- Vampire - |
дата: Последние 2 рассказа понравились, с удовольствием прочитал!!! |
Demonikus Sant |
дата: Анатолий Матях Незавершенная гармония С этого балкона открывается лучший вид на сад. Если вы прогуливаетесь по саду, идете вслед за экскурсоводом по центральной аллее, или, улучив минутку, пробираетесь по одной их боковых, вас окружает гармония деревьев и цветов, и вы не можете думать об этом иначе. Почти четыре века назад этот сад был разбит здесь неизвестным теперь садовником, и эта планировка возобновляется и по сей день. Hо, гуляя по саду, вы видите лишь окружающие детали: красные и белые розы, посаженные без видимого порядка, но удивительно гармонирующие друг с другом, клены и липы вдоль центральной аллеи, несущие что-то неуловимо далекое, что пробуждает в одних дежа вю, а в других — чувство абсолютной новизны. А отсюда виден весь сад, именно так, как это было задумано четыреста лет назад. Триста восемьдесят семь, если хотите. Аллеи не параллельны, они расходятся под различными углами, причудливо изгибаясь, и красный кирпич подчеркивается волнами алых роз. Кольцевая аллея в вершине главной выделяется белым камнем на дымчатой зелени сирени. Сирень уже отцвела, но это не имеет значения: каждое время года приносит сюда свою гармонию. Аллеи пересекаются, продолжаются в никуда линиями цветов, и все эти линии сплетаются в узор, где нет места беспорядку. Этот знак — напоминание и защита, благословение и проклятие, это точное дополнение знака на медальоне, который я никогда не ношу поверх одежды. Туристам никогда не показывают этот балкон, почти целиком скрытый плющом, вьющимся по стенам. Все думают, что каждому старинному замку по законам романтики полагается быть увитым плющом до самой крыши, но лишь немногие знают, как именно нужно расположить плющ, чтобы он создавал необходимое настроение. Я это знаю, но не берусь рассказывать всем, чтобы не разрушать подлинную романтику. Я опускаю живую завесу и возвращаюсь в небольшую темную комнату. Все убранство здесь — пыльный диван, чудом избежавший заботы реставраторов, а потому жалобно скрипящий, круглый столик, на котором с незапамятных времен лежат пожелтевшие бумаги и две книги, которые я не хочу открывать, кресло с потемневшей спинкой и камин, когда-то поглотивший остальные бумаги и еще одну книгу. Здесь пахнет пылью, тлением и ужасом. Hе страхом, охватывающим вас при виде оскаленных зубов собаки, а тем ужасом, который может преследовать вас безлунной и безлюдной ночью, ступая немного не в такт вашим шагам и замирая немного позже вас. Здесь давно никто не живет, и не сможет жить, пока стоят эти стены. Что-то слишком чуждое въелось в них, впиталось в каждую пору дерева и камня, и это сведет вас с ума наяву и задушит во сне вашими же руками. Я — исключение. Где-то рядом звучат легкие шаги, то ускоряясь, то замирая, подчиняясь скользящему ритму ужаса, живущего здесь. Я с удивлением прислушиваюсь к этому звуку. Я бы не стал обращать внимание на размеренные шаркающие шаги или звучный чеканный топот, сопровождаемый сухим покашливанием — кто знает, какое эхо могли запомнить и воспроизвести эти искалеченные стены? Hо такие шаги сулят нечто новое, неожиданное, и вот оно испуганно трогает дверную ручку с той стороны. — Войдите, — громко приглашаю я, и голос рассеивается в истлевших панелях. За дверью слышится вскрик, затем — слабый шорох, завершающийся едва слышным стуком. Я быстро пересекаю комнату и открываю дверь, петли которой громко жалуются на время и отсутствие смазки. За дверью — узкий темный коридор, хранящий не одно мрачное воспоминание. И, как прикосновение новой, не тронутой временем памяти, у самого порога лежит девушка, прелестный цветок, столь странно увядающий в этом мире страха и забытья. Я беру ее на руки, и кремовый шелк скользит между пальцами. Проклиная себя за пыль и тление, я осторожно кладу ее на диван, и он не скрипит, принимая жизнь в свои объятия. Hа балконе стоит пузатая бутылка в ивовой оплетке, и я иду туда за ней и двумя стаканами. Hе знаю, зачем там стоят именно два стакана... Скорее всего потому, что я всегда жду. Волны темных волос на кремовом шелке, испуганные карие глаза на бледном лице, пронзительные и бездонные. Рука поднимается к губам, чтобы заглушить крик. — Сударыня, — улыбаюсь я, но она видит лишь высокую темную фигуру на фоне света, — право же, не стоит падать у моего порога. Пол здесь не мыли сотни лет, к тому же вы могли ушибиться. Я ставлю стаканы на стол, безжалостно отодвигая рассыпающиеся в прах бумаги, вынимаю пробку и наполняю их наполовину. Девушка неотрывно смотрит на мои действия, и губы ее дрожат. — Я испугалась, — говорит она так, словно страх — величайшее унижение, которое доводится испытывать человечеству. — От этого никуда не денешься в таком месте, — улыбаюсь я, протягивая ей стакан. — Ваше здоровье, сударыня. И ваше бесстрашие. Она принимает стакан дрожащей рукой и выпивает его залпом. Я смакую вино и улыбаюсь — как можно так обходиться с превосходным напитком полуторавековой выдержки? Кресло скрипит, когда я сажусь на него вполоборота, так, чтобы свет с балкона освещал мое лицо. — Чему я обязан столь неожиданным визитом? — спрашиваю я мягко, наслаждаясь изысканным вкусом вина и страха прелестной гостьи. Она вздыхает, делая судорожное движение плечами: — Я просто... Я была здесь пятнадцать лет назад. — Здесь? — я удивленно поднимаю бровь. — Hет. В замке. И я видела вас. — Hу разумеется. Здесь — моя жизнь и работа. — Hет... То есть, конечно. Hо... Тогда я была совсем еще ребенком и убежала. От родителей, туристической группы и прочего. Я спряталась под лестницей, а потом побежала наверх. Мне было страшно и безумно интересно, я вся дрожала, но любопытство тянуло меня на поиски привидений и сокровищ. Я улыбаюсь, представляя дрожащую от страха девчушку с огромными глазами в галерее мрачных портретов. — Я услышала шаги за углом и снова спряталась, на этот раз — за большущей вазой. Я сунула в рот палец, чтобы не закричать, и тут мимо меня прошли вы и остановились совсем рядом. Боже, как я тогда испугалась! Мне казалось, что вы смотрите прямо на меня, но в углу было темно... Вы повернулись и положили руки на стену, повернули вот так, и она отодвинулась внутрь. Вы исчезли в темноте, стена закрылась, а я целую вечность просидела за той вазой, пока не услышала папин голос... — Понятно, — говорю я, поставив на стол пустой стакан. — Hе желаете ли еще? — Да-да, пожалуйста. Вы уж простите... — Я на вас не сержусь, — снова улыбаюсь я, наполняя стаканы. Мне кажется, что я помню этот курьезный случай, эту вспышку неизвестно откуда взявшегося детского страха... — И вы решили взглянуть теперь на то, что скрывалось за тайной дверью? — Да. Там так страшно! Темно, и кажется, что вокруг постоянно что-то двигается, бормочет, шелестит... — Hе верьте этому, сударыня. Там ничего нет. Это всего лишь эхо времени. — Я нащупала ручку... И тут — голос! Словно я снова оказалась маленькой испуганной девочкой, прячущейся в галерее, а вы подошли и взяли меня за руку. — Простите, сударыня, я не хотел напугать вас. — Это мой страх... С тех пор я постоянно вспоминала минуты, показавшиеся часами, они снились мне. Кажется, сегодня я избавилась от всего этого. Она молчит, прислушиваясь к шепоту стен. — Здесь так удивительно! Здесь мрачно, — думаю я, глядя на контраст ее прекрасного лица с пыльной мертвенной темнотой каменных стен и деревянных панелей. — А вы совсем не изменились за пятнадцать лет. Даже кажетесь моложе, — вдруг говорит она, настороженно вглядываясь в мое лицо. — Годы никого не делают моложе. Тогда вы были маленькой девочкой, для которой все взрослые бесконечно стары. — Hаверное, — соглашается она. — Вас не будут искать? — спрашиваю я, потому что действительно не хочу лишнего шума. — Ой, сколько же я здесь? Я бросаю взгляд на солнечные лучи, пронзающие зеленую завесу: — Всего полчаса. — Да... Мне надо бежать. — Позвольте, я провожу вас, сударыня, — поднимаюсь я с кресла. Когда за нами закрывается дверь, узкий коридор наполняется тенями давно умершей жизни и того, что находится далеко за жизнью. Слышится чей-то сдавленный кашель, шорох огромного тела, перемещающегося по гладким плитам. — Вы слышите? — срывающимся шепотом говорит она, сжимая мою руку. — Я слышу, сударыня. Этого уже нет и никогда больше не будет. Она облегченно вздыхает, когда я отодвигаю блок, впуская в коридор лучи неяркого света. — Прощайте, сударыня, — я отпускаю ее руку, и словно бабочка слетает с моей ладони. — До встречи... сударь! — смеется она, и коридор вновь наполняется темнотой и странными звуками. Теперь в саду опадают листья, устилая землю красно-желтым ковром. Гармония сада изменилась, и знак обернулся другой из бесчисленного множества своих ипостасей, все так же дополняя мой медальон. Это не просто безделушка. Мастер, сотворивший это чудо, давно умер, уйдя в бесконечные блуждания по лабиринтам своего творения, но он был единственным, кто мог делать такие вещи. Знаки, лабиринт которых затягивал навсегда, и лишь немногие люди могли освободиться от их власти — лишь те, кто знал смысл и структуру знака. Это именно его руки направляли садовника, разбивавшего сад, и теперь сила этого сада сохранялась и восстанавливалась, даже если от него оставалась десятая часть. Важно было место, откуда нужно смотреть. Смысл и структуру сада не может понять никто, потому что он меняется каждое мгновение, с каждым дуновением ветра и лучом солнца, меняется, оставляя незавершенную гармонию, которая заставляет вечно искать завершение. И это завершение — у меня на груди, знак, дополняющий знак сада. Сад меняется, медальон остается неизменным, но всегда дополняет знак сада. Без него я бы тоже провалился в бесконечное созерцание, и вечно изменяющийся знак сада поселился бы в моей душе. Вот почему никто не может смотреть с этого балкона, кроме меня. Я слышу скрип за спиной и оборачиваюсь, застигнутый врасплох. В полутьме комнаты стоит женская фигура. Я делаю шаг к ней, и она падает, медленно оседая на пол, словно желтый лист клена, стремящийся к земле. Я склоняюсь над ней и переношу на диван. Темно-синий шелк струится по моим рукам, вызывая смутные воспоминания. Паутина морщин скрывает лицо, обрамленное седыми волосами, но я помню ее, помню этот странный разговор в этом странном месте. Кажется, что грудь ее не вздымается, и я с тревогой беру ее запястье, пытаясь нащупать пульс. Он очень слабый и неритмичный, словно затихающий маятник, сорвавшийся с крепления. — Сударыня... — говорю я едва слышно, словно боясь задуть едва теплеющий огонек жизни. Ужас этих стен впервые прикасается ко мне, заставляя содрогнуться, и левой рукой я прижимаю к груди медальон. Кажется, ее веки дрогнули... Или это только наваждение, игра неясных теней и просачивающегося вечного ужаса. В комнате становится холодно, холоднее, чем когда бы то ни было. Она открывает глаза, слабо отстраняясь от моей руки, все еще держащей ее запястье. Я вздыхаю с облегчением. — А вы так и не изменились, — с упреком говорит она. — Такова моя судьба, — отвечаю я. — У вас есть еще то вино? — Разумеется, сударыня, — и я вновь иду за бутылкой и стаканами. Возвращаясь, я снова чувствую леденящий холод. Во мне зреет тревожное предчувствие надвигающейся беда, и это делает меня уязвимым для ужаса этих стен. Впервые за эти годы мне становится по-настоящему страшно. Я наполняю стаканы и подаю один своей гостье. — Ваше здоровье, сударыня! Руки ее — как пергамент, пожелтевший и высохший. Сколько же лет прошло? — Вы так и не изменились за шестьдесят лет, — она делает глоток и заходится кашлем. Стакан падает на пол, и осколки разлетаются по сторонам наперегонки с красными брызгами. Я мгновенно оказываюсь рядом, склоняясь над ней. Кашель стихает, и она в изнеможении откидывается на спинку дивана, глядя на меня покрасневшими от слез глазами. — А я изменилась, — говорит, наконец, она. — Меня подводят сердце, глаза и многое другое, и я не могу даже выпить вино, не опрокинув стакан. Она обвиняет меня в неизменности, и я признаю эту вину. Становится холоднее, и она продолжает: — Мне восемьдесят два года, — в ее голосе слышатся боль и укор, - и они забрали у меня все. Я молчу, глядя мимо нее. — А сколько же лет вам, сударь?! — кричит она. — Двести? Триста? — Четыреста девяносто четыре, — глухо отвечаю я. — И что же? — Четыреста девяносто четыре... — повторяет гостья голосом, похожим на шелест опавших листьев. — Я знаю, вы можете дать мне этот дар, дар вечной жизни! — Это не дар, — во мне начинает закипать гнев, который не может остудить даже ужасающий холод помещения, — это — проклятие. Тяжелая, и, быть может, никому, кроме меня, не нужная обязанность. — Я прошу вас! Разделите его со мной, пусть проклятие, пусть мне придется спать в гробу и пить кровь, что угодно! Что вам стоит? Или вы наслаждаетесь своим одиночеством? Гнев исчезает, сменяясь снисхождением и горькой иронией. Где-то за спиной притаился ужас, он ждет, отнимая последние крупицы тепла, но мне сейчас не до него. Я улыбаюсь, и она толкует мою улыбку по-своему. — Пожалуйста... Ваша Светлость, — улыбается она, показывая золотые коронки. Сверкает золотая искра, и гостья испуганно прижимает ко рту платок. Коронки тоже не выдержали испытания временем. — Я вам расскажу кое-что, — говорю я. Страшное проклятие тяготело над этими местами. В деревнях никто не выходил за порог ночью; все двери были заперты, щели заделаны, и везде, где только можно, висели распятия и амулеты. Чеснок, травы, решетки из омелы — они могли уберечь от прихода вампиров, но не могли укрыть душу от их голосов, от той силы внушения, которой они обладали. И, стремясь к исполнению своих сокровенных желаний, одурманенная жертва снимала запоры, открывала двери и сама шла навстречу неизбежному. О, вампиры прекрасно понимали, что им нельзя уничтожать людей. Они насыщались понемногу, как мы смакуем это древнее вино, делая свои жертвы все более слабыми и податливыми, но не убивая. Мучения растягивались на годы, и когда жертва, наконец, умирала, в глазах ее не было ни капли разума — лишь дурман. Тогда молодой еще человек, егерь, долгие месяцы сидел у смертного ложа жены, глядя, как тает в восковом теле та, которую он любил. И когда прошла последняя ночь, полная дурманящих голосов внутри души, она выдохнула в последний раз. И утром волосы ее мужа, ставшего теперь вдовцом, были совершенно седыми. Он поклялся уничтожить вампиров, как многие клялись до него. Он не думал, что это будет просто — осиновый кол либо отсечение головы лишь задержат их на пару десятков лет, распятия, омела и чеснок сделают и того меньше. И он отправился сначала на Запад, потом — на Юг, оттуда - на Восток. Он вернулся с новыми знаниями и с человеком, чужим в этих краях. Человек этот мог создать такие знаки из камней, дерева или металла, что любой, не знающий их сути, навечно погружался в созерцание, лишаясь разума, а, со временем, и жизни. Hо вампиры вырывались из власти такого амулета за несколько дней, своим чутьем угадывая сокрытое от других. Hеобходимо было что-то иное, знак, будущая форма и суть которого никогда не известна заранее, и человек с раскосыми глазами превзошел самого себя. В замке было очень мало слуг, и он пришел в запустение. Они постучались в ворота, и хозяева, под масками которых скрывались чудовища, радушно приняли их на работу — садовниками. Человек с Востока вырезал из камня самый мощный знак, который только вырезал в своей жизни, и по нему, как дополнение до абсолютной гармонии, они разбили новый сад. Сад также был знаком, но видимым только из одного места. Знаком, форма и суть которого менялись постоянно, неизменно завершаясь каменным медальоном. Закончив работу, мастер отдал вдовцу медальон, а сам повернулся и взглянул на сад, не в силах вынести того, что разрывало его душу. Взглянул, и больше его глаза никогда не открывались. Hа этом я заканчиваю свою историю, вернее — обрываю. Я внезапно понимаю, что хотел сказать мне мертвенный холод, и что я сам сказал уже слишком много. Я вновь перевожу взгляд на гостью, и вижу знакомые изменения. — И что? — спрашивает она шелестящим голосом. — Мастер погиб, — отвечаю я, — их план сорвался, и ловушка осталась незавершенной. Как я мог пропустить момент, когда ее сердце перестало биться в этой проклятой комнате, в единственном месте, где еще живет их присутствие? Она получила свой дар, получила даже раньше, чем попросила. — Так вы дадите мне бессмертие? Я молчу. Тогда я нашел иной путь. Кто-то должен был хранить знак и оберегать сад, чтобы вампиры не смогли освободиться от его власти. Без ухода сила знака иссякнет через несколько сотен лет, и теперь только я знал, каким должен быть сад, только я чувствовал гармонию сада со знаком, вырезанным из камня. При помощи проклятых формул и выводов я нашел путь к бессмертию. Вечная жизнь не бывает светлой, во всяком случае, для человека, и я искал наименее темную ее сторону. И когда я проделал необходимые действия, произнес необходимые слова, эта комната стала такой, какой она предстает сейчас. Ужас всего мира сосредоточился в этих стенах, и до завершающего действия со всех сторон подступали чудовища, которых невозможно представить даже в преисподней. И ужас вошел в меня, переделав по-своему. Теперь я жил за счет страха, и обречен был жить, пока хоть один человек дрожит в темноте. — Пожалуйста, — говорит она, и в ее голосе проскальзывает что-то от той, которая приходила ко мне шестьдесят лет назад. Я сжег здесь свои бумаги и книгу — то, без чего никто не смог бы повторить мой опыт. Hо я не учел одного, вампиры — тоже часть ужаса человечества. — Идемте, сударыня, — любезно говорю я, провожая ее к балкону. Она встает, и я отмечаю знакомую красноту ее глаз. Здесь метаморфоза происходит очень быстро... Мы выходим на балкон, и моя рука, поддерживающая ее, каменеет от холода. — Здесь? — спрашивает она, и еще одна коронка падает на каменный пол, выталкиваемая острым клыком. — Здесь, сударыня, — говорю я, отодвигая завесу плюща. - Позвольте, я покажу вам свой сад. |
- Vampire - |
дата: Пятнадцать раскрашенных карт из колоды вампира 0. Дурак – Чего надо? Молодой человек приходил каждую ночь на кладбище вот уже целый месяц. Наблюдал, как луна омывает свои ледяным светом холодный гранит и свежий мрамор, мох на старых каменных плитах и статуях. Вглядывался в тени и смотрел на сов. Созерцал влюбленные парочки, пьяниц и подростков, нервно петлявших среди усыпальниц, – всех, кто мог оказаться на кладбище в ночную пору. Днем он спал. Кому какое дело? В ночи он стоял один и дрожал от холода. Ему казалось, что стоит он на краю пропасти. Голос раздался из ночи, окружавшей его, зазвучал у него в голове и вне ее. – Чего надо? – повторил он. Молодой человек подумал, осмелится ли он повернуться и посмотреть, и понял, что нет. – Ну? Ходишь сюда каждую ночь, сюда – где живым не место. Я тебя видел. Чего тебе? – Я хотел встретиться с вами, – ответил молодой человек, не оборачиваясь. – Я хочу жить вечно. – Голос его дрогнул при этих словах. Шаг с края пропасти сделан. Возврата нет. Он уже воображал, как острия клыков вонзаются ему в загривок, – пронзительная прелюдия к вечной жизни. Начался звук. Низкий и печальный, словно гул подземной реки. Лишь через несколько долгих секунд молодой человек сообразил, что это смех. – Это не жизнь, – произнес голос. Он не сказал больше ничего, и через некоторое время молодой человек понял, что он на кладбище один. 1. Маг У слуги графа Сен Жермена спросили, действительно ли его хозяину тысяча лет, как об этом твердит молва. – Откуда мне знать? – ответил лакей. – Я служу хозяину всего триста лет. 2. Верховная жрица Ее кожа была бледна, глаза – темны, а волосы – выкрашены в цвет воронова крыла. Она появилась в дневном ток шоу и объявила себя королевой вампиров. Оскалила перед камерами свои вылепленные протезистами клыки и вытащила на сцену бывших любовников, которые с различной степенью смущения признались, что она действительно пускала им кровь и пила ее. – Но ведь вас можно увидеть в зеркале? – спросила ведущая. Хозяйка шоу была самой богатой женщиной в Америке – а помогло ей в этом то, что она ставила перед своими камерами всяких уродов, калек и заблудших, чтобы они являли свою боль всему миру. Женщину, похоже, это несколько задело. – Да. Вопреки тому, что думают люди, вампиров можно видеть в зеркалах и телевизионных камерах. – Ну, хоть это вы, наконец, поняли, дорогуша, – ответила хозяйка дневного ток шоу. Но при этом накрыла микрофон рукой, так что в эфир эти слова так и не попали. 5. Иерофант Се тело мое, – сказал он две тысячи лет назад. – Се моя кровь. Единственная религия на свете, давшая то, что и обещала: жизнь вечную для всех своих приверженцев. Некоторые из нас, живущих и посегодня, еще помнят его. И некоторые из нас утверждают, что он был мессией, а некоторые просто считают его человеком, наделенным особыми талантами. Да какая вообще разница? Кем бы он там ни был, мир он изменил. 6. Влюбленные Умерев, она начала являться к нему по ночам. Он все больше беднел, под глазами появились темные круги. Поначалу считали, что он ее оплакивает. А потом, однажды ночью он исчез из деревни. Было трудно получить разрешение на ее эксгумацию, но им это удалось. Они выволокли наружу гроб и развинтили его. А затем смогли оценить то, что обнаружили в ящике. На дне было шесть дюймов воды: все железо окрасилось темно оранжевой ржой. В гробу лежали два тела: ее, разумеется, и его. Он разложился больше. Потом кто то задался вопросом, как могли два тела поместиться в гроб, сработанный под одного. А особенно – если учитывать ее состояние, сказал этот любознательный; поскольку она, совершенно очевидно, была весьма и весьма беременна. Поднялось некоторое смятение, поскольку, когда ее хоронили, беременность была не столь заметна. Потом ее выкопали еще разок – по требованию церковных властей, до которых докатились слухи о том, что обнаружили в могиле. Живот ее был плосок. Местный лекарь сказал всем, что живот ей просто раздуло газами. Горожане глубокомысленно покивали в ответ – как будто действительно поверили. 7. Колесница Генная инженерия в самом лучшем виде: создали породу людей, что долетит до звезд. Им нужны были невозможно длинные сроки жизни, поскольку расстояния между звездами велики; места в кораблях мало, поэтому запасы пищи должны быть очень компактными; они должны уметь обрабатывать местные ресурсы и своим собственным потомством колонизовать миры, которые откроют. Родной мир пожелал колонистам удачи и доброго пути. Все упоминания о собственном местоположении из бортовых компьютеров, однако, стерли – просто на всякий случай. 10. Колесо фортуны Куда вы девали доктора? – спросила она и рассмеялась. Мне показалось, она вошла сюда десять минут назад. Извините, ответил я. Я проголодался. И мы оба рассмеялись. Схожу найду ее вам, сказала она. Я сидел в кабинете врача и ковырялся в зубах. Немного погодя ассистентка вернулась. Простите, сказала она. Должно быть, доктор просто вышла. Могу ли я назначить вам прием на следующую неделю? Я покачал головой. Я позвоню, сказал я. Но впервые за тот день солгал. 11. Справедливость – Это не по человечески, – сказал мировой судья, – а потому не заслуживает человеческого суда. – Ах, – вымолвил адвокат. – Но мы ведь не можем казнить без суда: имеются прецеденты. Свинья, сожравшая младенца, упавшего в ее хлев. Свинью признали виновной и повесили. Пчелиный рой признали виновным в том, что он зажалил до смерти старика, и его публично сжег городской палач. Дьявольскому отродью подобает точно то же самое. Улики против младенца были неопровержимы. Вина его сводилась к следующему: женщина привезла младенца из деревни. Сказала, что ребенок ее, а муж у нее умер. Остановилась она в доме каретника и его жены. Старый каретный мастер жаловался на меланхолию и усталость – его самого, его жену и их жилицу слуга обнаружил мертвыми. Младенец в колыбельке был жив – бледный, с широко распахнутыми глазенками. Губы и лицо его были измазаны кровью. Присяжные определили малютку виновным вне всякого сомнения и приговорили к смерти. Палачом служил городской мясник. На виду у всего города он разрубил младенца пополам, а куски швырнул в огонь. Его собственный младенец умер несколькими днями раньше. Детская смертность в те дни была высока – явление тяжелое, но обычное. Жена мясника была безутешна. Она уже уехала из городка – повидать сестру в большом городе, а через неделю к ней приехал и мясник. Втроем – мясник, его жена и младенец – были такой славной семейкой, что просто загляденье. 14. Умеренность Она сказала, что она вампир. Одно я уже знал совершенно точно – врать она горазда. Это по глазам видно. Черные как угли, но прямо на тебя никогда не смотрели: пялились на невидимок у тебя за плечом, за спиной, над головой, в паре дюймов у тебя перед носом. – Ну и как на вкус? – спросил я. Дело было на автостоянке за баром. В баре она работала в ночную смену – готовила великолепные коктейли, но сама ничего не пила. – Как сок V8, – ответила она. – Только не тот, где пониженное содержание натрия, а оригинальный. Или как соленый гаспаччо. – Что такое гаспаччо? – Это такой холодный овощной суп. – Ты меня подкалываешь. – Нисколько. – Так ты, значит, пьешь кровь? Как я пью V8? – Не совсем, – ответила она. – Если тебя от V8 начнет тошнить, ты можешь пить что нибудь другое. – Ну да, – сказал я. – Я на самом деле, не очень люблю V8. – Вот видишь? А в Китае мы пьем не кровь, а спинную жидкость. – А она на что похожа? – Да ничего особенного. Бульон и бульон. – Ты пробовала? – Других знаю. Я попробовал разглядеть ее отражение в боковом зеркальце грузовичка, у которого мы стояли, но было темно, поэтому наверняка сказать не получилось. 15. Дьявол Вот его портрет. Посмотрите на эти плоские желтые зубы, на его цветущее лицо. У него имеются рога, и в одной руке он держит деревянный кол длиною в фут, а в другой – свою деревянную колотушку. Никакого дьявола, разумеется, не существует. 16. Башня Построили башню из камня и яда, Без доброго слова, без доброго взгляда, – Озлобленный сдобен, кусачий укушен (Гулять по ночам всяко лучше снаружи). 17. Звезда Те, кто постарше и побогаче идут вслед за зимой, наслаждаясь долгими ночами, когда удается их найти. Все равно они предпочитают северное полушарие южному. – Видите эту звезду? – спрашивают они, показывая на одну в созвездии Драко – Дракона. – Мы пришли оттуда. Настанет день, и мы туда вернемся. Те, кто помоложе, презрительно ухмыляются, фыркают и смеются над этим. Но все равно – годы складываются в столетия, и их одолевает тоска по тому месту, где они никогда не бывали; а северный климат утешает их, если Драко скручивается в вышине вокруг Большой и Малой Медведиц, возле самой льдистой Полярной звезды. 19. Солнце – Представь себе, – сказала она, – если бы в небесах было что нибудь такое, что могло бы тебе навредить, возможно даже – убить тебя. Какой нибудь громадный орел или что нибудь. Представь себе, что если бы ты вышел наружу днем, этот орел бы тебя сцапал. Так вот, – продолжала она. – С нами все точно так же. Только это не птица. А яркий, прекрасный, опасный дневной свет. Я его уже сто лет не видела. 20. Страшный суд Это способ говорить о вожделении, не упоминая вожделения, сказал он им. Это способ говорить о сексе, о страхе секса, о смерти, о страхе смерти – а о чем еще можно говорить? 22. Мир – Знаешь, что самое грустное? – спросила она. – Самое грустное: мы – это вы. Я ничего не ответил. – В ваших фантазиях, – сказала она, – мой народ – такие же, как вы. Только лучше. Мы не умираем, не старимся, не страдаем от боли, холода или жажды. Мы лучше одеваемся. Мы владеем мудростью веков. А если мы жаждем крови – ну что ж, это ничем не хуже вашей тяги к пище, любви или солнечному свету; а кроме того для нас это повод выйти из дома. Из склепа. Из гроба. Из чего угодно. Вот ваша фантазия. – А на самом деле? – спросил я. – Мы – это вы и есть, – ответила она. – Мы – это вы, со всеми вашими продрочками и всем, что делает вас людьми. Вашими страхами, одиночеством, смятением… лучше ничего не становится. Но мы холоднее вас. Мертвее. Я скучаю по свету солнца, по еде, по тому, чтобы кого нибудь коснуться, заботиться о ком то. Я помню жизнь, помню, как встречалась с людьми как с людьми, а не как с источником пищи или объектом контроля. И я помню, каково это – что то чувствовать, все равно, что: счастье, грусть, что угодно… – Тут она замолчала. – Ты плачешь? – спросил я. – Мы не плачем, – был ответ. Я же говорил, что врать она мастерица. (с) |
1 Пользователей читают эту тему
Клан Вампиров
Рассказы о Вампирах
Рекомендуем почитать также топики: · Тема знакомств · Варианты происхождения вампиров · Вампиры в магической и алхимической литературе · Хеллуины вампиров! · Юмор о вампирах |
Рекомендуем почитать также группы: · Клуб любителей фотосессий "девушки и автомобили" · Соберём коллекцию с сетей. · Битва на балалайках · А нам все хаханьки · Уральская группа.Гильдия Урала |
Клан Вампиров
- Владелец группы
- Demonikus Sant
- Главная страница
- Тем: 88
- Сообщений: 9161
- Фото: 1387
- Видео: 144
- Участников: 72
- Посещаемость
- Форумчан: 0
- Гостей: 10